СМЕРТЬ ЗНАТНЫМ!
Глава перваяСВЕТЛЕЙШИЙ И ВЕЛЬМОЖНЫЙ
Консул Кафы… не может сметь брать подарки ни от кого, даже от царей, в крайности же принимать только съедобное и питье, которое в состоянии употребить умеренно в течение суток.
НОЧНЫЕ ГОСТИ КОНСУЛА
ворец консула «палаццо Консоляре» — самое большое и самое красивое здание в Кафе. Дворец обращен к морю, правое его крыло почти примыкает к башне Святого Ильи, только маленький садик разделяет стены башни и жилище консула. Дом состоит из трех помещений, которые соединены между собой закрытыми двориками, террасами и великолепно убранными переходами. Левое крыло дворца выполнено в легком изящном стиле. Ажурные веранды опоясывают его с трех сторон. Это женская половина. Здесь живет супруга консула — Джулия со служанками и родственниками. В центре возвышается огромный дворцовый зал, где собирается Совет старейшин. Рядом с большим залом — малый. Это — служебное помещение консула, где он принимает посетителей, жалобщиков и чиновников консульства. Вокруг расположены комнаты, канцелярии консула, в коих живут и трудятся протонотарий[64], письмоводители и простые писцы.
Справа — жилище консула. Весь второй этаж занимают спальные покои, столовая и зал для банкетов, отделанный под золото. В нижнем этаже помещаются слуги, музыканты, танцовщицы и служанки хозяина дома.
Консул Кафы являлся главным начальником всех черноморских колоний, ему подчинялись консулы Сурожа, Чембало и Таны.
Несмотря на свои сорок пять лет, светлейший и вельможный консул Кафы выглядел молодо. Усов он не носил, бороды тем более. У него был прямой нос с широкими ноздрями, узкий лоб, красиво очерченный рот и крупные темные глаза, которые глядели всегда прямо и открыто. И только иногда мелькало в них что-то злобное и жестокое. Впрочем, случалось это редко — консул отлично владел собой.
В этот вечер синьор Антониото ди Кабела, светлейший и вельможный консул Кафы, решил женскую половину дворца не посещать. День был трудный и беспокойный, к тому же грузный, страдающий одышкой Антониото тяжело переносил жару.
Устало опустившись на мягкую тахту, консул позвонил в колокольчик. На зов вошел слуга и стал, ожидая приказаний.
— Иди и скажи синьоре, чтобы меня не ждали. Я очень устал и ужинать буду здесь.
Слуга удалился, но скоро вернулся и произнес:
— Синьора очень просит господина консула прибыть к ней. У нее гости и дела, не терпящие отлагательства.
— Ты видел гостей? Кто они?
— Да, синьор. У нее в доме грек по имени Ионаша.
— Хорошо, иди.
«Если у Джулии сидит Ионаша, значит, это от хана, — подумал Антониото, — надо идти. Не зря Менгли семь лет прожил среди нас, знает, что безопаснее всего обращаться к консулу через женскую половину. Появись ночной гость в моей половине — сразу у господ генеральных синдиков возникнет подозрение…»
Жену и гостя консул застал в столовой комнате. Ионаша сразу же поднялся и учтиво приветствовал светлейшего и вельможного.
— Наш друг Менгли послал мне очень важное письмо, — произнесла Джулия. — Вот, прочти, если хочешь.
Антониото взял письмо и сразу узнал почерк хана.
Менгли писал по-латыни плохо, и потому письмо было краткое:
«Высокочтимая госпожа! Посылаю слугу моего к тебе, дабы через него знал муж твой. Братья мои Хайдар и Нур-Давлет замыслили против меня и трона нашего худое дело. И для меня и для вас это плохо. Скоро злоумышленники приедут к мужу твоему еще раз и снова, думаю, будут предлагать деньги, чтобы Кафа помогла меня с трона столкнуть, а их поставить. Ведомо мне, что однажды муж твой за это деньги уже брал. Уговори его против меня зла не творить — взойдут братья на трон, такой дружбы, как со мной, вам не иметь. Уговори мужа братьев моих тайно схватить и посадить в крепь. Будет коли на то согласие, спроси у слуги второе письмо.
Ди Кабела сложил письмо и долго сидел в раздумье. Предложение хана сулило выгоды не только лично ему, но и консульству. «Я бы на его месте ни за что такой ошибки не совершил, — думал ди Кабела. — Ему надо самому уничтожить претендентов на престол и этим навсегда освободиться от забот. Видно, в минуту страха хан решился на такое. Отдавая братьев нам, хан тем самым ставит себя в зависимость. Теперь в случае надобности мы сможем угрожать хану освобождением его врагов, и он будет нам послушен. Завтра надо собрать малый совет и решить».
В столовую вошла служанка:
— Пришел барджело и просит синьора принять его.
— Пусть войдет, — сказал консул и дал знак жене увести гостя.
— У ворот крепости стоят два знатных татарина и с ними двенадцать всадников. Просят пропустить их к синьору консулу по важному делу, — доложил барджело.
«Это братья хана, — мелькнула догадка в голове консула, — малый совет собирать поздно, надо решать самому».
— Пропустите их в крепость, и пусть ждут. Я их приму. Только делайте все без шума.
— Слушаюсь, синьор консул, — произнес барджело и вышел.
Когда Джулия и Ионаша снова вошли в столовую, консул спросил:
— Не было ли еще одного письма?
— Вот оно, светлейший, — произнес Ионаша и подал консулу тяжелый кошель с деньгами.
Открыв его, консул увидел блеск золотых монет, и сердце его наполнилось радостью. В маленьком бумажном свертке, лежавшем поверх денег, было второе письмо: Оно гласило: «Это на расходы по делу, нам известному. Менгли».
— Великий хан повелел принять от синьора консула письменное доказательство того, что я здесь был и оба письма передал, — учтиво произнес Ионаша.
— В этом сейчас нет нужды. Передай хану, что птички уже в клетке. Они влетели в нее минуту назад.
Ионаша улыбнулся и, раскланявшись, вышел.
— Иди, спи с богом, — сказал консул жене, уходя. — У меня вся ночь будет полна забот.
Хайдар и Нур-Давлет прибыли в город под защитой вооруженных с ног до головы аскеров и не расставались с охраной даже в крепости. В зал приема они не пошли и ждали консульского знака во дворе…
— Худо будет, если кафинец не позволит войти к нему с аскерами, — говорил Хайдар, — тогда мы будем в его власти.
— Мы и сейчас в его власти, — угрюмо ответил Нур-Давлет, который был и старше и гораздо умнее Хайдара. — Что сделают наши воины, если нам не откроют ворота крепости? Все зависит от того, согласится ли консул поддержать нас.
— Прошлый раз золото он, однако, взял.
— На все воля аллаха. Только у меня что-то тяжело на душе.
— Без охраны я в дом не пойду, и, если что, будем биться до последнего дыхания.
— Ты прав, мой брат, надо быть осторожными.
Наконец консул Кафы через начальника стражи пригласил братьев и их друзей к себе. Гостей долго вели по освещенным лестницам и коридорам дворца. Всюду было тихо. Нигде не было не только стражи, но даже слуг. В малом консульском зале татар встретил сам синьор Антонио-то ди Кабела. Он был приветлив и весел. Поздравив гостей с благополучным прибытием, сказал:
— Я прошу у дорогих гостей извинения за то, что заставил долго ждать. И мне и вам надо сохранить ваш приезд в тайне, и потому я ждал, когда все чиновники покинут дворец. Мне пришлось услать стражу и слуг — никто не должен знать, что вы были у меня.
У братьев отлегло от сердца.
— Дела ваши должны быть очень важны, если они привели вас в Кафу в столь поздний час? — спросил консул.
— Говори ты, Нур-Давлет, — произнес Хайдар, — старшему первое слово.
Нур-Давлет кивнул головой и начал говорить:
— Немного времени прошло между нашими словами, сказанными здесь, однако все, что говорено было, уже известно хану Менгли. У твоих слуг длинные языки.
— Трудно измерить язык слуги. Лучше в таких делах совсем не иметь слуг, — ответил ди Кабела и показал на пустой зал. — Видно, мои дорогие гости не думают так, если привели с собой на тайную беседу чуть не половину Солхата.
— Не говори так! — снова воскликнул Хайдар. — Здесь все верные наши друзья.
— Как может человек знать, что на уме у его друга, если иной раз не знает, что замышляют родные братья.
Нур-Давлета передернуло от этих слов. Он вскочил и, обернувшись к охране, заговорил властно и громко:
— Ступайте все во двор! Пусть хозяин дома не думает, что мы боимся.
Аскеры молча покинули зал.
— Я знаю, зачем приехали вы. Я готов помочь вам. Говорите.
— Хан Менгли узнал о том, что мы дважды были здесь, и стал еще осторожнее. Нам теперь запрещено бывать в Солхате, за нами всюду следят. Нам известно, что хан частый гость в Кафе и доверяет тебе. Оставь у себя нескольких моих людей, и как только Менгли приедет во дворец, отдай его им. После смерти Менгли я немедленно займу престол, и никто не посмеет сказать о тебе худого слова. Хайдар будет моим тудуном в Кафе, и не будет тогда у тебя друзей преданнее, чем мы. Клянемся аллахом!
— Клянемся аллахом! — повторил Хайдар.
— Я готов был поддержать вас в случае взятия вами трона. Но погубить хана в моем дворце… об этом я никогда не думал. Хан не простой воин, его смерть нельзя сохранить в тайне. Что скажут люди, если узнают, что консул причастен к смерти хана?
— Я уже сказал — всякому, кто молвит худое про тебя слово, я вырву язык.
— Твоим подданным может быть, а моим? Что я скажу генеральным синдикам, членам совета, господам сенаторам?
— Ты насыпь каждому из них полный рот золота, и они будут молчать.
— Где его взять? Моя личная казна пуста, а деньги консульства — не мои.
— Ты только скажи нам «согласен», и наше золото будет ласкать твой взор.
— Сколько?
— Золотых монет у нас немного, — ответил Хайдар, — но мы привезли тебе восемь батманов золотых вещей. После будут еще великие подарки.
— Хорошо. Я согласен. На днях я приглашу Менгли к себе, и больше он не уйдет отсюда. Только помните клятву о дружбе. Измените ей — все татары узнают о том, как умер Менгли.
— Мы друзья навеки, о том слово мое, — произнес Нур-Давлет.
— И мое слово о том, — повторил Хайдар.
Консул хлопнул в ладоши, и через минуту в зал вошла красивая девушка.
— Разбуди служанок. Пусть принесут нам выпить.
— О нет, нет! — братья замахали руками. — Это противно нашей вере.
— Э, здесь вас никто не выдаст. Пусть войдут ваши друзья. Теперь и им не мешает промочить горло. Вы увидите, как я могу принимать дорогих гостей.
Одновременно с воинами охраны в зал неслышно вошли четыре девушки с музыкальными инструментами в руках. Они поклонились гостям и, усевшись в отдалении, начали играть. По залу поплыли звуки мелодичной музыки.
…Уже под утро, когда гости были изрядно пьяны, оба брата были брошены в темницу, а воины их все перебиты.
На следующее утро консул сидел за столом и разбирал бумаги. В крепости было тихо, как будто ничего не случилось. Вошел письмоводитель Адорно, спросил:
— Что делать с Хайдаром и Нур-Давлетом?
— Заковать в цепи и негласно отправить в Солдайю. Консулу ди Негро напишите — преступники особо важные и тайные. Держать строго, меж тем уважать — они братья хана.
— Слушаюсь. У названных преступников изъято золото, драгоценности и кони. Какие будут распоряжения?
— Лошади пусть постоят в моей конюшне, а все прочее принесите сюда.
Когда Адорно вышел, консул обратил внимание на один документ.
В нем докладывалось о должностных лицах, которые нарушили десятый параграф Устава. Они брали от татар и других людей взятки и подарки в виде съестного и питья, которое не в состоянии употребить не только в течение суток, но и за неделю. Под этим документом консул размашисто написал:
«Дабы впредь не могли сметь посягать на святость Устава — строжайше наказать. — Подумав, добавил: — Телесно».
СОВЕТ СТАРЕЙШИН
На следующий день ди Кабела созвал Совет старейшин. Совет открыл масарий Оберто Скварчиафико, первый помощник и советчик консула. В городе и во дворце его звали Феличе, что означает счастливый, удачливый.
Итак, Феличе открыл Совет и, помедля немного, добавил:
— Совет тайный.
Консул встал и начал говорить:
— Господа старейшины, господа масарии, я собрал всех, чтобы ознакомить с письмом протекторов Банка святого Георгия, которое я получил днями. Я прочту вам его все — от слова до слова. Вот оно:
«Синьор консул! Дорогой наш! Мы вынуждены слать это письмо, дабы вы знали то, о чем знать до сего не могли. Константинопольский пролив весь в руках султана, и наша республика, в первую очередь вы, почувствовали всю важность потери его. Полагая сначала, что турки не обладают никакими сведениями в искусстве мореплавания и надеясь на худость их флота, мы мало беспокоились за вашу судьбу, считая стены крепостей хазарских неприступными. Тем более, что благословенный папа Каллист готовил крестовый поход на нехристей, и мы вступили в союз с ним. Соединенный флот христианских государей вошел в архипелаг и объявил султану войну. К действиям приступить мы не могли, ибо республику раздирала борьба за власть, которую до сих пор ведут фамилии Адорни и Фрегози. Тем временем Магомед составил себе сильный флот и покорил и разграбил многие наши фактории, укрепил пролив, по коему ни один наш корабль пройти не может. Городам вашим эта собака готовит такую же участь, чего мы, однако, не допустим.
В ближайшее время мы думаем собрать полтысячи добрых воинов и послать для укрепления вашего сухим путем через Венгрию и Польшу. К будущей весне ждите их, а до сего примите все меры к укреплению стен ваших, к наведению должного порядка, дабы не быть застигнутыми врасплох и дать сарацинам отпор. Разрешаем вам очередные доходы нам не высылать, а все деньги употребить на укрепление крепостей и для найма солдат и матросов с кораблями. Оставайтесь с богом, более ничего».
Консул сел и стал ждать, что скажут масарии и старшины.
— Мне кажется, — начал говорить Феличе, — прежде чем обсуждать наше положение, следует выслушать капитана Просперо — военного начальника города. Я вызвал его, и он ждет.
— Позови его сюда.
Волоча огромную саблю по полу, в зал вошел низкий и круглый, словно колобок, Просперо. Капитано дель Бурго был с ног до головы обвешан оружием и при поклоне консулу и старейшинам загремел, будто турецкий тамбурин.
— Совет старейшин хочет выслушать тебя, капитан Просперо, и узнать, сколь способны мы отразить врагов в случае внезапного нападения, — сказал консул.
— Это зависит от того, светлейший и вельможный, кто будет нападать — турки или татары.
— Какая разница — все равно враги! — раздраженно сказал Феличе.
— Не говорите так, синьор масарий. Если татары нападут, то с суши, если турки — то с моря.
— Ну, допустим, нападут турки!
— Турки? Ну это, стало быть, будет с моря. Встретим, господин Феличе! Баллисты, я думаю, исправны.
— Ты только думаешь или точно исправны? А каково состояние стен?
— Крепостными укрепами ведает мой помощник Кастеляно Карпетто. Надо спросить его.
— Может, капитан расскажет нам, сколько арбалетов выставит наш город в случае нападения? — спросил один из старейшин.
— Синьору, вероятно, известно, что у меня нет ни одного арбалетчика. Три месяца назад был приказ консула всех их передать синьору приставу, дабы они выполняли роль полицейских служителей, что я и сделал. Передано двести воинов.
— Можно ли вместо них набрать других людей, из горожан? — спросил казначей.
— А жалованье?
— Что жалованье?
— Где они будут получать? — повторил Просперо.
— Там же, где и ты.
Забыв о присутствии светлейшего и вельможного, Просперо продолжительно свистнул, давая понять, что из этой затеи ничего не выйдет. Спохватившись, он смутился и разъяснил:
— Светлейшему Совету известно, я полагаю, что жалованье мне не платят. По приказу консула я живу за счет налога, который велено мне собирать с лавок и погребков, расположенных между стеной и рвом от дома де Кассалья до погребка Фомы. И, знаете, синьоры, на это уходит уйма времени. Я только тем и занимаюсь, что выколачиваю из торговцев деньги, чтобы одеть и прокормить себя. Господин пристав живет куда лучше. Его доходы…
— Хватит, Просперо! — грозно крикнул консул. — Ты не способен отвечать за оборону города. Завтра сдашь свои полномочия другому. Иди!
— Но позвольте…
— Не позволю. Господа старейшины согласны со мной?
Старейшины все, как один, кивнули головами.
— Я полагаю, синьоры, вам ясно, — сказал консул, когда Просперо вышел, — что дело обороны города в плачевном состоянии. В том повинен я и все мы вместе. Что вы предложите для приведения нашей мощи в должное состояние?
Старейшины и масарии, поочередно вставая, давали советы:
— Я советую господину консулу завтра же найти более способного военного начальника.
— Надо собрать всех каменщиков со всего консульства и заставить их привести стены крепости в порядок. Во многих местах они рушатся. Надо отремонтировать ворота.
— Все суда с рыбной ловли снять, установить на них орудия и вооружить матросов.
— Неплохо бы послать человека в Польшу и выпросить у короля добрых жолнеров по найму. На наших полицейских я не надеюсь. Все воры и трусы.
— Я не верю в дружбу хана. Надо поднять выше стену, защищающую нас с суши.
— Ваши советы приняты, господа старейшины. Так и сделаем, — сказал консул, — а что касается хана, то он у нас в руках. Вчера по его просьбе я заполонил его братьев. Они уже в крепости Санто-Кристо. Если Менгли вздумает кривить душой, мы выпустим его соперников и поможем им сесть на трон. Он это знает и будет послушен нам.
Когда все было решено, ди Кабела как бы между прочим сказал:
— Да, вот еще одно небольшое дело, господа. Христофоро ди Негро жалуется на благородных братьев ди Гуаско. Я зачту его жалобу.
Консул взял со стола лист бумаги и прочел Совету письмо ди Негро.
— Мне кажется, что славный ди Негро не прав, — заметил консул после прочтения. — Стремление ди Гуаско держать подчиненных своих в страхе и повиновении в наше время похвально. Что касается самосуда и виселиц, я в это, откровенно говоря, не верю.
— Да и чего это вдруг Христофоро встал на защиту работников? Уж не от жалости ли к ним? — проговорил масарий Фиеско.
— Из-за жалости! — воскликнул Феличе. — Просто он зол на помещиков за то, что они не хотят его признавать и подчиняются только Кафе. По-моему, ему надо слегка укоротить руки. Вместо ссор с помещиками лучше заботился бы о крепости да и нам мог бы прислать дюжи-ну-две каменщиков.
— Я рад, что предугадал мнение Совета, — довольно ухмыляясь, произнес консул. — Вот ответ, который заготовлен. Прочтите, Фиеско.
Масарий поднялся и начал читать письмо. Заканчивалось оно так:
«…Приказываем вам потому впредь не беспокоить ни тех братьев, ни их людей, а, наоборот, допустить тех господ безо всякого притеснения пользоваться владениями, как этого требует справедливость. А если с вашей стороны будет сделано какое-либо покушение на права тех ди Гуаско и будете притеснять их, вы дадите нам основание привлечь вас к суду. С божьей помощью начинаем мы новое строительство и просим вас прислать нам хороших мастеров по каменному делу, которых сможете разыскать в городе, не трогая работающих в замке Тасили, так как мы понимаем, как нужны они там ввиду надвигающихся событий. Сделайте так, чтобы те мастера были у нас в понедельник утром».
После Совета консул оставил у себя Феличе и сказал ему:
— Предупреди старейшин, чтобы те сохранили в тайне содержание письма протекторов. А то снова эти олухи-горожане начнут сушить сухари и коптить рыбу, готовясь к побегу из города.
— Воля ваша, а я бы сделал наоборот, — ответил Феличе. — Напуганные опасностью вторжения, жители города окажутся сговорчивее, если мы вдруг надумаем собрать налог на военные нужды.
— А куда, по-твоему, вложить те деньги, что разрешили нам протекторы Банка тратить на оборону?
— Мало ли куда. Это дело консула.
— Над этим стоит подумать. А горожане не возмутятся?
— Служители синьора пристава зорко следят за ними. Если понадобится, мы поставим машину для пыток еще в двух-трех местах. Они отрезвляют самых буйных.
Плотно пообедав, консул решил соснуть пару часов. Раздевшись, он лег под балдахин, но сон упорно не шел к нему. Во-первых, не выходил из головы совет Феличе. Ведь если расходы на оборону Кафы переложить на плечи горожан, думал консул, то тысячи сонмов, отпущенных на это банком, можно умеючи присвоить. Тысячи! И опять-таки, как сохранить такое богатство в случае, если город не устоит под натиском неприятеля? Турки еще жаднее, чем татары, и жестокости у них немало. Как вместе с богатством сохранить и жизнь? Консул понимал, что в случае войны из Кафы уйти будет трудно. Если турки пойдут с моря, татары непременно обложат город с суши. В этом консул ни на минуту не сомневался. Куда скроется он, обремененный семьей и богатством? Консул мучительно думал и не находил ответа на этот вопрос. О сне не могло быть и речи. Консул встал и повелел позвать музыкантов и танцовщиц.
Но и это не развеселило его. Музыка показалась ему нудной, танцовщицы вялыми и некрасивыми. Усталым взмахом руки он отослал их прочь. Вспомнил о рабынях-наложницах и поморщился, словно от зубной боли. Все они надоели со своими искусственными ласками и со страхом в глазах.
Согласно Уставу, консул обязан был в понедельник, четверг и субботу навещать суд, дабы следить за правосудием. Однако ди Кабела в суде бывал редко. Сейчас ему захотелось побывать там. Синдик предоставил ему лучшее место за столом и подал две папки. В одной лежали дела уже рассмотренные, в другой — назначенные на сегодняшнее судилище. Консул равнодушно перебрал бумаги — не было ничего интересного. Кто-то кому-то не уплатил долги или налог, кто-то проворовался или взял взятку (таких дел было большинство).
Отбросив папки на стол, ди Кабела вышел из суда. Оставалось одно средство победить хандру — напиться как сорок тысяч пьяниц. И консул решил воспользоваться им.
Всю ночь с превеликими осторожностями Демо и Ольга пробирались лесными тропами. Ехали молча, и Ольга была уверена, что к утру они достигнут Сурожа. Но на рассвете Демо разочаровал ее. Он сказал, что едут они не в Сурож, а в Кафу.
— Татары теперь, наверное, рыскают по сурожской дороге, и мы ни за что не ушли бы от погони. Потому я и решил обмануть их. Мы приедем в Кафу, и ты найдешь защиту у моих друзей.
— Почему? Разве не живет в Кафе мой брат?
— Я не знаю, где его дом, да и нет смысла в такую рань мотаться по улицам города. Кто знает — может, татары и туда послали часть всадников.
Перепуганная Ольга согласилась.
Спасая Ольгу, Демо, конечно, рисковал. Если бы джигиты Кара-текена догнали его — смерти не миновать. Но рискнуть стоило. Русский купец богат, и если умело преподнести ему спасение дочери, можно получить много денег. Кроме того, Демо знал упрямство своего брата. Теодоро ради Ольги примет христианство, а святые отцы ему этого не простят. Тогда стоит только убрать с пути Андреоло — и Деметрио единственный наследник богатств ди Гуаско.
Все это по дороге в Кафу Деметрио хорошо обдумал.
Ольгу он привез в домик Кончеты и сразу хотел было идти к Чуриловым за выкупом, но хозяйка шепнула, что его очень хотел видеть консул ди Кабела. Попросив обойтись с девушкой поласковее, Демо сразу же пошел в палаццо консоляро.
Ди Кабела, видимо, давно ждал его. Не спрашивая, как прошла поездка в Солдайю, он тоном, не допускающим возражения, сказал:
— Отныне ты военный начальник города. Я знаю, ты только что с дороги и устал, но время не терпит. Сейчас же сядешь в седло и объедешь все городские укрепления. Сам лично ощупай каждый камень, посмотри, где и сколько воинов надобно, чтобы отразить могущественного врага…
— Это турки, ваша светлость?
— Ты догадлив, Деметрио ди Гуаско. Не позднее чем завтра представишь план обороны города, который мы обсудим на Совете. Ты молод, и сил у тебя хоть отбавляй. Тебе еще раз придется ехать в Солдайю. Ты заедешь к консулу ди Негро и расскажешь ему о нашем положении. Затем побывай у своего отца и скажи ему, чтобы он собрал как можно больше людей, вооружил их и держал наготове. Нам будет нужен каждый, кто способен носить оружие. Ты понял меня?
— Я боюсь, что у меня не хватит опыта…
— Я верю в тебя, Деметрио. Ди Гуаско всегда были умны и отважны. Иди, выполняй приказ.