И все было хорошо и спокойно, но тут, на наше с Эльсой невезение, Шай, отлучавшийся, чтобы переговорить с караульными, после ужина сел рядом с нами попить взвару горячего, смешанного с вином для хорошего сна и настроения. То ли вино в голову втюрившейся девице ударило, то ли потный Шай рядом неудержимым соблазном оказался — она сначала жадно задышала, зажмурившись от удовольствия. А потом и вовсе дотянулась до плеча Шая и начала тереться об него, как самая обычная домашняя кошка, ластящаяся к хозяину, а не приличная девица-оборотница.
Сидевшие вокруг костра мужчины постепенно замолкали, увидев, чем мой братец Эль занимается. Мишек и Дашек, сверкнув желтыми глазищами, ухмыльнулись. А сервал знай себе все сильнее наяривала, терлась щекой, как будто так и надо, пока обалдевший Шай не обернулся к ней. Пару мгновений он смотрел на макушку Эльсы округлившимися серыми глазами, а потом в них зажглась ярость — и в следующее мгновение моя забывшаяся подруга кубарем полетела в сторону.
У меня сердце в пятки упало: вдруг волчище прибил ее со злости! Подскочила к Эльсе, а она сама, мотнув головой, уселась и ошеломленно уставилась на окружающих, приходя в себя. Я облегченно выдохнула, заметив, как у нее распухает левое ухо. Не убил, только по уху двинул. А ухо привести в порядок — плевое дело.
— И что это было? — угрожающе прорычал Шай, вставая с бревна.
Поскольку бедняжка кошка, потирая пострадавшее ухо, болезненно морщилась, объясняться решила я, припомнив, как это делали парни из моего клана, когда оправдывались перед старшими:
— Глен сказал, скоро город, мы думали пройтись там, если подольше задержимся. Может курочек поискать свободных… А нас бабка-злыдня прокляла и запаха лишила. Ну вот Эль и попробовал вашим запахом натереться. Вы у нас такой запашистый, что любая клюнет.
Мишек и Дашек ржали так, что впору коней пугать, издавая режущие, неприятные звуки, свойственные гиенам. Наум с улыбкой качнул головой, бросив черпак в пустой котел. У Шая светлые глаза чуть не побелели.
— Петухи нещипаные, — выплюнул он. — Лучше своей работой займитесь. Котлы грязные на вас, вперед, к ручью. И чтобы блестели!
— Мыть котлы? — вскочила Эльса, забыв про покрасневшее, опухшее и ненормально торчащее ухо. Оборотни ухмылялись, а мне хотелось быстрее развязаться с обязанностями да сделать ей примочку целебную. Но сервал громко заявила: — Я мужик! А грязная посуда — это женское дело.
Шай выпрямился в струнку и словно закаменел. Даже не знаю, что бы было, не вмешайся вовремя Мишек и Дашек:
— Шай, ты не против, если этими настоящими мужиками займемся мы?
Я громко сглотнула, распоследними словами мысленно поминая языкастую Эльсу. А все из-за дара, с которым она вроде бы управляется. Известное дело: сонники и проклятийники — особы с весьма склочным, порывистым характером, хоть первым до вторых далеко, конечно.
Волк мотнул головой и ушел от нас подальше. А мы, как два кролика, уставились на гиен, сытых, правда, но все равно опасных.
— Мужики, значит? — протянул Мишек.
— И посуда не женское дело? — добавил Дашек.
— Да, — пискнула я.
— Хорошо, до конца пути мы из вас сделаем действительно настоящих мужчин, — с некоторой угрозой пообещал Дашек.
Мишек бегло оглянулся и приказал:
— Раз котлы не про вас, значит, так: набираете дров вон у того дерева на холме, а потом бегом, повторяю, бегом возвращаетесь.
Указав на дерево неподалеку, Эльса беспечно уточнила:
— У того?
Братья переглянулись, обменялись оскалом и единодушно поправили:
— Нет, во-он у того.
Мы проследили за их вытянутыми руками. И я почувствовала, как невольно открыла рот, увидев в красном закате высокое, толстое дерево примерно за версту.
— Там? Собирать дрова? — дошло до Эльсы.
— Ага. По четыре жердины на брата, в каждую руку по две, — добавил приятных ощущений Дашек, строго на нее посмотрев. — А теперь, мужики, бегом! Туда и обратно!
Мы послушно рванули, у них не забалуешь. Клыки и когти такие, что без ножей обходятся. Бежали мы с трудом, особенно обратно, в боку кололо нещадно. Я всю дорогу отчитывала недоделанного мужика Эля, а та вяло отбрехивалась.
В лагерь мы только что не приползли, представ пред желтые очи Мишека и Дашека, встречавших нас, как положено, широко расставив ноги и сложив руки на груди. Мокрая как мышь Эльса прямо-таки взмолилась:
— Я вас очень прошу, ну пожалуйста, можно я помою котел?
— А можно я всегда буду мыть все котлы?! — прохрипела я с надеждой, роняя жерди и падая на колени.
— Меня радует такая покладистость!
— И быстрая обучаемость! — хохотнули братья.
К счастью, котел нам дали мыть один, и, драя его до блеска песком, я уже незлобиво подшучивала над кошкой, исподтишка обиженно посматривающей на Шая:
— Когда мужик влюблен, он готов не только звезду с неба достать, а еще и помыть посуду!
— Три-три, умник, сам-то тоже посредством кастрюли пытался счастье поймать, — тоже не молчала она.
Затем нас отпустили спать, снабдив большой и мягкой шкурой. Настроение было хорошее: ухо подлечили, наши спутники оказались суровыми, но справедливыми, порядочными и надежными. В такой компании не страшно, и мы спокойно улеглись в телеге Глена, любуясь звездами.
Глава 16
— Подъем, мужики! — гаркнули надо мной, заставив вздрогнуть от неожиданности и проснуться.
Высунувшись из-под шкуры и с трудом продрав глаза, я посмотрела на удаляющуюся спину одного из братьев-гиен на фоне сереющего неба. Только-только приближающийся рассвет — чего их в такую рань подкинуло? Я широко зевнула, протерла глаза и ощутила болезненную ломоту во всем теле.
— О, Луна, защити и помоги… — простонала под боком Эльса, тоже выпроставшись из-под шкуры.
Братец сразу нахлобучила кепку на голову, прикрыла пологом шею и часть лица и с мучительным стоном, словно ей уже давно перевалило за сотню, полезла из телеги. Я приподнялась и тоже поспешно нацепила кепку, быстро оглядывая себя, проверяя, не вылезло ли наружу чего женского. И рванула за братцем, но только рванула, потому что руки, ноги и даже головушка слушаться не хотели и болели так, будто меня всю ночь били-били, а убить забыли. Да-а-а… вчерашняя мужская пробежка с дровами даром не прошла: руки-ноги словно плети, спина и вовсе отваливается.
Кое-как спустившись на землю, кривясь и охая, я еще раз тщательно проверила свой наряд, ведь я же мужик, чтоб им всем пусто было. Недолго думая, вытащила из телеги корзину и достала пузырек со снадобьем, которым пожилого Вита по дороге пользовала. Мы с такой же болезной Эльсой жадно его ополовинили, мрачно переглянувшись. Затем вместе поковыляли в кустики, не пришлось даже изображать мужскую походку: без притворства плелись, скособочившись, ноги колесом, слегка загребая ботинками. Никакого тебе намека, что девушка идет, да как лебедушка плывет. Вся женственность вчера у холма осталась.
— Да не стони ж ты так, нас раскусят сразу, — шикнула я на Эльсу, когда мы направились к костру, мечтая присесть и перекусить.
— Я не могу-у-у… у меня все но-оет… Настойка твоя почти не помога-а-ает, — чуть не плакала она, а ведь недавно князя цепями привязывала.
Поймав внимательные, насмешливые взгляды обозников, в особенности братьев-гиен, я зло шепнула, чтобы не услышал кто случайно:
— Ты же мужик, и ныть нам не пристало.
— Луна, я ненавижу быть мужиком! — не унималась Эльса.
— Смотри-ка, ушастые… ползут, — ехидно приветствовал нас Глен.
Оскорбительное «ушастые» подействовало. Мы враз подобрались, злобно уставились на леопарда-зубоскала и почти бодренько дошли до костра. Наум молчком улыбался. Мишек и Дашек встретили нас загадочной, многозначительной ухмылкой. Шай подозрительно хмурился, взирая на Эльсу. И почему мне кажется, что этот Стальной волк постоянно пытается в чем-то разобраться, глядя на нее? Но его постоянно отвлекали. То один оборотень подойдет, то другой за советом или указанием. Невольно захотелось, чтобы они его почаще дергали, а то мало ли…
— Я смотрю, вы никуда не торопитесь, — продолжил подзуживать Дашек. — О чем размечтались, отроки?
— О счастье! — буркнула Эльса. — Не видно, что ли?
Гиены обменялись выразительными взглядами, сверкнув желтыми глазами, и одновременно выдали:
— Меньше ворчите и больше мурчите. И будет вам счастье!
Получив слишком двусмысленный совет, мы благоразумно промолчали. Постояли под прицелом пристальных мужских взглядов, помялись, а стоило нам скосить глаза и принюхаться к забулькавшей в котле каше, Мишек качнул головой:
— Мы же договорились, что сделаем из вас настоящих мужиков. Или уже передумали?
Мы с Эльсой, сжав кулаки, исподлобья смотрели на хитро щурившегося мучителя и шумно дышали. Наконец подруга по несчастью покорно выдавила:
— Ну вот еще, кому же не хочется стать сильным оборотнем. Это наша мечта просто.
— Тогда, как и вчера, бегом до того самого дерева и обратно. И побыстрее, а то каша остынет и обоз ждать не будет, — довольно потер здоровенные ладони Дашек.
Тоскливо взглянув на бревно, котел с едой, мы дружно развернулись и побежали. Убежав на приличное расстояние, уже не сдерживаясь, стонали в голос — мышцы болели нещадно.
— Какого душника ты вчера разорялась, мол, я мужик, а мужики посуду не моют… — набросилась я на Эльсу.
— А ты тупее историю придумать не смогла? — огрызнулась она в ответ. — Мы пойдем в город кур топтать. Тьфу, похабщина какая!
Я сконфуженно оправдывалась, не забывая передвигать ноги:
— У нас в клане парни так говорят, вот и ляпнула первое, что пришло в голову, надо же было выкручиваться.
— Может, уйдем от них? — неожиданно предложила Эльса, с надеждой посмотрев на меня.
Кожа на ее бледном лице покрылась испариной, несмотря на раннее, по-весеннему прохладное утро. Голубые глаза лихорадочно блестят под козырьком. И бежит она еле-еле, смешно загребая ногами, и одежда на ней болтается, выдавая более хрупкое сложение, чем должно быть у парня семнадцати лет, как мы сообщили. Наверное, я и сама выгляжу не лучше, если не хуже, будучи еще более тонкой и мелкой, чем Эльса.