- Я. - мальчишка вдруг запнулся и опустил голову. - Я хотел сказать. вы только не подумайте! Я ведь теперь стану тэром, и я. а вы. У меня намерения самые честные, вы не думайте, и тиссе Тория не станет возражать! Я вами всегда восхищался, я...
Ой-ой... Понимание, что он пытается сказать, оказалось болезненным и неприятным.
Может, девчонке, которой на самом деле 16, признания от парня бы польстили, даже если сам он ей безразличен. Но Зинаиде Летовой меньше всего хотелось бы причинять боль хорошему мальчику, с которым у нее никак не может быть ничего общего. И лестно ей тоже не было.
И когда он вообще мог успеть? Ведь и впрямь почти не общались! Или это у него вроде влюбленности в недосягаемый образ прекрасной дамы, с которой и разговаривать необязательно? Ну да, у мальчишек в его годы случается. Полюбовался однажды на укрощение дракона - и пожалуйста, готов светлый идеал, который издалека обожать даже удобнее, потому что всему, что он там себе напридумывал, ничуть не мешает реальность.
А выпитое за ужином - совсем немного, но ведь с непривычки! - наверняка придало смелости.
Нет, конечно, в ее практике и такое бывало - как не бывать! Случалось, влюблялись в нее ученики, вот такие же почти, как этот Кей. Все -таки была она и там еще вполне молодой и неплохо выглядела. Признаться строгой математичке, правда, мало у кого духу хватало, но попадались и такие отважные кадры.
Вот только там и тогда все эти мальчишки-старшеклассники видели перед собой взрослую учительницу гораздо старше себя. И отлично сами понимали, насколько исчезающе мало у них в реальности шансов на взаимность.
А этот видел - кого же он видел? Ну да, девчонку еще моложе себя. И разделяет их в его глазах разве что социальный статус. Да и то - препятствие это вовсе не является непреодолимым. Он ведь, как сам и сказал, станет теперь уважаемым тэром и вполне может занять высокое положение в обществе. И войти в благородный род ему тогда ничто не помешает.
“Как же объяснить тебе, малыш, - чувствуя подкативший к горлу комок, думала Ида. -ты ведь не знаешь, что перед тобой - взрослая тетка, столько лет работавшая в школе с такими же, как ты, не способная смотреть на тебя иначе как на мальчишку. Пережившая тяжелый брак, две неудачные беременности, годы одиночества и много чего еще, о чем тебе лучше и вовсе никогда не узнать, ведь ты будешь, надеюсь, когда -то кому-то прекрасным мужем.”
Надо было прекратить все это, пока не поздно.
- Кей, - она прервала излияния мальчишки, стараясь говорить самым прохладным тоном, на какой была способна. Т ак говорила Зинаида Алексеевна, отчитывая нерадивых учеников. - Я не думаю, что твои признания уместны. Я не хотела бы больше слышать от тебя ничего подобного. Никогда.
Резко развернувшись, она ушла, оставив мальчишку стоять посреди коридора с опущенными плечами и разбитым сердцем.
Пусть. пусть так. Он уедет, там будут другие девушки, студентки, его ровесницы. В его возрасте все это быстро проходит. Во всяком случае. так честнее. И зачем вообще она себя уговаривает?
Второй серьезный разговор, на этот раз с родителями, Ида планировала уже давно - ведь решила же! - но все никак не могла собраться с духом. А еще против этого категорически возражала Ада, уверявшая, что после таких признаний их или упекут в местную психушку, или еще чего похуже. Что уж там “похуже” она себе воображала, сложно сказать. Ида сильно подозревала, что Ада просто боится, как и она сама, посмотреть в глаза родителям, когда они узнают, что дочери так долго им лгали. Да и... смогут ли тисс Тристобаль и тиссе Тория тогда считать их дочерьми?
Аде казалось, они уж точно решат, что она притворялась все это время - в своих капризах, истериках и порывах. Разве могла так вести себя пожилая женщина? А как, как объяснить, как доказать, что она всегда была искренна, в каждой слезинке, что то ли вновь обретенная молодость так на нее подействовала, то ли новый мир.
Однако в итоге разговор случился, когда обе они не были к этому готовы.
- Ну шо, шо мы им расскажем?! Выгонят они нас и вся недолга! - девочки вполголоса препирались по дороге с очередной тренировки, проходившей во дворе, не обращая внимания на учителя и вышедшего им навстречу тисса Тристобаля. На их беседы по -русски все, казалось, привыкли не обращать внимания.
- Все равно надо рассказать. так будет правильно! Так честно!
- Рассказать, думаю, надо, - негромко вмешался вдруг тисс Тристобаль и, будто намереваясь их добить, добавил по-русски, - обязательно!
Тисс Тристобаль не напрасно много лет занимал свою должность. И уж никак он не мог не обратить внимания на странности, происходившие в собственной семье.
Нет, он далек был от того, чтобы подозревать дочерей в чем-то дурном. Но хотел точно понимать, что именно с ними происходит.
Конечно, доктор давным-давно заверил его, что “птичий язык”, на котором говорят между собой девочки, явление нормальное, и он непременно скоро забудется.
Вот только что-то он никак не забывался. Более того - чем больше тисс Тристобаль его слышал, тем сильнее крепло его убеждение, что все здесь не так просто. У языка определенно была сложная структура, обширный лексикон, богатый понятийный аппарат. Откуда бы взялось все это у девчонок, пролежавших всю жизнь в своих постелях?
Решив раз и навсегда разобраться со своими сомнениями, он стал прислушиваться к разговорам дочерей, записывать услышанное на слух, а пару раз даже сделал записи на кристаллах, чтобы дать послушать специалистам-дешифраторам. Те подтвердили, что речь идет о развитом языке, но ничего не могли сказать ни о его происхождении, ни о содержании разговора. А подозрение, что девочки скрывают что -то важное, только росло.
Годами тисс Тристобаль мучительно прислушивался, не делясь сомнениями даже с женой, выделяя отдельные слова, обращая внимание на интонации и ситуации, в которых они произносились.
Конечно, выучить язык таким способом было бы невозможно. Но несколько слов ему удалось все же идентифицировать более или менее достоверно - достаточно, чтобы дать девочкам понять, что пора бы поговорить откровенно.
А вот приглашать на этот разговор Торию он не собирался - мало ли что. На присутствии матери настояла Ида.
Для разговора устроились в его кабинете. Г оворила Ида - старшая из сестер молчала, настороженно замерев рядом с ней.
Она рассказала все: о прежнем мире, прошлой жизни, о том, сколько им было лет. О несостоявшейся смерти и о своей теории про девочек, родившихся без души. И о том, как, оказавшись здесь, они не решились признаться, кто они.
Родители слушали, не говоря ни слова.
- Вы теперь нас выгоните? - угрюмо спросила наконец Ада после затянувшейся паузы.
- Что?! - тисс Тристобаль выглядел шокированным этим предположением. - Что за глупость?!
- Девочки... - голос тиссе Тории сорвался, и как -то вдруг стало ясно, что молчала она, пытаясь сдержать слезы. И вдруг вскочила, бросилась к дочерям, чтобы обнять обеих сразу. - Бедные мои девочки, сколько же вы пережили!
- Вы. не злитесь? - неверяще спросила Ида.
- Не знаю, как ваша мать, а я, безусловно, очень зол, - сердито ответил тисс Тристобаль.
- Вам следовало давно все рассказать, а не морочить нам головы. Я едва с ума не сошел, пытаясь понять, что с вами происходит! А вы, оказывается, просто помните прошлую жизнь, да еще в другом мире. Конечно, об этом не стоит трепаться на каждом углу, но уж с родителями-то могли бы поделиться! Вы что же, всерьез думаете, что для нас это что -то меняет?
- Так вы нам верите? - это уже недоверчиво переспросила Ада. - И мы. мы все равно ваши дочери?
- А кто вам сказал, что это может быть не так?
- Дурочки мои, мы же вас столько ждали! - Тория продолжала прижимать дочерей к себе, и они наконец смогли расслабиться.
- Мы же семья, - недоуменно пожал плечами Тристобаль.
Все действительно было хорошо. И Иду наконец отпустил страх, принесенный из прошлой жизни, оставшийся с тех давних пор, когда мама, ее прежняя мама, только -только вышла снова замуж, и она, Зина, вдруг оказалась лишней в собственной семье. Страх быть непринятой, нежеланной.
Семья, подумалась ей. Семья - это те люди, которые всегда тебя примут. Любой. Такой, какая ты есть. Что бы ни случилось. Всегда поймут и всегда будут на твоей стороне. Как ее бабушка - там, в прошлом.
И она искренне обняла тиссе Торию в ответ.
- Спасибо, - шепнула она. И уже едва слышно добавила - почему-то по-русски - то, что до сих пор не могла произнести ни разу в новой жизни. Слишком громким, ценным и важным казалось это слово, слишком много оно значило. - Мама.
Глава одиннадцатая. Эффектное прибытие
- Имей в виду, Кот, - назидательно говорила Ида, застегивая на драконе последний ремень, - если станешь безобразничать, я с тобой неделю не буду разговаривать! Да -да, и не фыркай мне! Никакого высшего пилотажа! Нести нас - нежно! И аккуратно! Укачаешь мне сестру - пеняй на себя!
Надо сказать, Ада и Котангенс косились друг на друга примерно с одинаковым презрительным недоверием, но деваться им друг от друга было некуда. На семейном совете было решено, что, раз уж у семьи Виленто есть такое замечательное транспортное средство, то девочки отправятся в академию на драконе, и никак иначе. Тем более что дядюшка на своем самолете, тепло попрощавшись с семьей брата, отбыл уже к собственным жене и сыну - на короткую побывку и снова в рейс.
Багаж сестер занял свое место, плотно привязанный к спине Котьки ближе к хвосту, а сдвоенное седло ожидало пилота и пассажира.
- Весточку чтобы отправили, как только заселитесь! И обязательно найдите Кея, пусть он вам там все покажет! Ада, следи, чтобы она не сидела за книгами допоздна, надо высыпаться! Ида, следи, чтобы она не пропускала занятия! И присматривайте там друг за другом! Пишите каждый день, слышите? И...
Тиссе Тория теребила в руках собственный подол и тараторила наставления безостановочно, безуспешно пытаясь скрыть волнение, отчего оно становилось только заметнее. Тисс Тристобаль добродушно посмеивался, однако тоже явно переживал. Нервничали даже слуги, столпившиеся на крыльце. Крита, кажется, и вовсе утирала глаза.