В 1963 году состояние дерева было значительно хуже, чем в 1940 году. Вновь были вызваны специалисты-ботаники. Было решено расширить приствольный круг дерева, производить регулярную поливку почвы, авиаопыление химическими препаратами, вносить в землю питательные вещества. Но всё это мало помогало.
Весною 1965 года состояние ели ухудшилось еще более. На кору налетели дятлы — предвестники смерти. Они стали быстро снимать с дерева его одежды.
Воспользовавшись присутствием в заповеднике О. А. Катаева — научного сотрудника кафедры энтомологии Лесотехнической академии, мы созвали новый консилиум.
Окончательный диагноз был безнадежным — летальный исход болезни в ближайшие 1—2 месяца.
И вот пришел этот день — 15 мая. В Тригорском собрались сотрудники заповедника, лесники, рабочие. В последний раз дерево было сфотографировано. Началось его удаление и вскрытие. Вырыли большой котлован, вскрыли корни.
И тут пошли чудеса...
Просеивая землю, один из землекопов увидел мелькнувший маленький предмет, им оказалась серебряная «копейка» времен Ивана Грозного — монетка тех лет, когда на месте Тригорского парка был один из посадов города Воронича, монетка — свидетель нашествия на Псковщину польского короля Стефана Батория, предавшего полному разорению этот город-герой, задержавший на несколько дней рвущуюся к Пскову стотысячную польскую армию.
Нашли и еще монетку — медный трехкопеечник 1859 года, года смерти П. А. Осиповой, хозяйки Тригорского, заботливого друга ссыльного Пушкина...
Когда ствол был положен на землю, дерево тщательно измерили. Установлено: высота — 40,5 метра, диаметр — 110 сантиметров, высота прикрепления первого сука — 9,5 метра, протяженность капилляров в сторону ближайшего водоема — 35,5 метра, ширина кроны — 30 метров.
Когда-то ветви дерева склонялись шатром до земли, поэтому хозяева Тригорского и дали ему название «ель-шатер».
В непогоду и от палящего летнего солнца оно могло укрыть сразу полсотни гостей...
Сделав первый от комля запил, стали считать количество годовых колец. В книгах, каталоге и путеводителях по Тригорскому сообщалось, что знаменитой ели 300—350 лет. Но эта датировка была условной, не подкрепленной какими-нибудь документами. И вот настал момент, когда мы смогли узнать точную дату посадки дерева! Колец оказалось только... 143! Если предположить, что дерево было посажено в возрасте девяти лет (в таком возрасте обычно сажают ели в Северо-Западном крае, в таком возрасте и мы сажали ели в Михайловском в 1945—1946 годах на месте уничтоженных старых «ганнибаловских елей), то выходит, что «ель-шатер» была посажена в 1812 году!
При вскрытии ствола в теле дерева было обнаружено около пятидесяти металлических осколков. В тех местах, где застряли осколки, древесина посинела, окислилась и омертвела. Внутри ствола, на высоте двух метров от земли, оказалось заплывшее отверстие, сделанное 40—42 года тому назад (это подтверждается тоже количеством годовых колец) специальным буравом для определения возраста дерева (толщина бурава — полсантиметра).
Тот, кто пытался таким образом установить дату рождения дерева, не смог свою операцию довести до конца. Его бурав проник в глубину только на 15 сантиметров, причинив дереву несомненный вред.
Данные вскрытия показали, что корневая система дерева сильно поражена гнилью и короедами. Последние годы этот гигант существовал за счет живой заболони, толщина которой удивительно мала — полтора-два сантиметра! Вся остальная древесина оказалась абсолютно мертвой, высохшей.
После удаления ели земля, на которой она стояла, была продезинфицирована, хорошо полита водой и удобрена.
Решено было посадить на месте погибшего дерева молодое, родственное ему. Молодой саженец был взят рядом, в нескольких шагах от старой ели, где стоят дети и внуки ее, а около корней их — совсем молодая зеленая семья правнуков и праправнуков.
Сажали в канун дня рождения Пушкина. В его светлую память.
Молодое деревце хорошо прижилось и, даст бог, со временем вырастет большим, и будет красоваться, зеленью убранное, и рассказывать грядущим поколениям о своей знаменитой прабабке-красавице, современнице Пушкина.
Когда-то Тригорское украсило годы ссыльного поэта «весельем и грациями». Кто знает, может быть, именно «ель-шатер» навеяла ему образ одного из чудес в сказке о царе Салтане...
Там под елкою высокой Белка песенки поет...
Чудес в Тригорском много. Чудо-дуб у лукоморья, чудо «береза-седло», чудо святого Антония в Осиповском доме...
Когда проходишь мимо круглой площадки, где раньше стояла ель-великанша, а сегодня стоит молодая кокетливая елочка, живо представляешь себе Пушкина в кругу его молодых друзей. И память подсказывает тебе бессмертные строки поэта:
Но там и я свой след оставил,
Там, ветру в дар, на темну ель
Повесил звонкую свирель...
ДУБ ЗАВЕТНЫЙ НА ВОРОНИЧЕ
Пушкин любил подолгу рассматривать хранившиеся в древних храмах Воронича и Святогорья народные реликвии и святыни, вглядывался в черты древнего образа «Святогорской владычицы», ходил на народный обряд «уплытия ее на святой ладье в Псков». 17 июля 1826 года он сделал для себя об этом полузашифрованную пометку по-французски на листке бумаги...
А реликвий повсюду было много. Свято хранил народ знамена и хоругви, с которыми ворончане вместе с псковскими стрельцами шли в бой против разбойных ратей, приходивших с западного рубежа на их землю, чтобы полонить и разграбить ее. Сказания и легенды о героическом прошлом Русской земли особенно интересовали Пушкина в период Михайловской ссылки. Он читает Псковские летописи, роется в архиве Святогорского монастыря, работает над историческими трудами Карамзина. Когда приехал к нему в гости поэт Языков, они вместе совершили путешествия по Вороничу, Велью, Белогулью, Опочке, Пскову. Подолгу рассматривали они «то стен полуразбитых ряд», то курганы — надгробья героев, то кресты и камни, осеняющие дороги.
Он любил «то в телеге, то верхом» ездить по дорогам вдоль Сороти и Великой, по которым когда-то двигались рати на Воронич — Псков.
На этом особом интересе к прошлому своего отечества и возникла у него идея создания «Бориса Годунова».
Много в истории Пушкиногорья памятных заветных исторических дат. Одна из них очень древняя и особо важная. Лето 1581 года. Это год нашествия на Воронич армии польского короля Стефана Батория, почти полностью уничтожившего тот замечательный русский город, с которого началась история Святых, ныне Пушкинских, Гор.
От него сегодня осталось немногое: городище, селище, погост. Работники заповедника и археологи, изучавшие эту землю, нашли в ней немало памятников материальной культуры того времени — оружие (мечи, ядра), орудия сельского хозяйства, предметы культуры, церковного убранства, домашнего быта и прочее.
В архиве известного собирателя исторических документов Псковщины — бывшего Псковского митрополита Евгения Болховитинова, ныне хранящемся в Украинской академии наук, нами обнаружены записи интересных древних сказаний и легенд о Ворониче. Этнографы-фольклористы за последние годы собрали большой материал устного народного творчества о древнем Святогорье. В наше время следы древнего Воронича обнаружены и в Тригорском парке, и за его окраиной. Это многочисленные остатки каменных фундаментов усадебных домов, клетей, амбаров и лавок ворончан и даже старинного театра — «петрушкина баловня», как его тогда называли.
Среди следов есть и курганы, расположенные на полях, что за северной границей парка. Сохранился большой курган и в самом парке. На этом высоком кургане стоит прославленный Пушкиным «дуб-великан». Это старейшее дерево не только в Тригорском, но и во всей округе Пушкиногорья. Современные ботаники рассуждают о нем разно, каждый по-своему датируя возраст дуба. Одни утверждают, что ему 300 лет, другие дают больше, а некоторые избегают датирования...
Лет двадцать тому назад в заповедник в качестве гостя приехал немецкий ученый ботаник-лесовод Карл Хунтер. Он был на совещании в Ленинграде и привез с собой новый инструмент, которым можно измерять годовые кольца в стволе дерева. Это особая игла, полая внутри, которая под сильным давлением «простреливает» ствол дерева в нужном участке. К сожалению, своим прибором Хунтер не смог установить точное количество колец нашего дуба, так как внутри его ствола имеется прогнившая древесина. Условная датировка Хунтера — 400 лет!
Услышав эту дату, я еще крепче утвердился в своем предположении, что курган и дуб — это памятные знаки 1581 года.
Тут я должен рассказать о том, что случилось с прославленным дубом в 1941—1945 годах.
В 1945 году, закончив разминирование Тригорского, мы, работники заповедника, вместе с саперами, прибывшими специально из Ленинграда (станция Понтонная), и ленинградским ботаником Терентьевым приступили к спасению «дуба уединенного», которому гитлеровцы причинили большие беды.
Проводя оборонительную линию «Пантера» через Тригорский парк, фашистские вояки устроили в глубине кургана, под сенью дуба, командирский блиндаж размером 5х5х5 метров, отделали его внутри досками, снятыми с полов Святогорского монастыря, потолком служила корневая система дуба, обшитая сосновыми горбылями. Почти три года несчастное дерево стояло «на весу», с обрубленными корнями.
Осторожно удалив из блиндажа доски и бревна, мы увидели, что земля кургана перемешана с огромным количеством сильно истлевших черепов и других человеческих костей. Несколько черепов были нами взяты и срочно отправлены в Ленинград, в Институт антропологии, для датировки. Вскоре в заповедник приехал сотрудник института, который сказал, что обнаруженные черепа можно датировать XV—XVI веками.
После ликвидации блиндажа мы подвезли к дереву несколько машин хорошей огородной земли и конского навоза и засыпали яму. А потом по нашей просьбе из Пскова прибыла пожарная машина с лестницами — были обрезаны засохшие ветви кроны дуба-инвалида. В течение нескольких часов пожарные производили «омовение» кургана, дерева и прилегающего к кургану участка земли. Вскоре дуб ожил. С тех пор прошло сорок лет. Наш богатырь сегодня, как встарь, могуч и красив!