Эвелин молчала, но Тэлворт, видимо, почувствовал ее настроение. Он повернулся и посмотрел ей в лицо.
Зеленые глаза потемнели, в них было страдание. Эвелин явственно представила маленького мальчика — какое у него, оказывается, ужасное детство! Неудивительно, что Марк не хотел вспоминать о нем.
— Он бил вашу маму?
— Он бил всех нас. — Голос Тэлворта стал низким от боли и ярости. Марк стиснул зубы. Лицо стало злым.
Охваченная порывом сострадания, девушка рванулась к Марку и положила руку на плечо.
— Мне так жаль.
Марк благодарно посмотрел на Эвелин. Она почувствовала, что между ними пробежала искра, и сейчас их охватит всепожирающее пламя.
Эвелин поспешно убрала руку.
— Не знаю, почему я все это рассказываю… Не нужно это делать. Я никогда ни с кем об этом не говорил…
Эвелин покраснела:
— Если вас это расстраивает, не продолжайте, но… если хотите выговориться, я вас выслушаю.
Марк все еще смотрел на нее. Эвелин вчера готова была растерзать его за то, что он сделал с фирмой деда, но сейчас на ее лице нет и следа враждебности. Может, притворяется, что ей интересен этот разговор, хочет выведать его подноготную и отомстить? Но Эвелин так чиста и невинна, эти широко раскрытые глаза… и милая улыбка…
Можно ли ей верить? Прошлое научило его верить только себе и никому больше. Особенно женщинам. Он знал многих, и почти все оказались лживыми и хитрыми. Например, Валери Карсон… Вот уж кому палец в рот не клади.
Лицо Марка посуровело.
Не следовало ничего говорить Эвелин, если она задумала погубить меня, то знает уже достаточно.
Способен ли этот ангел на подлость?
Девушка выжидающе смотрела на Марка. Весь ее вид выражал сочувствие.
— Простите, что мой вопрос всколыхнул неприятные воспоминания… — она придвинулась ближе. В зеленых глазах стояли слезы.
Внезапно Марка охватило такое сильное желание, что он едва смог совладать с собой. Дрожащей рукой он коснулся волос Эвелин. Она не отстранилась.
Рыжие волосы источали аромат весны. Он так сильно желал Эвелин, что едва мог терпеть. Хотелось без остатка раствориться в ней. Тело его пылало, но он благословил ту минуту, когда решил надеть длинный толстый свитер. Она так молода! Но уже вполне взрослый, самостоятельный человек…
Он с трудом взял себя в руки.
— Эвелин, это совершенно не романтическая история. Я не принц из сказки. Моя жизнь с самого начала — непрекращающаяся борьба. Приходилось быть очень жестоким, иначе не выжить. Люди похожи на жемчуг — начало лежит в крохотной песчинке, и каждую секунду судьба добавляет еще один слой, а мы даже не подозреваем, что происходит с нами. Я ненавидел отца и продолжаю ненавидеть до сих пор. Но теперь понимаю его гораздо лучше. Он оказался разочарованным и слабохарактерным человеком и вымещал свою злобу на нас. Сломал свою жизнь и получал удовольствие, портя жизнь другим. Чем хуже шли дела, тем больше он пил, а чем больше пил, становился все невыносимее.
Эвелин шумно вздохнула, и Тэлворт грустно усмехнулся.
— Я предупреждал, что это безобразная история. Однажды этот негодяй так избил мать, что она потеряла ребенка, которым была беременна. Нам сказали, что она поскользнулась и упала, но мы-то знали, в чем дело. Именно тогда я возненавидел отца. Мать чуть не умерла, ведь рожала почти каждый год, и это подорвало здоровье. В моей памяти она осталась хрупкой, маленькой и очень милой. В хорошем настроении она пела, но это случалось очень редко. Даже в усталости или болезни была полна любви, никогда не жаловалась. Молила Деву Марию о помощи, но Пречистая не защитила ни ее, ни нас.
Марк говорил спокойно, но в голосе звучали горечь и боль.
— Может, молитвы помогали ей переносить все беды? — тихо сказала Эвелин.
— Возможно — Тэлворт слегка удивился, словно такая мысль не приходила ему в голову.
— Вы ее очень любили, правда? — Эвелин растрогали теплые слова Марка о матери. Жаль, что этой женщине так не повезло в жизни.
Марк продолжал свою историю.
— Да, я чуть не сошел с ума, потому что не мог помешать подонку избивать мать. Когда попытался это сделать, он сильно меня поколотил, и мать переживала еще сильнее. Она умоляла, чтобы я больше не вмешивался. Я мечтал, что уничтожу его, когда вырасту, но… Когда мне исполнилось десять лет, пьяный отец свалился в шахту и сломал шею. К тому времени мы проехали всю Колумбию, где мы только не жили! Я не получил почти никакого образования: только осваивался в очередной школе, как мы снова переезжали. При жизни отца семье кое-как удавалось удерживаться на плаву. Когда его не стало, у матери не оказалось ни песо, чтобы накормить детей, а нас было семеро. Хозяин клоповника, где мы жили, выгнал нас на улицу.
— Неужели никто не мог вам помочь? А семья вашей матери?
— Мы давно потеряли их из виду. Родители матери не хотели, чтобы она выходила замуж за англичанина. А когда узнали, что он протестант, отказались от дочери. Дед и бабка были ревностными католиками. Мать не могла обратиться к ним за помощью.
— А семья вашего отца?
— Мы ничего о них не знали, отец никогда не рассказывал о своей жизни в Англии. Когда он умер, мне пришлось заботиться о семье — я был старшим. Работал на плантациях, сортировал мусор на свалках…
От ужаса Эвелин задохнулась, и рассказчик мрачно посмотрел на нее.
— Да. Это грязная работа. Я часами по пояс стоял в отбросах. От вони меня начинало мутить, мухи облепляли мое тело, и невозможно было отогнать их.
Девушка побледнела.
— Боже!.. Дети, маленькие дети… Но разве никто не знал, что там происходит? Никто не пытался все это прекратить?
Тэлворт хмыкнул.
— Конечно, об этом знали все. Но это приносит деньги. В Латинской Америке у бедняков есть выбор: умирать с голоду или выполнять грязную работу, чтобы заработать на пропитание.
— Но полиция?..
— Полиция? — Марк улыбнулся наивности молодой англичанки. — Она или делает вид, что никого и ничего не видит или требует свою долю… Разумнее не вмешиваться…
— Господи, как вы смогли это выдержать?
Марк пожал плечами.
— Ко всему можно привыкнуть — к запаху, к крысам…
— Крысы? — девушка вздрогнула.
— Вся свалка кишит крысами и мухами. Мухи откладывают яички в гниющую пищу и кажется, что вся свалка шевелится от личинок этих тварей.
Эвелин почувствовала тошноту. Она прижала ладонь к губам. Лицо побелело, на лбу выступили бисеринки пота.
Марк чертыхнулся и успел подхватить готовую потерять сознание девушку.
— Не следовало говорить вам об этом, — с досадой сказал он. — Все, хватит. Больше не скажу ни слова. Не хотите прилечь?
— Нет, все в порядке, — шепнула Эвелин, опираясь на его руку. Шея Марка была мощной, но стройной, если чуть-чуть подвинуться, можно коснуться ее губами. Какое-то незнакомое, тянущее ощущение в низу живота отозвалось истомой во всем теле.
Марк, почувствовав настроение девушки, нежно поглаживал ее спину, шептал, зарывшись лицом в мягкие душистые волосы:
— Простите, не надо было взваливать такую тяжесть на ваши плечи!
— Я хотела узнать вас и рада, что вы мне доверились…
Эвелин прикрыла глаза, всем телом прижалась к Марку и губами робко коснулась его шеи.
Он судорожно вздохнул, и его рука стала менее напряженной, а нежные ласки пальцев — более чувственными. Каждое прикосновение иголочкой желания вонзалось в сердце Эвелин.
— Какой кошмар вы пережили, — бормотала она, нежными, но невинными поцелуями покрывая шею Марка.
От волнения голос Тэлворта стал низким и хриплым:
— Он до сих пор со мной. Но все равно, не следовало посвящать вас в это. Не желаю, чтобы вы переживали. Зачем я начал этот разговор… Это случилось против моей воли.
— Вам нужно выговориться. Так бывает со всеми. Нельзя все держать в себе, — нежно заметила Эвелин. — Тронута, что вы выбрали меня.
Вспомнив о приличиях, девушка неохотно подняла голову. Хотелось оставаться в его объятиях весь день. Нет, всю жизнь.
Марк ласково смотрел на прелестное дитя. Только человеку с доброй душой ребенка свойственно такое сострадание к ближнему.
— Вы еще очень молоды, и в силу вашего происхождения мало сталкивались с жестокой действительностью. Конечно, вам трудно представить, что в мире существует подобная грязь.
— Я ухаживала за своей матерью до самой ее смерти, — тихо заметила Эвелин. — Она умирала долго и мучительно, и кроме меня рядом никого не было.
— Боже, как я забыл об этом! Но ваше сердце не очерствело.
Эвелин покачала головой.
— Может, и так. Но боль осталась, все месяцы страха и волнений. Я не могла плакать, боялась, что мама увидит это и огорчится.
— А ваш отец? Где был он в это время?
— На студии или с той женщиной, на которой женился сразу после смерти мамы.
Девушка говорила ровным, спокойным голосом.
Марк впервые подумал, что несчастливое детство может быть и у детей состоятельных родителей.
Эвелин улыбнулась:
— Видите, у нас есть кое-что общее. Нам не очень нравятся наши отцы!
Марку захотелось стать для этой девушки, всем, своей любовью возместить то, что недодали другие.
Он ограничился тем, что погладил ее мягкие волосы. Пальцы задержались на нежной девичьей шейке. Эвелин почувствовала, как сердце прыгнуло в груди, словно лягушонок.
Сзади послышался какой-то шорох, и Марк быстро опустил руку и слегка отстранился. Девушка, покраснев, обернулась на звук.
В дверях стоял Барри. Позади него кто-то маячил, но Эвелин от волнения не сразу поняла, кто это.
— Мисс Карсон, мистер Камбер и мистер Мейвор, сэр, — невозмутимо, как и положено хорошему дворецкому, доложил Барри. Он получал неплохие деньги за то, что иногда становился слеп и глух. А немногословным он был от природы.
Тэлворт грозно нахмурился, синие глаза метали молнии.
— Вот так сюрприз! — В голосе хозяина тепла оказалось не больше, чем в Антарктиде.
Эвелин случайно поймала взгляд Валери. Если бы взгляд мог убить, мисс Карсон с удовольствием бы этим воспользовалась. Валери смотрела на родственницу с ненавистью, как на врага.