– Ничего! – резко оборвала Эллины причитания мама. – Родная бабка плохо не сделает. Это молодежь детей портит. Это молодые сейчас такие пошли, совести нет, старших не уважают. Лучше бабки никто не воспитает детей. Мать потом еще ей спасибо скажет.
– Да, это тоже правда, ей-богу, правда. Бабушка тоже же ведь не враг им. Верно говоришь.
Когда чай был выпит, Элла показала ковры, и Дарина выбрала один из них. Это оказался очень дорогой, стоимостью в годовую зарплату Антона, редкий ковер ручной работы, но мама без единого слова отсчитала нужную сумму. Распрощавшись с Эллой, они вышли. У подъезда их ждал начищенный до блеска черный «Лексус» с водителем.
– Спасибо за ковер, он такой красивый! – с жаром воскликнула Дарина, когда они сели в машину. – И такой дорогой!
– Аа, – махнула мама рукой. – Ковер – это такая мелочь! Я тебе и квартиру хорошую купила, отсюда недалеко, постелишь ковер в прихожей. И машину эту тоже себе возьми. Я вот что хочу тебе сказать, доченька. Ты меня не слушаешь, а всяких посторонних людей слушаешь. Я же не враг тебе. Я все для тебя сделаю, но я хочу, чтобы ты счастлива была. А ты несчастлива. Я это поняла, когда письмо твое получила. Я это увидела, как только вошла в твою клетушку. Разве к такому ты привыкла? Разве такой жизни я для тебя желала?
Я тебе сейчас скажу два слова, а ты подумай над этим хорошенько. Водитель меня в аэропорт отвезет, потом тебя повезет в твою новую квартиру. Я ему зарплату плачу, так что можешь пользоваться, когда хочешь. В магазин поехать, по делам. С домработницей я тоже договорилась, раз в неделю приходить будет, убирать, готовить, чтобы ты ни на что не отвлекалась. Ты же у меня такая деловая была, карьеру в политике хотела делать, куда это все делось? В обносках ходишь. Я всем тебе помогу, деньги на карточку ежемесячно перечислять буду, пока ты сама не начнешь хорошо зарабатывать, только ты должна мне обещать, что бросишь эти глупости и начнешь заниматься своей жизнью, карьерой. Ты уже не маленькая, чтобы ерундой заниматься. А ребенка твоего я себе возьму, сама воспитывать буду. Гувернантку ему найму, учителей, он у меня принцем расти будет. Будет мне в делах помощником, а потом мой бизнес ему перейдет. Разве плохо? А ты к нам в любое время прилетать сможешь, навещать. И Антон твой пусть прилетает…
Дарина вопросительно посмотрела на маму. До этого она ни разу не называла ее мужа по имени.
– Антон? – недоверчиво спросила она.
– Ты не думай, я по-прежнему этот твой шаг не одобряю. Но что поделать, что сделано – то сделано. Значит, судьба у меня такая, что из миллионов мужчин моя единственная дочь выбрала самого бесперспективного. – Вздохнув, она добавила: – Ну ладно уж, пусть прилетает, это же и его сын тоже… А я сегодня позвоню по своим каналам, тебе надо будет пойти с людьми нужными пообщаться – из администрации президента и из правительства. Я хочу, чтобы ты там работала, чтобы я тобой гордиться могла. Я имею на это право? Скажи, имею или нет, после всего, что я из-за тебя вынесла?
– Имеешь, – виновато ответила Дарина. Ей казалось, что мама никогда не примет ее мужа, но теперь она поняла, что ошибалась.
– Ну вот и хорошо, – сказала мама и улыбнулась. – Я никогда не обманывала тебя и хотела бы, чтобы и ты не обманула моего доверия. Я могу на это рассчитывать, Дарина?
За окном уже мелькали очертания аэропорта Внуково. Дарина подумала, что на Юго-Западе Москвы все дышит благополучием и роскошью, в то время как Северо-Восток скорее олицетворяет бедность и вынужденную простоту. Один город, но как далеко эти две части друг от друга: два разных мира, два разных города, хоть от одной точки до другой добираться всего час.
– Да! – уверенно сказала Дарина.
– Ну наконец я узнаю свою дочь, – засмеялась мама и, порывшись в сумке, достала из нее связку ключей. – Вот две связки ключей от квартиры, одна у меня будет. От машины ключи у водителя. Водителя зовут Денис.
– Совершенно верно, – кивнул Денис.
– Теперь мне пора, я тебе позвоню сегодня, скажу номер телефона человека, которому надо будет позвонить. Он тебе пока место подготовит, ты родишь мне здорового внука и работать пойдешь. А дальше посмотрим.
Дарина сжала мамину руку и посмотрела ей в глаза. В этот раз в них не было ни грусти, ни тоски. Цепкий и ясный, привычный мамин взгляд, который обволакивал ее, как та безоблачность, которой Дарина всегда была окружена, когда жила с мамой.
– Спасибо, мама! – воскликнула Дарина. На ее глаза навернулись слезы.
– Ну все, все, ты же знаешь, что я не люблю…
– Эти сюси-пуси, – засмеялась сквозь слезы Дарина, – да, знаю.
Елена НастоваДуши древних
– Люба, открой дверь! Открой немедленно, слышишь! – Трофимов колотил в дверь ванной, за которой рыдала его беременная жена, мать его будущего – второго – сына.
– Уйди от меня! – сквозь рыдания кричала Любочка. – Ненавижу тебя, не-на-ви-жу! Ненавижу, слышишь? Никогда тебе этого не прощу!
В ее голосе звенела такая ярость, что Трофимов вконец растерялся. Он понимал, что жена его сошла с ума, понимал, что она обижает его незаслуженно, но водопад ее отчаянья был так велик и стремителен, что размыл панцирь хладнокровия, в который обычно был одет Трофимов. Без панциря Трофимов чувствовал себя слабым и беззащитным. Прислонившись к двери и чуть не плача, он молил:
– Любочка, да при чем же здесь я?! Пол ребенка не зависит ни от чьих желаний!
– А, не зависит! – гневно крикнула его жена. – Женщина – земля, семя в нее кидает мужчина! Ты хотел первого, а теперь и этого! Это все ты, ты!
И завывания за дверью продолжились с удвоенной силой.
Изнемогая от страха, Трофимов несколько раз пробежал коридор туда и обратно. Он относился к редкому типу убежденных семьянинов и сор из избы выносить не любил. Но сейчас был исключительный случай. Каким-то внутренним чутьем Трофимов угадывал, что вызвать Любу на переговоры удастся только женщине, потому что только женщина знает слова, способные вернуть его жене разум. Он запнулся о телефонный шнур, стукнулся лбом о косяк и в ту же секунду понял, кого звать на помощь. Катя Зимина знала Любочку почти всю жизнь, потому что дружила с ней с первого класса начальной школы. Потирая лоб, Трофимов призывал Катю бросить все дела и мчаться в такси, потому что их с Любой дом сотрясает катастрофа.
Через полчаса Катя прибыла. Катя и Трофимов склонились головами в кухне, заняв стратегическую позицию, из которой просматривалась дверь в ванную.
– Сегодня узнала, – торопливо докладывал Трофимов. – С УЗИ пришла, будто сумасшедшая, глаза дикие… И сразу в ванную!
Они одновременно посмотрели на дверь ванной. Из-за двери не доносилось ни звука.
– Может, она уснула? – предположила Катя. Подошла к ванной:
– Любаня, это я… Выходи!
Из-за двери раздался такой грохот, что Катя отскочила в коридор. Трофимов схватился за голову. Зачем-то пояснил:
– Баночка с солью… в жестяной коробке.
– Люб, ну что ты, в самом деле? – укоризненно начала Катя, осторожно подбираясь к ванной. – Ну, вот у меня две девки, и что теперь? Я тоже второго мальчишку хотела! Тоже переживала, а теперь надышаться не могу! Не гневи Бога!
В ответ ей послышались звуки ударов тяжелых предметов о кафель, прерывающиеся набирающими силу рыданиями.
– Да у нее истерика, – охнула Катя. – Ей бы успокоительного выпить!
Натолкнулась на отчаянный взгляд Трофимова и замолчала.
– Лезвий там нет?
– Да ты что! – отшатнулся Любин муж. – Ну не настолько же!
Катя строго посмотрела на него, что означало: все может быть. Пояснила веско:
– Не порезалась бы, пока все там колотит…
– Родителям Любкиным звонил? – Катя по-будничному вытащила из сумки кулек с конфетами, поставила на плиту чайник. Когда чай нагрелся, налила себе чая и, прихватив вазочку с конфетами, пошла в комнату. Трофимов плелся за ней.
– Так что родителям?..
– Не звонил! Они на даче за городом. Не стал их волновать.
– Еще попытаемся?..
– Нет уж, – решительно отказался Трофимов. – Давай подождем, пусть остынет… Она, видишь, сразу реветь начинает, а ей реветь вредно. А так есть, может, захочет, устанет…
Он с надеждой смотрел на подругу жены.
– Измором, значит, будем брать, – усмехнулась Катя.
В комнате, на полу у дивана, лежал большой узел, связанный из простыни.
– Вот, – кивнул на узел Трофимов, – собрала мальчишечью одежду детскую, хотела отдать. Так уверена была…
Он протянул Кате открытку. На лицевой стороне открытки Катя увидела девочку, сидящую на лугу, всю в луговых цветах. Девочка была смутно похожа на Любу – такая же большеглазая, курносенькая, с ямочками на щеках. На видных из травы плечах девочки лежали бретельки от сарафана, а голову в льняных волосах украшал венок из ромашек.
На обороте было крупно написано Любиным почерком: «Надежда Юрьевна Трофимова».
– Крушение надежды, значит…
– Слушай, ты покарауль, а я до аптеки добегу, – спохватился Трофимов. – Посмотрю, что беременным для успокоения можно…
Сунул ноги в туфли и умчался.
Катя присела на диван и, прихлебывая чай, задумалась о Любиной жизни.
Девочки сначала становятся женщинами, а потом – матерями. Так происходит у животных, так происходит у человека, потому что такой порядок задуман природой. Любочка Трофимова, тогда еще Лебедева, была аномальным исключением из природной логики, потому что она сначала стала матерью, а потом уже женщиной. Катя помнила, как это случилось: в девятом классе, где-то в середине мая. Учительница говорит у доски, а Люба завороженно смотрит куда-то вбок. Катя пихает подругу локтем, и Любочка, повернув к ней мечтательное лицо, неожиданно шепчет: «Хочу, чтобы у меня с ним был ребенок… дочка». «С кем?!» – поражается Катя.
«С Борькой Ершовым…»
Несколько недель Катя вместе с Любой бродила по детским магазинам, разглядывая чепчики и распашонки, и в полном недоумении выслушивала мечты подруги о том, к