— У меня совсем мало денег с собой, а тут кормят и везут бесплатно, — удрученно призналась я.
А злополучное дерево далеко… елки-палки…
— Еще и горы перейти придется, а там на душников нарваться ничего не стоит. Обозы с юга только под охраной и водят, иначе беда, — с грустью согласилась с нашим незавидным положением Эльса.
— Да ладно, разве мы пробежаться лишний раз не сможем? — притворно храбрилась я.
Бежать и разговаривать было очень тяжело, но когда еще возможность высказаться будет.
— Сможем, куда ж деваться. Только подозреваю, что гиены раскололи нас, — мрачно выдохнула Эльса.
— С чего это ты решила? — всполошилась я.
— Смотрят больно насмешливо. Словно подначивают сдаться или признаться в обмане. И этот намек на мурчание… не понравился мне.
— А другие?
— Те вряд ли. А эти желтоглазые кровопийцы… я почти уверена. Но молчат пока…
— Ну и ладно! — махнула я рукой. — И пусть молчат, глядишь, мы с ними горы перевалим — и разойдемся по-мирному.
— Как с князем? — хихикнула Эльса.
— Типун тебе на язык, братец, — мрачно буркнула я, взбираясь на холм к дереву.
Привалившись к стволу, мы отдышались, потом быстро осмотрелись и, собрав немного сушняка, отправились обратно. Причем гораздо бодрее, ведь в лагере нас ждали завтрак и уже почти любимая телега, в которой можно будет передохнуть.
Ох, нелегок путь к счастью и любви!
О том, что наш обоз остановится неподалеку от города, я узнала поутру четвертого дня пути. Когда мы с Эльсой вновь бежали «во-он до того дерева», вернее, до огромного камня, который оказался указателем города Малинника. Оттуда в рассветной дымке проглядывала длинная линия городских крыш. Причем близехонько, всего в паре верст навскидку. Почему мы не стали заезжать в Малинник — непонятно. Может южане не хотят лишнего внимания?
После плотного завтрака и добросовестного мытья котлов в узенькой местной речушке мы узнали, что останемся здесь до следующего утра. Затем я упросила Мишека и Дашека, собравшихся в город пешком, взять меня с собой. Эльса, подруга называется, отказалась, де здесь она уже была и ничего занятного не нашла. А вот прикорнуть после тяжких трудов в телеге и досмотреть очередной сон — с превеликим интересом и удовольствием.
Кроме меня компанию братьям-гиенам составил Глен. Пока шли, гиены рассказали, что городок сей основали сразу несколько кланов медведей-солнцепоклонников, а название он получил из-за малиновых кущ, разросшихся с западной стороны. У первых домов спутники мне наказали к ужину быть в лагере и не искать неприятностей на кошачьи уши и чересчур любопытный нос. Дальше они пошли по своим делам, а я по своим. Хотелось, как обычно, мир посмотреть — поглазеть по сторонам да на местных оборотней.
Медведи, как водится, в основном очень крупные, мощные и в человеческой ипостаси, тем более в Малиннике их большинство, поэтому по первости я шарахалась, опасаясь, что вот-вот затрут или затопчут ненароком. Среди этих верзил сама себе казалась тем самым дрыщом, которым меня Глен обозвал.
Сразу же купив в первой попавшейся лавке туесочек с сушеной малиной, вкусно пахнущей летом и солнцем, я неторопливо брела по улице, разглядывая все подряд и не забывая лакомиться. В сущности, ничего в этом Малиннике необыкновенного нет, за исключением непривычно больших горожан. Да следов войны: кое-где погорельцы отстраиваются и печные трубы торчат. А вот к полудню, когда пришла на огромную площадь, увидела два весьма примечательных здания. Словно две противоположности. Одно — сложенное из потемневших от времени бревен, украшенное деревянным кружевом, с древними рунами — храм богини Луны, защитницы женщин и семей. Храм высокий, с квадратными окнами и тонким шпилем на остроконечной крыше, будто пронзающим небо. Подобный есть и в Аверте, и в Волчьем клыке, только поменьше.
Другое здание необыкновенное — беломраморное, с закругленными стенами, отражающими свет, прямо-таки сияющее на солнце. Откуда только привезли столько ценного камня! Крыша показалась мне и вовсе затейливой: серые каменные лепестки, будто плодоножка паслена. Нетрудно догадаться, что это храм бога Солнца, или Солнышка, как его еще ласково называют. Медведи в большинстве своем ему поклоняются. Я слышала, Солнышко — добрый и щедрый бог. Часто дарит своим детям удачу. Во всяком случае, медвежий город выглядит вполне процветающим и благополучным, словно здешних мест война лишь краем коснулась.
Я потопталась немного, глядя то на один храм, то на другой, и решительно направилась в святилище Луны. Внутри храма царил сумрак, терпко пахло ладаном, было тепло и уютно, будто в родном доме. В середине — купель, в которой в лунные ночи всегда отражается лик богини. Я бережно достала мамин амулет из-за запазухи и окунула в святую воду. И некоторое время, словно оторвалась от мира, просила дать мне сил заботиться о болезных и будущих матерях, уберечь от потерь. И подарить, наконец, семью и надежный дом…
После обращения к Луне на душе ощутимо полегчало. Потом я вышла на площадь, снова постояла в раздумьях и менее уверенно направилась в храм Солнца. За удачей! В отличие от Лунного дома, в Солнечном оказалось светло и прохладно из-за обилия камня. В центре храма из-под земли бил ключ, и прихожане пили воду из ручейка, брызгали ею на себя. Я тоже подошла к источнику, присела рядом и напилась чистой холодной воды, после сушеной малины очень освежает. А перед тем как побрызгаться, попросила у Отца-Солнца наудачу: «Помоги встретить свою судьбу!» Может, сегодня? Или в самое ближайшее время. Для большей убедительности и пользы дела я обрызгалась едва не насквозь.
Оставив в храме Солнца, так же как в храме Луны, серебрушку, я вышла на площадь в благостном настроении, готовая к судьбоносной встрече и переменам. И почти танцующей походкой направилась в сторону торговых рядов, откуда слышались смех и звуки музыки — ярмарочное представление каких-нибудь заезжих артистов идет. Почему бы и мне не развлечься?
Но не тут-то было. В толпе мелькнула знакомая мужская фигура волка в темной куртке и штанах, крепкой обуви. У меня внутри аж похолодело, а сама замерла на месте, не в силах даже дернуться, как сглазил кто. Волк чутко водил серыми мохнатыми ушами, выискивая малейшие признаки опасности. Наконец он повернулся ко мне лицом, и я судорожно сглотнула — Маран! Давненько не виделись, называется! Да я бы его лучше вообще больше не видела! Вот точно не соскучилась бы.
Маран сразу нашел меня глазами и смотрел мгновение-другое. Потом грозно сузил глаза — меня словно промеж лопаток кто стеганул, кинулась наутек. Как же так, уже нашел? И пока я петляла между лотками, спинами и палатками, мысленно взывала к Батюшке-Солнышку: неужели возвращение в родной клан и есть моя судьба? Незавидная и одинокая!
Неслась по торговым рядам как угорелая, а саму так и подмывало постоянно оглянуться и узнать, не догоняет ли Маран. Где уж было смотреть, куда несусь, вот и оплошала — врезалась в кого-то, словно в стену, и не отлетела, потому что этот кто-то, твердокаменный, удержал. Замешкалась, пережидая, пока перед глазами от удара звездочки мерцать перестанут, и тут меня, прямо как четыре дня назад, когда в чужой телеге нашли, вздернули за шкирку в воздух. Со страху и досады, что Маран все-таки поймал, я угрожающе зашипела и замахала руками, выпустив когти и клыки, пытаясь вырваться из его лап.
— И кто это у нас такой прыткий под ноги не смотрит? — раздался знакомый, хрипловатый, глубокий голос, от которого каждый волосок на моем теле встал дыбом. Раздался совсем неожиданно и немыслимо.
Сначала я отметила под распахнутым знакомым черным плащом длинные мускулистые ноги в штанах, плотно облегающих бедра, широкий кожаный пояс с ножнами. Затем коричневую, крашенную ольхой льняную рубаху со шнуровкой, концы которой небрежно болтаются, приоткрыв загорелую мощную грудь и крепкую шею. Плечи — косая сажень. Да-а-а… здоровенный мужчина, от такого не вырвешься!
Перестав сопротивляться, вернее, понапрасну смешно барахтаться на потеху толпе, я извернулась и медленно подняла глаза к лицу крепко державшего меня на весу хозяина этого чудесного голоса, намертво врезавшегося мне в память. И чем дольше смотрела на того, за кем совсем недавно добрый час гонялась по столичному рынку, тем сильнее вязла в собственных ощущениях, будто пчелка в меду.
Я сглотнула, оторвав взгляд от мужского кадыка, упрямого подбородка, осуждающе поджавшихся губ. Затаив дыхание, осмелилась поднять глаза на скуластое лицо со впалыми щеками, высоким широким лбом и прямыми серыми бровями, крупным, но не сильно выдающимся носом. Как и Шай, этот незнакомец оказался двухцветным: дымчато-серые пряди красиво перемежаются с темными. Из густых волос торчат небольшие мохнатые серые уши с темной каемкой — окраски если не пугающей, то настораживающей, потому что говорит та о многом, как и большие раскосые ярко-желтые глаза с таинственными зелеными искорками-вкраплениями.
Судьба столкнула меня не с ирбисом, как я думала, а с тигром редчайшей «снежной» расцветки. В отличие от ирбисов, они предпочитают горные долины. Разве спутаешь тигра с другим оборотнем: черная кайма на весьма характерных, широко расставленных округлых ушах любому скажет, что перед ним сильнейший представитель крупных кошек, ярый собственник и господин! Видимо, поэтому в Аверте он носил плащ с капюшоном — тигры любят власть, а Валиану Северному вряд ли понравился бы залетный соперник в княжестве.
И фигура, и лицо тигра-иноземца показались мне жесткими, суровыми, строгими, хищными, что ли. Наверное, даже если он улыбнется, его черты не смягчатся; наоборот, белоснежные клыки, кончики которых поблескивали между недобро сжатыми в узкую линию губами, оголятся до звериного оскала. Рассмотрев наконец оборотня, чей запах и голос мучили меня несколько дней, я судорожно вздохнула.
Сильный запах тигра вновь дурманил меня, околдовывая, захватывая мое тонкое обоняние. Благодаря своему дару травницы, не то сыгравшему злую шутку, не то, наоборот, позволившему в полной мере раскрыть его дивный аромат, я упивалась сотнями мельчайших оттенков. Наслаждалась, погрузившись в него с головой.