«Блин, что за дела? Они услышали как я…»
Маша мучительно покраснела.
Стиснув зубы она разобралась с завязками на штанах. Поискала глазами какое-нибудь оружие и не нашла. Пояс с мечом исчез куда-то. Кинжал в красивых ножнах из алой кожи с серебряными накладками, подарок Лораса, валялся под кроватью.
Подняв его, Маша обнажила клинок.
«Если что, я так просто не сдамся…»
Блестящий клинок сверкнул ей в глаза.
«Вперед чувиха, не будь лохушкой!»
Сделав глубокий вдох, Маша откинула полог и вышла наружу.
Солнце ударило в глаза. Она зажмурилась и громко чихнула.
— Здоровья вам, светлая донна… — заботливо пожелал кто-то рядом.
Распахнув глаза, эльфийская дева увидела вокруг море человеческих лиц…Люди стояли на коленях, плечом к плечу и смотрели все на нее.
Горцы, рыцари, горожане…
В первом ряду маршал Требо, рядом принц Парм…вот и Конрад с повязкой на голове…Гор, командир горцев тоже живой… В глазах принца набухают слезы. Чего это он, глупый пацан?
— Мы победили? — спросила Маша, дрожащим голосом.
— Мы победили! С нами Дева! — взревела толпа воинов, в едином порыве поднимаясь на ноги.
Обомлевшую Машу, десятки крепких рук подхватили и, поднимая над головами, понесли куда-то…
70
… Главная площадь старого города — Соборная представляла собой квадрат величиной с половину футбольного поля. С трех сторон фасады трех и четырехэтажных домов, украшенных статуями и декоративной лепниной. С четвертой стороны — собор-церковь похожая на резную шкатулку. Многочисленные детали фасада не воспринимались сразу и по отдельности — все сливалось в мешанину неразличимую на расстоянии. Статуи, барельефы, резные колоны…
Николай опустил взгляд под ноги. Площадь оказалась вымощена квадратными каменными плитами разных тонов, и они представляли собой узор или орнамент видимый с отдаления или сверху.
Для Николая шагавшего следом за семьей господина Харальда орнамент был непонятен.
— Бом-бом!
Ударил колокол на одной из четырех башен собора.
Двери на фасадах домов открывались одна за другой и оттуда появлялись группы людей одетых только в черное. Все направлялись к собору.
Некоторых господ сопровождали крепкие парни в желтых кожаных куртках и Николай понял, что одет вполне по местной моде предусмотренной для секьюрити.
Все входящие под высокую арку дверей вначале снимали с головы береты, а потом, окунув пальцы правой руки в каменную чашу с водой, неторопливо крестились.
В центральном проходе между массивными колонами, поддерживающими высокие своды стояли ряде темных деревянных скамей с пюпитрами. Нечто похожее Николай видел на Земле в католических храмах.
Харальд со своими спутниками занял место в пятом ряду.
В алтаре среди позолоты и мраморных колон вполне земные статуи распятого Христа и Богоматери.
«Все же они — христиане…»
Забрав у Николая книгу, глава гильдии указал ему на ближайшую колонну.
— Ты должен стоять там.
«Ясное дело — охранники — люди третьего сорта…»
Опять дважды ударил колокол.
Господа в черном рассаживались по своим местам без спешки и болтовни. Женщины тоже были в черном и даже в черных вуалях, прикрывавших полностью лица.
Другие охранники, также как Николай, заняли места возле колонн. Многочисленные желтые свечи на поставцах и на люстрах освещали интерьер собора мягким теплым светом.
Женщина в черном платье и в вуали шедшая по центральному проходу вызвала повышенное внимание. Лица присутствующих оборачивались к ней, и взгляды сопровождали ее. Вуаль позволяла видеть контуры лица.
Женщина несла себя гордо и, задрав подбородок, казалось, не смотрела даже под ноги.
Дойдя до алтаря, она опустилась на колени на подушечку и сложила руки на груди.
Опять дважды ударил колокол.
К удивлению Николая у первой колонны от алтаря, на высокой каменной кафедре появился не священник, а господин Харальд со своей толстой книгой. Голос его разнесся по всему собору без искажений и эха:
— Теперь возвещу тебе истину: вот, ещё три царя восстанут в Персии; потом четвёртый превзойдёт всех великим богатством, и когда усилится богатством своим, то поднимет всех против царства Греческого.
И восстанет царь могущественный, который будет владычествовать с великою властью, и будет действовать по своей воле.
Но когда он восстанет, царство его разрушится и разделится по четырём ветрам небесным, и не к его потомкам перейдёт, и не с тою властью, с какою он владычествовал; ибо раздробится царство его и достанется другим, кроме этих.
И усилится южный царь и один из князей его пересилит его и будет владычествовать, и велико будет владычество его…
Харальд читал библию. Персия и Греция располагались от Норведена так далеко, что никто не знал, но слова про грозного и могущественного царя звучали вполне актуально для слушателей, судя по их реакции.
Николай вспомнил про Боридена-императора людей и тоже навострил уши. Библия — великая книга — в ней каждый находит для себя то, что желает найти.
Харальд завершил чтение главы в пророческом духе:
— … и раскинет он царские шатры свои между морем и горою преславного святилища; но придёт к своему концу, и никто не поможет ему…
Едва он завершил свое чтение и закрыл библию, мощные аккорды сотрясли все вокруг — настал черед органа.
От вибрирующих звуков, пронизывающих каждую клетку тела на Николая нахлынула волнаочистительного умиротворения. Вымыло из головы все мысли …осталось только чувство восторга, от которого захватывало дух…
А когда стих орган, запела женщина, та, что стояла на коленях перед алтарем.
Она пела без слов…
Такого пения Николай никогда не слышал в своей жизни.
«О боже…какой талант!»
Голос то взлетал ввысь, то опускался вниз. Он нес ощущение светлой грусти,…потом переплавлялся в восторженный поток теплой радости…нежности…Голос звал радоваться жизни, солнцу, свежему ветру…он звал забыть земные тревоги и каждодневные заботы… Этот голос хотелось слушать и слушать до скончания времен, но последнего вздоха… Комок возник в горле…
Николай внезапно ощутил влагу на лице и, коснувшись щеки, ощутил свои слезы.
«Кто она? Она же ангел! Живой, земной человек не может так петь!»
Женщина смолкла, но отзвук ее голоса еще медленно таял пол каменными сводами в оглушительной тишине.
Она все также гордо шла по проходу от алтаря и сотни заплаканных, просветленных лиц поворачивались за нею как подсолнухи за солнцем на небосводе…
Харальд положил руку на плечо Николая.
— Кто она?
— Голос Норведена — Доминика Гарра. Наш светлый ангел…
На щеках главы гильдии оружейников сверкали мокрые полоски.
— Идем, мой друг. Господин Парел желает с тобой говорить.
71
Дом Парела Торвина располагался фасадом к соборной площади, а задний выход имел на узкую улочку, так же как дом господина Харальда.
Эта улочка вела не к пристани, а к порту, в котором швартовались корабли купцов и толстобокие, вместительные рыбацкие баркасы.
Дом Торвинов контролировал порт и обеспечивал его охрану.
Как новичка Николая поставили у двери заднего хода.
Здесь он скучал от завтрака до обеда со своим фламбергом на плече.
Господин Парел настаивал на том, чтобы оружие всегда было наготове и на виду.
Работа не сложная: выпускать всех, а впускать только тех, кто предъявлял треугольный бронзовый жетон — эдакий универсальный пропуск.
На жетоне барельеф рыбины с длинным хвостом и слова на латыни: IN MARI INVENIUS HONORATUR.
Увидев такой жетон, Николай дергал за веревку колокола и вызывал привратника. Тот встречал посетителя и провожал внутрь дома.
Здесь же, на улочке располагалась казарма охранников. На каждом из двух верхних этажей было по три комнаты. В каждой комнате обитала пятерка. Пять кроватей, пять табуретов, пять сундуков. В сундуках хранилась одежда и снаряжение. Оружие каждый вешал на стене у изголовья.
В пятерке Николая сержантом был плечистый бородатый парень лет тридцати, с косым шрамом на лбу. Звали его Байл. Кличка, конечно, имелась соответствующая — Шрам.
Другие члены пятерки: Дарак, Калваг и Нилун кличек не имели, как ни странно. Крепкие, малость туповатые ребята.
Николая в пятерку приняли легко и просто.
Вот твоя кровать, вот твой сундук. Проставляйся пивом и ты свой, будь ты хоть сто раз иностранец!
В казарме пить пиво не воспрещалось. Половину выданного аванса Николай потратил на угощение пятерки, купил в корчме в порту бочонок пива и полдюжины жирных соленых селедок. Пиво выпили, селедок сожрали. Шрам похлопал Николая по плечу и пожелал долгой службы. Сам сержант служил дому Торвинов уже десять лет, скопил денег на женитьбу и домик с рыбной лавкой. В лавке хозяйничала его супруга, и подрастали трое мальчишек. На первом этаже казармы находилась столовая.
Таким образом, у дома Торвинов имелось три десятка вооруженных охранников. Больше или меньше чем у других нобилей — об этом Николай не знал.
Другие пятерки дежурили в порту и с ними Николай встречался разве только утром, за завтраком.
Охранников поднимали на заре, еще по темному, а свечу давали на комнату одну на неделю, так что ложились спать рано.
Кормили сытно, но в основном рыбой. Хлеб бывал только на завтрак и то в виде сухарей. В четверг давали вместо рыбы жареную баранину. Николай по этому поводу не очень огорчался. Такой вкусной рыбы он еще никогда в жизни не едал.
Отстояв свою смену можно было с согласия сержанта отлучаться в город. На рынке, рядом с портом продавалось все что угодно от морепродуктов, свежих и тут же приготовленных на гриле или в чанах, до привозных фруктов по бешеным ценам. Можно было купить и мед и свежий белый хлеб. Хлеб стоил крону за килограмм примерно. В Норведене не выращивали зерна и все было привозным.
В городе время отмечали по колоколам на башне собора. Колокол исправно отбивал не только каждый час, но и каждую четверть часа.