ЗАТМЕНИЕ
Ярославский живописец Федор Вячеславович Новохижин приехал в Ростов на этюды. Не в Ростов-на-Дону, а в скромный, застенчивый Ростов Ярославский, что исстари и по справедливости зовут, однако ж, Великим. За неслыханную красоту его каменного полукружья с кремлем посредине, за архитектурное чудо его многоглавых соборов, его теремов и башен, за славу его колоколов, за богатство его истории, уходящей в глубь тысячелетий.
К художникам здесь привыкли, особенно в летний сезон: куда ни посмотришь — всюду человек за мольбертом, или с ящичком на коленях, или просто с альбомом в руках. Как раз было лето, середина дня, народ толпился у автовокзала, прохожие заполнили улицы — одни спешили на работу после обеденного перерыва, другие просто гуляли, любуясь окружающей красотой.
И только компания молодых людей — Грызухин, Орлов, Голубев, Арбузов и Журавлев — никуда не спешила и ничем не любовалась. Пятеро дружков сидели на лужайке в «обществе» опорожненных бутылок и никак не могли придумать, чем бы себя занять. Хмель развязал языки, руки чесались, хотелось что-то делать, проявить себя, показать свою удаль и силу, а мимо шел Новохижин и еще его дочь, Лена, семнадцати лет, тоже будущая художница, пока же ученица художественного училища. Так и получилось, что жертвами стали они — случайно подвернувшиеся под руку люди.
Что-то им крикнули — похабное, вздорное, и отец ответил, всего больше стыдясь того, что в его присутствии грязную брань слышит дочь. «Если выпили, то ведите себя тихо», — только и сказал он, но и этого было достаточно, чтобы у пьяной компании наконец-то появилось д е л о.
Трое подбежали к Новохижину, дернули за рукав, кто-то ругнулся, кто-то стал размахивать кулаками. Новохижин крикнул: «Не приставайте!» — и тут же получил удар в лицо.
Разумнее, пожалуй, было броситься наутек, не искушая судьбу, не подвергаясь риску. Спасать дочь и себя. Но в такие минуты трудно оставаться разумным, некогда холодно взвешивать «за» и «против». Поступаешь так, как учит тебя твой жизненный опыт, твои нравственные принципы, твоя человеческая индивидуальность, которая одним повелевает бежать подальше от зла, а другим, наоборот, — давать ему бой, не думая о последствиях.
Парень — тот, кто ударил, — кинулся прочь, стараясь уйти от людного места. Новохижин — за ним. Сорокачетырехлетнему мужчине трудно тягаться с двадцатилетним. Он поотстал. Но не отстал хулиган: ему хотелось скандала. Увидев, что Новохижин остановился, он вернулся…
Опустим детали события, которое на языке закона именуется хулиганством. Скажем лишь вот что: пятеро пьяных парней избили художника. Они свалили его наземь, и последнее, что он слышал, теряя сознание, — истошный крик: «Папа, они тебя убьют!»
Но они его не убили. Один из прохожих схватил вовремя руку преступника, занесшего нож над поверженной жертвой, и этого было достаточно, чтобы пятерых «смельчаков» тут же сдуло как ветром. Нож вонзился в ладонь незнакомца, и его кровь пролилась на того, чью жизнь, возможно, он спас.
Новохижин очнулся. Преступников след простыл. Спасителя не было тоже. Только плакала дочь и собрались люди.
…До милиции Новохижин добрался сам. Его шатало, но все-таки ноги повиновались, и он дошел пешком: было недалеко. Он не знал еще, что у него сотрясение мозга и что больше месяца ему предстоит оставаться в постели. Тупо ныла голова, заплыл один глаз, от боли в боку хотелось кричать. «Ничего, — сказал он Лене, — пройдет. К врачу потом. Сначала — в милицию, чтоб хулиганы не скрылись».
А хулиганы и не скрывались. Когда милицейский патруль прибыл на место преступления, они преспокойно собирали пустые бутылки: жаль было расставаться с добром, которое как-никак стоит двенадцать копеек штука.
— Вон те парни! — крикнула Лена.
— А-а! — протянул лейтенант милиции, и снисходительная улыбка на мгновенье осветила его лицо. — Все ясно… Подойди, Саня…
В Сане Новохижин узнал зачинщика, который нанес первый удар. Рядом был и другой — сваливший с ног и замахнувшийся ножом…
В милицейской машине Саня испуганно бормотал: «В чем дело? В чем дело?» Его приятель, развалившись по-домашнему на сиденье, с ухмылкой спросил: «Ну как, папочка? Все еще жив?»
Вот рассказ и окончен. Преступники пойманы, заведено дело, скоро последует приговор.
Но скоро он не последует. Неизвестно даже, последует ли вообще. Преступление совершено 22 августа. А 30 октября дело прекращено. «За совершенные Орловым и Грызухиным действия они подлежат привлечению к уголовной ответственности. Но, учитывая, что они оба ранее не судимы, являются курсантами автошколы, откуда имеют положительные характеристики, считаю, что они могут быть исправлены мерами общественного воздействия». Так считает следователь, юрист первого класса, а советник юстиции, прокурор района, полностью с ним согласен.
Но согласен ли потерпевший? По закону следствие обязано узнать и его мнение. По закону оно обязано сообщить ему, что́ считает следователь, дабы мог он в течение пяти дней изложить и свои аргументы. Подать жалобу. Объяснить, почему он считает иначе.
Не раз и не два Новохижин обращался в милицию, в прокуратуру: что с делом? Назначен ли суд? Ответа не было. Не получил его и Союз художников. Не удостоился ответов и Художественный фонд: он заплатил Новохижину деньги по больничному листу и, руководствуясь законом, хотел расходы возложить на виновных.
Лишь год спустя следователь решил ответить. Отрывок из присланного им постановления годичной давности я цитировал выше.
Сразу же возникает несколько вопросов. Куда делся человек, который спас Новохижина? Личность его установлена, фамилия тоже: Воронцов. Признан ли он потерпевшим? Чужая кровь на теле и одежде Новохижина говорит сама за себя, тем более что установлено: это н е кровь хулиганов, ибо никаких ранений они не получили. Если избивали Новохижина пятеро, то почему «подлежат привлечению» только двое? Если эти двое так «положительны», то что же заставило их избить случайного прохожего? Какие меры общественного воздействия к ним применили? Оправдалась ли надежда следствия на эти меры? Полтора года — достаточный срок, чтобы судить, допущена ли ошибка.
Вопросы эти, по крайней мере два последних, принято называть риторическими. Потому что ответы на них я знаю. Никаких мер общественного воздействия к хулиганам не применили. «Материалы на Орлова и Грызухина направить в товарищеский суд автошколы…» — сказано в постановлении следователя. В н е с у щ е с т в у ю щ и й товарищеский суд, — добавлю я. Несуществующий — ибо в автошколе его не было и нет. И следователь не может этого не знать. Как не может не знать и того, что дело о причинении телесных повреждений такой тяжести (именно за это и привлекли сначала к ответственности участников избиения) в товарищеский суд передать нельзя. Даже если бы он в автошколе и был.
…Об Орлове поговорим потом, Грызухин — фигура куда более интересная. Это он ухмылялся: «Папочка, все еще жив?!» Это он был кум королю в милицейской машине.
Вот каков он, «кум королю»:
16 марта. В электричке, будучи пьяным, бранился, избил пассажира, разбил два стекла. Оштрафован на 25 рублей — за «мелкое хулиганство».
22 августа. Избил художника Новохижина. Признан «положительным», хотя и нуждающимся «в общественном воздействии».
8 сентября (дело об избиении художника еще ведется, еще не прекращено, еще не выдана положительная аттестация в автошколе!). Избил гражданина Соколова. Следователь отказывается приобщить к делу материалы об этом хулиганстве и отправляет их обратно в милицию. Материалы затеряны. Единственное, что осталось, — копия сопроводительной бумаги, с которой они отосланы в милицию.
2 декабря (в это время Грызухина уже вроде бы воспитывает общественность). Валялся на улице мертвецки пьяным. Отправлен в вытрезвитель.
10 декабря. См. «хронику» за 2 декабря.
Не проходит и трех месяцев…
2 марта. Дома устроил дебош, бранился, ломал вещи, цинично обидел сестру. По заявлению матери привлечен к ответственности за мелкое хулиганство. «Получил» 15 суток.
7 апреля. Вместе со своими приятелями избил гражданина Смекалова. У хулиганов отняли нож (опять нож!). В возбуждении уголовного дела отказано.
9 мая. Участвовал в избиении приехавших на гастроли артистов цирка. При задержании «оказал работникам милиции сопротивление, сопряженное с насилием». После почти трехмесячной волокиты дело следователем прекращено «за отсутствием в действиях Грызухина состава преступления».
8 сентября. На грибном пункте, повздорив с приемщиком, «учинил скандал и оказал неповиновение работникам милиции». Разумеется, «находился в нетрезвом состоянии». За «мелкое хулиганство» подвергнут аресту на 10 суток.
25 сентября. Очередной скандал дома. Избил отца. Расследование не велось: «семейное дело»…
Хватит, однако… Поставим точку. Список получается слишком уж длинным. Уныло однообразным. Подсчитаем: из десяти эпизодов, перечисленных мною, восемь произошло п о с л е того, как был избит Новохижин. Подсчитаем это и запомним.
Любой юрист, ознакомившись с «послужным списком» Грызухина, без труда обнаружит грубейшее нарушение закона. Человек, в течение года совершивший повторное мелкое хулиганство, должен быть предан суду по части 1 ст. 206 Уголовного кодекса — то есть за хулиганство вовсе не мелкое. Поскольку 16 марта Грызухин оштрафован на 25 рублей, то совершенное им 2 марта следующего года а в т о м а т и ч е с к и влечет за собой ответственность в уголовном порядке.
Я подчеркиваю это лишь для того, чтобы показать, как в стремлении избавить Грызухина от ответственности пошли даже на прямое нарушение закона.
Чем же их так он пленил, уважаемых следователей, уважаемых блюстителей порядка, уважаемых борцов за законность, — чем он их все же пленил, этот молодой дебошир, развязный и наглый, уверенный в своей безнаказанности и дерзко бросивший вызов окружающим людям? Не за красивые же глаза то одни, то другие должностные лица с удивительным постоянством отводили от него руку правосудия каждый раз, когда она по всем нравственным и юридическим законам должна была весомо опуститься на его плечи.