К НЯНЕ А. С. ПУШКИНА
Свет Родионовна, забуду ли тебя?
В те дни, как сельскую свободу возлюбя,
Я покидал для ней и славу, и науки,
И немцев, и сей град профессоров и скуки, —
Ты, благодатная хозяйка сени той,
Где Пушкин, не сражен суровою судьбой,
Презрев людей, молву, их ласки, их измены,
Священнодействовал при алтаре Камены, —
Всегда приветами сердечной доброты
Встречала ты меня, мне здравствовала ты,
Когда чрез длинный ряд полей, под зноем лета,
Ходил я навещать изгнанника-поэта,
И мне сопутствовал приятель давний твой,
Ареевых наук питомец молодой.
Как сладостно твое святое хлебосольство
Нам баловало вкус и жажды своевольство!
С каким радушием — красою древних лет —
Ты набирала нам затейливый обед!
Сама и водку нам, и брашна подавала,
И соты, и плоды, и вина уставляла
На милой тесноте старинного стола!
Ты занимала нас, добра и весела,
Про стародавних бар пленительным рассказом:
Мы удивлялися почтенным их проказам,
Мы верили тебе — и смех не прерывал
Твоих бесхитростных суждений и похвал;
Свободно говорил язык словоохотный,
И легкие часы летели беззаботно!
Перед отъездом Языкова из Михайловского Арина Родионовна подарила ему на добрую память шкатулку, которую специально для Языкова заказала деревенскому умельцу. В этой шкатулке Языков потом хранил свои сувениры из Тригорского, письма к нему Пушкина и Осиповых-Вульф и подаренный ему Пушкиным автограф стихов «У лукоморья дуб зеленый...».
Узнав о смерти няни, Языков посвящает ее памяти еще одно стихотворение «На смерть няни А. С. Пушкина», которое заканчивается так:
Я отыщу тот крест смиренный,
Под коим, меж чужих гробов,
Твой прах улегся, изнуренный
Трудом к бременем годов.
Пред ним печальной головою
Склонюся; много вспомню я —
И умиленною мечтою
Душа разнежится моя!
Прошло много лет. В 1938 году, вскоре после столетия со дня смерти А. С. Пушкина, потомок Н. М. Языкова — Анна Дмитриевна Языкова передала рукописи и письма Языкова и Пушкина, хранившиеся в заветной шкатулке, Государственному литературному музею в Москве, а шкатулку завещала передать после своей смерти домику няни в Михайловском.
Умерла Анна Дмитриевна в поселке Муромцево Владимирской области, куда она эвакуировалась в 1944 году из Новгорода, в возрасте 96 лет.
Завещательное распоряжение ее о передаче шкатулки Михайловскому было выполнено близкой знакомой Анны Дмитриевны учительницей Е. А. Пискуновой в 1951 году.
Шкатулка эта прямоугольной формы, дубовая, с отделкой из вишневого дерева, с откидной крышкой, в центре которой — небольшое, ныне заделанное отверстие «для копилки». На внутренней стороне крышки — пожелтевшая от времени бумажная наклейка с надписью чернилами:
«Для чорного дня
Зделан сей ящик 1826 года июля 16-го дня».
Ларец закрывается на замок, сохранность его довольно хорошая. Это единственная подлинная вещь Арины Родионовны, дошедшая до наших дней.
РУСЛАН
Однажды маленький Саша Пушкин написал стихотворную шутку на французском языке и дал прочесть ее своему гувернеру французу Русло. Гувернер осмеял стихи и их автора. Мальчик крепко обиделся и обиду свою сохранил надолго.
Спустя несколько лет Пушкин подарил своему отцу собачку. На вопрос Сергея Львовича, как же звать песика, озорник ответил: «Русло!..» Таково семейное предание, хранившееся у потомков сестры поэта Ольги Сергеевны Павлищевой.
В семье пса стали звать не Русло, а Руслан, в честь героя поэмы «Руслан и Людмила», которой вся фамилия Пушкиных гордилась.
Пес был добр, его любили все домашние и слуги. Сам Сергей Львович был от него без ума. Куда бы он ни направился, куда бы ни поехал, Руслан был всегда с ним. Был он, по-видимому, из ирландских сеттеров, чистой ли породы — теперь никто не знает.
В Михайловском все и всегда любили собак. Здесь была своя большая псарня, или, как в народе до сих пор говорят, «собарня». Тригорские друзья Пушкиных в своих воспоминаниях рассказывают, что Александр Сергеевич часто приходил к ним со своими огромными собаками — волкодавами.
Любила собак и сестра поэта Ольга Сергеевна. В одном из писем к ней с юга поэт писал: «Какие у тебя любимые собаки? Забыла ли ты трагическую смерть Омфалы и Биззаро?» (ее любимых собак.— С. Г.).
У сына поэта Григория Александровича была лучшая в округе псарня.
В знаменательный для Михайловского 1824 год, когда вся семья Пушкиных была здесь в полном сборе, Сергей Львович заказал художнику Гампельну свой портрет, на котором он изображен в рединготе — дорожном летнем пальто. У своих ног он попросил художника изобразить его верного друга Руслана.
Сегодня этот портрет висит в спальне родителей Пушкина в их Михайловском доме.
Прошли годы, и старый пес издох. Это случилось летом 1833 года в Михайловском. Вот как писал об этой утрате Ольге Сергеевне ее батюшка: «Как изобразить тебе, моя бесценная Ольга, постигшее меня горе? Лишился я друга, и друга такого, какого едва ли найду! Бедный, бедный мой Руслан! Не ходит более по земле, которая, как говорится по-латыни, да будет над ним легка!
Да, незаменимый мой Руслан! Хотя и был он лишь безответным четвероногим, но в моих глазах стал гораздо выше многих и многих двуногих: мой Руслан не воровал, не разбойничал, не сплетничал, взяток не брал, интриг по службе не устраивал, сплетен и ссор не заводил. Я его похоронил в саду под большой березой, пусть себе лежит спокойно.
Хочу этому другу воздвигнуть мавзолей, но боюсь: сейчас мои бессмысленные мужланы — вот кто настоящие животные — запишут меня в язычники...»
Для задуманного мавзолея он сочинил и эпитафию (по-французски и по-русски):
Лежит здесь мой Руслан, мой друг, мой верный пес!
Был честности для всех разительным примером,
Жил только для меня, со смертью же унес
Все чувства добрые: он не был лицемером,
Ни вором, пьяницей, развратным тож гулякой:
И что ж мудреного? Был только он собакой!
Сообщение это расстроило Ольгу Сергеевну чрезвычайно. Будучи художницей, она отозвалась на смерть
Руслана акварельным рисунком. На рисунке изображены две собаки. Справа схематически показана стена, а на ней письмена—с заголовком: «Памяти Руслана».
Как медлит путника вниманье
На хладных камнях гробовых,
Так привлечет друзей моих
Руки знакомой начертанье!
Чрез много, много лет оно
Напомнит им о прежнем друге:
«Его нет боле в вашем круге,
Но сердце здесь погребено».
Под рисунком слева дата: «VII 18ЗЗ», справа подпись художницы «O. Pouschkine».
Рисунок этот был приобретен мною в 1975 году в Ленинграде, в семье кинооператора Ф. П. Овсянникова. Сейчас он находится в доме поэта рядом с портретом, на котором изображен Сергей Львович и его добрый друг Руслан.
ПОСОХ ПУШКИНА
Когда вы проходите по маленьким комнатушкам сельского домика Пушкина, вы смотрите на все с волнением необычайным, хотите увидеть, рассмотреть всё, всё, всё и в каждой вещи ищете эхо его хозяина.
Вещи, принадлежавшие Пушкину, для нас особенно дороги, ибо они не только вещи эпохи — это реликвии, это часть самого Пушкина, его тень, его личное свидетельство о своей жизни, трудах, надеждах, муках. О, как интересна судьба реликвий Пушкина! Одни молчаливы и даже вовсе немы, ни сам хозяин, ни его родственники и друзья почти ничего не говорят о них; рассказ о них как бы запечатан семью печатями. Другие давно утрачены, и от них сохранились лишь копии.
В числе реликвий, хранящихся в михайловском доме поэта, есть железная трость Пушкина, о которой мне хочется поведать паломнику и читателю.
Пушкин любил трости и палки. Они были у него самые разные. В кабинете поэта, в его Квартире-музее на набережной Мойки в Ленинграде, стоят три трости: деревянная, с набалдашником из слоновой кости, на кости вырезана надпись: «А. Пушкин»; ее изобразил художник Н. Н. Ге на своей картине «Пушкин и Пущин в Михайловском». Вторая — деревянная (камышовая), с ручкой, в которую вделана бронзовая золоченая пуговица с мундира Петра I. Эта пуговица была подарена Петром своему крестнику, арапу Ибрагиму Ганнибалу. Как трость попала к Пушкину — неизвестно. Может быть, здесь, в Петровском, он получил ее в подарок от деда? Третья трость — орехового дерева, с набалдашником из аметиста.
Нужно думать, что, кроме этих тростей, у Пушкина были и другие палки-трости. Одну из них он изобразил на своем михайловском рисунке, другую мы видим на портрете Пушкина 1830 года работы его современника художника П. И. Чернецова.
Были у Пушкина и две трости железные. Одна из них находится в михайловском кабинете поэта. Она кованая, из круглого железа, с Т-образной ручкой, с четырехугольным наконечником-острием. Трость поступила в Михайловское из Пушкинского дома Академии наук СССР в канун торжественного открытия восстановленного дома-музея, в 150-летнюю годовщину со дня рождения Пушкина. В фонды Пушкинского дома она была передана Одесским художественным музеем в 1938 году.
Эту палку завел себе Пушкин, когда жил в Кишиневе. О ней рассказывают в своих мемуарах М. Де Рибас и И. П. Липранди. Уезжая из Кишинева в Одессу, Пушкин захватил ее с собой и, по свидетельствам современников-одесситов, любил разгуливать с нею по улицам города. Уезжая из Одессы в Михайловское, Пушкин оставил трость своему приятелю А. Ф. Мерзлякову, от него она перешла к поэту А. И. Подолинскому, затем к сыну адъютанта графа М. С. Воронцова — Ягницкому, который, в свою очередь, подарил ее своему знакомому И. М. Донцову. В 1880 годах Донцов подарил ее одесситу Н. Г. Тройницкому.