Мы, хранители заповедника, давно приглядывались к этому месту, поскольку оно связано с жизнью и творчеством Пушкина: было одним из исходных моментов в работе его над «Русалкой», которую он начал писать в начале 1826 года. Сегодня оно включено в состав музея. Недавно нами произведены раскопки, расчистка места, поиск старых фундаментов — следов некогда бывшей жизни.
Среди иллюстраций Пушкина к своим произведениям есть карандашный, сильно затертый рисунок. Он изображает берег речки, которая течет слева направо. У берега — угол водяной мельницы с большим колесом. В центре рисунка — молодая девушка со сжатыми на груди руками, в длинном деревенском сарафане, рядом с нею бородатый старик в шапке, в сельской рубахе, стянутой пояском. Вдали скачущий на коне всадник...
«Русалка» тесно связана с биографией самого поэта. В начале 1826 года он должен был расстаться со своей деревенской любовью, с дочкой старосты Михаила Калашникова — Ольгой. У Ольги родился сын, уже в Болдинской деревне Нижегородского имения Пушкиных, куда поэт был вынужден «сослать» свою беременную благоверную во избежание шума в тогдашней помещичьей среде. Этот горестный роман жил в сердце Пушкина до последних дней его жизни, о чем свидетельствуют письма к нему Калашниковых — отца и дочери — и документы, хранящиеся в Госархиве города Горького, рассказывающие о хлопотах Пушкина об Ольге Калашниковой.
Изображая жизнь мельника и его дочери в своей «Русалке», Пушкин не мог не отдаться воспоминаниям о событиях его собственной «княжеской» деревенской жизни и жизни его милой деревенской красавицы. В «Русалке» Пушкина многое взято со здешней натуры. В ней хор девушек поет песню, которую поэт записал в Михайловском.
Когда вы приедете на берег Луговки, где стояла пушкинская мельница, прочитайте строки из «Русалки»:
Знакомые, печальные места!
Я узнаю окрестные предметы —
Вот мельница! Она уж развалилась;
Веселый шум ее колес умолкнул;
Стал жернов — видно, умер и старик.
Дочь бедную оплакал он недолго.
Тропинка тут вилась— она заглохла,
Давно-давно сюда никто не ходит;
Тут садик был с забором — неужели
Разросся он кудрявой этой рощей?
Ах, вот и дуб заветный...
Перед вами — не только деревенский садик, но и дуб стоит по-прежнему на этом же месте. По-прежнему вьется сюда тропинка из усадьбы Михайловского. Сладостно было Пушкину явление этого места...
Нынче нашлись добрые люди, которые на основании документов, найденных нами, рисунков водяных мельниц, исполненных Лермонтовым, Саврасовым, Бялыницким-Бируля, старинных фотографий, снятых еще в дореволюционные годы, создали проект-макет восстановления памятного места. Это московские архитекторы-художники И. А, Прилуцкий и Ю. А. Насонов.
Теперь все ожило, место расчищено от следов пожара, убраны мертвые деревья, поставлена ограда, озерцо наполнено водой. На берегах его появились цапли, чайки, дикие утки... Возродилась и сама мельница на прежнем месте. Восстановили мельницу друзья заповедника — мастера-латыши, строители из Резекне. Это их дар великому поэту. Восстановлен и дом мельника с сараем, банькой, садом. В доме открыт музей, экспонаты которого рассказывают об истории мельницы, жизни и работе мельника и связях этого места с биографией Пушкина михайловского периода.
ГРОТ В МИХАЙЛОВСКОМ
Много было у Пушкина любимых уголков в старинном дедовском парке. Была и своя «пещера», свой «грот». В те времена в помещичьих парках грот-беседка, грот-пещера были неотъемлемой принадлежностью их. Были гроты у Ганнибалов в Петровском и Воскресенском, в Алтуне у Львовых, во Вреве у Вревских...
В своей книге «Памятники старинной архитектуры в России» (изданной в Петербурге в 1915 году) историк Г. К. Лукомский пишет: «Эрмитажи, гроты, «хижины уединения», «убежища любви», «приюты граций», павильоны, беседки — все это украшает сады и усадебные парки». Нет поместья, где бы не было всего этого. Нужно еще добавить дерновые диваны, павильоны, оранжереи, мельницы, часовни, арки со скамьями, увитыми плющом, гробницы любимых животных — собак, лошадей.
Многое из перечисленного Лукомским было и в Михайловском. Были и «остров уединения», и часовня, и вавилоны, и беседки, оранжереи и теплицы, был даже «мавзолей» Руслана — верного пса Пушкиных. Был и грот. Многое вовсе исчезло, даже следов не сохранилось.
Никто из авторов, писавших о Михайловском, ни словом не обмолвился о гроте. Но грот все же был. Прежде всего давайте разберемся, что такое парковый грот. По Толковому словарю Даля: «Грот — это пещера, вертеп, выход, подвал, подземелье, копанное и украшенное или природное». В «Словаре русского языка» Ушакова о гроте говорится так: «Грот — это пещера, преимущественно искусственная». В руководстве по сооружению и убранству садов и парков, написанном в конце XVIII века немецким парководом Громаном и переведенном почти на все европейские языки, устроителю парка рекомендуются различные архитектурные формы гротов — от самых простых пещер, вырытых в естественном или насыпном холме, до сложных архитектурных сооружений.
Какой же грот мог быть в Михайловском? Я пересмотрел в архивах Москвы, Ленинграда, Пскова документы по содержанию и благоустройству Михайловского за многие годы его существования, ознакомился с материалами реставрации в советское время, производил археологические раскопки. Мне удалось установить — где стояли дерновый диван, беседки, вольер, лабиринт, кузница... Много раз проходил я по аллеям и дорожкам парка, сопоставляя их с убранством помещичьих садов и парков Псковщины, многое мне мерещилось, пока однажды, занимаясь в Публичной библиотеке Салтыкова-Щедрина в Ленинграде, я не напал на письмо в редакцию газеты «Россия» исправника Г. Карпова, опубликованное 14 ноября 1899 года. К моей великой радости, я нашел в этом письме-заметке следы того грота, которые так долго, но безуспешно искал.
Вот письмо: «Как уроженец той местности, я с детства имел случай бывать в Михайловском, где тогда проживал младший сын поэта Григорий Александрович Пушкин, и, должен сознаться, что с тех пор, как я начал сознательно относиться к таланту великого поэта, я всегда выносил от посещения Михайловского несколько грустное впечатление, обусловленное тем, что владелец его, поддерживая в блестящем виде усадьбу, состоящую в большинстве из позднейших построек, не имеющих непосредственной связи с личностью поэта, оставлял на произвол судьбы те немногие предметы, которые действительно связаны с моментами творческой деятельности Пушкина, но имеют несчастье находиться вне пределов усадьбы, как, например, знаменитый грот Пушкина, три сосны с «молодым поколением»...
С тех пор, как Михайловское стало государственным достоянием, прошло полтора года...
Подъезжая к усадьбе, я заметил Пушкинский грот, еще недавно носивший следы свода, а теперь представляющий собою холмик земли, и, только хорошо зная местность, я догадался, что это его могила, а не остатки какой-то картофельной ямы, затем я заметил ремонт каменного амбара, недавно выстроенного для складки льна, и, признаюся, недобрая догадка зародилась у меня в душе...
Камни от грота могут понадобиться для ремонта хотя бы того же обычного сарая...
Грустно подумать, что пройдет, может быть, еще несколько лет, и «медленная Лета» поглотит последние реликвии великого поэта, еще сохраняющиеся в Михайловском».
К сожалению, в своем письме Карпов не указывает точно место, где находился грот.
Продолжая свой поиск, я обратил внимание на довольно большой холм, подобный кургану с плоской вершиной, расположенный у кромки дорожки, ведущей от Еловой аллеи к ганнибаловокому «Черному пруду». В центре его, на стороне, обращенной к усадьбе, хорошо видны следы довольно большой земляной выемки, направленной в глубь холма, что вполне может свидетельствовать о том, что здесь был вход в пещеру-грот. Вскоре мне удалось найти документ, подтверждающий мой домысел,— открытку, изданную в 1911 году, на которой воспроизведена фотография этого холма с надписью: «Пушкинский уголок с. Михайловское. Уголок в лесу. Фото Н. Филимонова».
На снимке хорошо виден весь холм и следы выемки в центре его. Сопоставляя фотографии холма, снятые в разные годы, я вспомнил, как фашисты, в числе прочих парковых сооружений, воспользовались и этим местом, превратив его в укрытие — своеобразный блиндаж. Со стороны, обращенной в глубину парка, они вырыли пещеру, сделав в ней небольшую пристройку — деревянное, покрытое землей и дерном крыльцо. После изгнания гитлеровцев это сооружение было нами использовано для бытовых нужд заповедника. В гроте-пещере была устроена банька. Она состояла из крыльца, маленьких сеней-раздевалки размером 2х2 метра и самой баньки-парилки, с трудом выведенной в вершину холма. Земляной потолок был обшит досками и укреплен на деревянных бревенчатых столбах, печь-каменка была сложена из камня-булыжника. Банька просуществовала до конца 1947 года. В начале 1948 года, в связи с подготовкой Михайловского к юбилею — 150-летию со дня рождения А. С. Пушкина,— она была разобрана, камни и доски увезены, а холму была придана та форма кургана, какую мы видим сейчас. В музейном фонде Пушкинского заповедника сохранились две фотографии этого места, снятые перед разборкой блиндажа-баньки, и живописный этюд работы художника А. Н. Михраняна, написанный им в 1946 году.
Итак, какой же вид, какой архитектурный характер имел михайловский грот в пушкинское время?
Я полагаю, что холм в основном был таким же, как сейчас. Он был насыпан тогда, когда по распоряжению Ганнибала был вырыт находившийся рядом глубокий пруд. Землей для холма послужил грунт, вырытый из котлована. В центре холма была устроена пещера. Вход в нее хорошо виден и сейчас. Он был обложен булыжным камнем в виде арки. Остатки камней от нее и сейчас лежат у подошвы холма.
Пещера была неглубокой, стены ее были выложены дерном, потолок держался на четырех деревянных сваях. Внутри грота, как то было положено и рекомендовано тогдашними парководами, стояли диван или скамейки и небольшой столик. Иногда по вечерам здесь зажигалась лампа-светильник. Все было сказочно