– Почему именно этот ресторан? – спросил я. – Заведение в военном стиле не к лицу хрупкой женщине.
– Мы тут познакомились. Мой муж любит все, связанное с военной реконструкцией.
– Он заметил вас за стойкой бара с бокалом в руках? Принял бокал за гранату?
– Я работала в кадровом агентстве. Зашла на бизнес-ланч.
– А он?
– Его офис напротив. Он был младшим сотрудником в своей компании. По сути, мальчиком на побегушках. Но я сразу увидела в нем потенциал.
– Так вы кадровик? – мне не очень хотелось все время говорить о ее муже. – Может быть, вы поделитесь вашими секретами? Чтобы пройти собеседование на хорошее место. Я вот уже подумываю сменить работу…
– Вам это не поможет, – она, в свою очередь, видимо, не хотела говорить обо мне.
– Почему?
– Вы недостаточно тонкий и развитый.
– А что нужно, чтобы развиться?
– Книжки нужно было читать разные. По философии, психологии, романы, в конце концов. Но теперь уже поздно об этом говорить.
Я пропустил ее выпад, снова нацепив на лицо непробиваемую броню в виде улыбки.
Что же, если так хочется, будем говорить о вашем муже. В конце концов – кто платит, тот и заказывает музыку.
За два последующих часа сидения в ресторане а-ля дворянская усадьба, над луной-блином с россыпью красной икры в звездном небе на десерт, я узнал много чего о ее прекрасном муже.
Например, о том, как он ее бросил. Он действительно никогда не опаздывал. Но он заставлял ее ждать. А ждать она не любила. Очень не любила. Она постоянно поторапливала и его, и себя. Спешила все успеть и всего достичь. Она хотела, чтобы он развивался стремительно, быстро двигался по карьерной лестнице и был по положению в обществе равен ей.
Сама она в свои юные годы с отличием окончила университет по специальности «психология» и поступила в аспирантуру. Защитила диссертацию и получила звание доцента и должность заведующего кафедрой.
Она взяла его перспективным мальчиком и захотела, чтобы он стал ее олимпийцем, чемпионом, победителем. Он был ее психологическим экспериментом, подопытным кроликом, личным научным достижением. Она писала диссертацию по личностному потенциалу, по развитию в условиях жесткой конкуренции и находила все новые и новые способы мотивировать его. Она ни на минуту не сомневалась, была уверена и в своем выборе, и в своей теории.
И под ее чутким руководством ее подопечный стал делать стремительную карьеру. Он быстро двигался вверх в финансовой корпорации. Купил машину, о которой только можно мечтать, стал копить на квартиру. А чтобы придать ему сил и дополнительной мотивации победителя, она записала его в секцию альпинистов. В команду по восхождению на главные вершины мира.
И ее муж, ее мальчик поднимался все выше и выше к своему Олимпу. Ибо визуальные фантазии связаны с реальными достижениями.
Но что-то пошло не так. Первый раз она почувствовала что-то неладное, когда он начал пить много пива и подолгу задерживался якобы в пивных барах с друзьями.
Бездарно проводить время или проедать жизнь в ее теории не предусматривалось. Она привыкла все контролировать в его жизни, и ей не понравилось, что он стал замкнутым и перестал с ней делиться по вечерам своими впечатлениями, рассказывать о каждом своем шаге на работе.
– Что-то случилось? – обратилась она к нему. – Давай поговорим…
Но он только молчал, отказываясь идти на контакт.
– Любишь меня? – спросила она.
– Я не знаю, – и это после пяти лет совместной жизни! – Мне надо подумать…
– Я не понимаю, что тебе мешает думать здесь? – недослушала она.
– Это не так просто. Ты на меня давишь. На следующей неделе мы с друзьями едем в Альпы, на Монблан, – помимо альпинизма ее муж увлекался историей, состоял в клубе реконструкторов исторических событий, и время от времени они играли в разные важные события, например, переход Суворова через Альпы. – Я тебе говорил про восхождение. Когда я вернусь, мы поговорим. Потерпи немного.
Но она не стала терпеть. Она решила сразу бороться. Звонила в отель, проверяла банковские карточки и счета, чтобы узнать о его тратах. Она сразу заподозрила, что он поехал на Монблан не с друзьями, а с любовницей, с той рыженькой секретаршей. И она хотела вывести его на чистую воду. Информирован, значит, вооружен.
Но это не помогло. Все ее усилия были тщетны. Когда он вернулся, он сказал: «Все плохо».
– Что плохо?
– Я подумал, все плохо для тебя и прекрасно для меня. Нам нужно расстаться.
До этого никогда такого не было. Она не ожидала, что он вот так – самостоятельно – примет решение разойтись. Что он первым бросит ее, такую красивую, эффектную, успешную. Наверное, она переусердствовала в своих усилиях развивать его.
– Это связано с твоей новой секретаршей? – поинтересовалась она осторожно, хотя для себя уже знала ответ на этот вопрос.
– Нет, – сказал он, – другие женщины тут ни при чем.
– Тогда в чем дело?
– Понимаешь, когда стоишь один на вершине, залитой солнцем, и видишь, как копошатся людишки там, внизу, то понимаешь, что тебе никто не нужен и ты никого не любишь.
– Я тебе не верю, – сказала она, – ты не можешь так поступить. Я не могла в тебе так ошибиться. Ты не истероид и не эпилептоид.
– Тем не менее, – сказал он, – мне теперь нужно остаться одному. Потому что я достиг своей вершины. И наш цикл завершен.
А потом, приблизив губы к ее лицу, добавил:
– Понимаешь, все. Все кончено. Абсолютно все. Я тебя больше не люблю.
Она оторопела. Не могла ничего сказать от шока. А он, воспользовавшись ее замешательством, быстро собрался и куда-то уехал. Должно быть, к своей рыжей секретарше. И эти несколько часов, пока его не было, несколько часов, на протяжении которых она ждала, что он позвонит, были самыми мучительными часами ожидания в ее жизни.
Она не выдержала и набрала его сама. Сказала, что не может вот так вот. Что умрет, если он не вернется. Что наложит на себя руки.
– Вернись сегодня, сейчас же! – кричала она в трубку. – Мне ужасно плохо!
– Хорошо, – снизошел он, – еще один день. Но на секс даже не рассчитывай.
– Неделю, – взмолилась она, – дай мне еще неделю, чтобы я собралась с силами…
Весь следующий день они провели вместе. Потому что он боялся оставить ее одну. Но чем больше минут они были в то утро рядом, тем больше она понимала, что не стоит прикладывать столько усилий. Что ему в тягость. Что он все для себя решил.
И тогда гордость взяла свое, она заявила, что не стоит тянуть кота за хвост. Что неделя ей не нужна.
– Отлично, – обрадовался он, – я рад, что ты так быстро собралась с силами.
Но одно дело сказать, а другое – решиться и сделать.
И тогда – о чудо! – они нашли спасительное решение. Точнее, нашел он.
– Давай я тебя отвезу в наш любимый ресторан напротив моего офиса. Туда, где мы познакомились. А потом позвоню твоей подруге, только ты никуда не уходи. И она тебя заберет, когда ты захочешь. А пока ты сможешь сидеть у окна и смотреть на мой офис. На мой Олимп. На мою залитую солнцем вершину.
И вот, я так и вижу эту картину: медленно, как у дорогих иномарок в романтических фильмах, открывается дверь авто, и оттуда плавно, словно в замедленном повторе, выкидывается нога женщины в изящном красном полуботинке. Тонкая щиколотка, как положено у породистых девушек. Серебряная молния. И все выглядит очень красиво и стильно.
Единственная проблема: вдруг взявшаяся откуда-то и в самый неподходящий момент агорафобия – боязнь окружающего пространства, открытых мест, площадей, рынков, людских толп. Как кошка боится воды, она боялась теперь замочить в сыром мартовском воздухе пышные волосы и нежную кожу.
Но она все-таки преодолевает себя и ступает каблуком ботиночка в мартовскую лужу, которую здесь будто специально напрудили мартовские коты. А может, ее наделало мартовское взбесившееся солнце. В дорогой красной коже на грязный тротуар. Почему-то мне во время ее рассказа вспомнилось, что семеновские и преображенские полки обязали носить как униформу красные гольфы в память о том, что они сражались по колено в крови. А темные рыжие брызги грязи на тонких колготках словно стекали на ее красные ботинки кровавым выкидышем их несостоявшейся любви.
– Я думала, я рухну прямо на улице, – после небольшой паузы, три больших глотка воздуха, два – воды, продолжила свою историю Лариса. Так звали мою собеседницу. Но ей больше нравится Лиза. Еще один глоток. Будто она хочет избавиться от себя.
Потому что было очень больно смотреть на людей, которые просто проходили мимо, живя своей обычной жизнью. На беременную женщину, что шла, наглаживая свой живот, будто уговаривая ребеночка не шалить, не дрыгаться, а занять правильное положение. На собачку с подбитыми ногами. Заднюю часть собаки, похожей на крысу, хозяин нес в сумке, а передними ногами она еще пробовала подпрыгивать; дергаться и двигаться сама. На чету стариков, что шли очень медленно, шаг за шагом, поддерживая друг дружку. На еще одну молодую маму с коляской. Коляску мама толкала рукой вперед, а другой держала едва шагающего малыша в полуподвешенном состоянии, помогая удерживать равновесие на широкой полосе асфальта. А тот все норовил завалиться на бок. «Ну, что ты, как бычок, шатаешься», – ласково говорила мама, и от этих ее слов стало совсем плохо, ибо только в этом году они заговорили о возможных детях.
– Пойдем, пойдем, – муж помог Лизе выбраться из машины, протянув руку и подтаскивая ее за собой в сторону здания, как бездвижную таксу, как крысу-Ларису.
Странно, но в баре им стало легче, словно они добрались до оазиса после изнурительного путешествия от одного замкнутого пространства к другому. Ему – потому что он словно скинул с плеч тяжелый груз, избавился от надоевшей ноши. Вывел наконец из своей машины ту, которая выходить никак не хотела, выбросил с траектории своего пути. Теперь, когда половина дела сделана, оставалось лишь довершить начатое и отряхнуть руки. Теперь можно в любой момент встать и уйти.