Фердинан часто не дозванивается до нее, но впервые его это так разозлило. Что-то ему не по себе. Кстати, он не смог проглотить ничего, кроме пары ложек безвкусного протертого картофельного супа. В последние дни ему вроде бы стало лучше, и теперь снова на него навалилась безмерная печаль. И еще более оглушительное одиночество. Тяжелый рецидив. И всем на него плевать. Он упивался своей яростью, прекрасно понимая, что Марион тут ни при чем. К своим пунктирным отношениям с дочерью он давно привык.
Чего-то еще ему не хватает. Того, что было еще вчера и позавчера. Жюльетта…
Вздохнув, он понял, что это-то и не дает ему покоя! День кончается, а ее нет как нет. Они ни о чем не договаривались, но Фердинан ждал, что она придет к обеду. Или надеялся? Не будем сгущать краски… Но что греха таить, ему с ней хорошо. Почти как с Дейзи, но немного иначе. Девочка плохо воспитана, говорит все, что в голову взбредет, и не уважает старших. Но все же она забавная, задает нахальные вопросы и черт знает что читает. Ладно, завтра обсудим, если она вернется, конечно. Он расскажет ей о посещении мадам Суареш.
Фердинан, видимо, задремал, потому что буквально подскочил, услышав глухой звук, словно кто-то колотил по толстому стеклу. Он открыл глаза. Чья-то легкая тень двигалась по балкону, прямо перед ним. Похоже на… детский силуэт. Жюльетта! Она подавала ему какие-то знаки и барабанила в окно. Фердинан даже глаза протер: она ему чудится или правда машет оттуда? Нет, у нее явно шарики за ролики заехали, подумал он и пошел открывать.
– Ты в своем уме, с третьего этажа прыгать! Совсем сбрендила! Ты могла разбиться. К тому же сегодня холод собачий. Входи скорей!
– Никуда я не прыгала! Я все-таки не сумасшедшая… Я пошла вынести мусор и думала потом зайти к вам. Но побоялась звонить в дверь, чтобы вас не разбудить, поэтому вскарабкалась по решетке для роз. Подумаешь, один этаж. Кстати, надеюсь, вы на ночь закрываете ставни. Сюда залезть пара пустяков!
– Не хотела будить меня, а сама стучишь как бешеная по чистому стеклу! Тебе не пришло в голову, что меня это побеспокоит еще больше? И вообще, что ты тут делаешь в такое время? По идее, в 21.35 девочка… твоего возраста уже давно должна быть в постели! И что скажет папа, когда поймет, что ты вышла вынести мусор и не вернулась?
– Сегодня вечером он на новом проекте, с нами сидит Катя, наша помощница по хозяйству. А она уснула перед телевизором. Вы ее совсем измотали утром. Она до сих пор еще ни разу не пропустила “Экспертов”. – Жюльетта села на диван и закуталась в одеяло. – Как вы, видимо, заметили, я не смогла прийти к обеду. Сегодня среда, а в среду я ем с папой, потому что нет школы. Ну, как прошла проверка мадам Суареш? Надеюсь, Катя тут все отдраила чики-брики. У вас даже пахнет чистотой.
– Эй, мадемуазель Нахалка, никакую домработницу я не вызывал. Благодаря твоим спреям, это оказалось плевое дело. Я…
– Не надо врать, Фердинан. Нашу домработницу нам посоветовала мадам Клодель, когда мы сюда переехали. Катя все мне рассказала. И описала разные укромные уголки, например за холодильником… Она такого в жизни не видела! Так что сказала мадам Суареш, увидев такую чистоту? Сложила губы куриной гузкой, как всегда, когда у нее дар речи пропадает?
– А ты хорошо ее изучила! Да, она была в своем репертуаре. Настоящая эсэсовка.
Фердинан продефилировал перед Жюльеттой, передразнивая консьержку.
– Она исполнила свой долг молча, насупившись и стиснув зубы: вошла, осмотрела все комнаты, залезла во все шкафы, проверила моющие средства под раковиной, обследовала окна, высунулась на балкон, отвинтила бутылку с жидким мылом и понюхала его, внимательно изучила губки для посуды, сняла телефонную трубку, заглянула в мусорное ведро и подняла покрывало убедиться, что простыни чистые. Ухмыльнулась, обнаружив немного пыли на плинтусах. И еще велела вынуть фасоль из целлофанового мешка в холодильнике, не то она сгниет.
– Ну да, как я не сообразила…
– Но, в общем, мне кажется, все прошло хорошо. Я принял накануне ванну и попрыскался одеколоном. Лучшего приема не удостоился бы и президент Франции! Кстати, я даже подлизался к ней, предложив кофе. Она, правда, не удостоила меня ответом, только скривилась – типа “из этой рухляди с фильтром капает одна бурда”. Она через месяц опять припрется. Но я не собираюсь долго терпеть ее набеги. Тоже мне, нашла мальчика! Я пытался позвонить Марион, чтобы она прекратила эту комедию. Но она, по-моему, нарочно трубку не берет… Хочешь перекусить чего-нибудь? У меня, наверное, остались еще соленые крендельки, – предложил Фердинан, открывая дверцу буфета.
– Мне бы лучше огурцы маринованные, если есть.
Он принес банку с огурцами и снова уселся в кресло.
– Я рада, что с мадам Суареш все обошлось. Она удивилась, не обнаружив у вас спиртного?
– Что еще за идея?! С чего ты взяла? Тебе домработница рассказала? Я не алкоголик. Поэтому вполне логично, что у меня дома нет ни капли выпивки. Не возводи на меня напраслину.
– Спокойно, Фердинан, ничего я не возвожу. Просто странно, что у вас нет ни вина, ни аперитива, ни дижестива. Притом что имеются бокалы и рюмки. Все это попахивает заначкой.
– Что ты несешь, Жюльетта! У тебя и правда чересчур богатое воображение для твоих лет…
– А она ничего не сказала по поводу вашей… опаски? Так это называется? Короче, на вашу бритву страшно смотреть. Напомню, что задача консьержки – проследить, чтобы вы никому не причинили вреда, прежде всего самому себе.
– Ты с ума сошла? Откуда у тебя берутся такие бредовые мысли?
– Из книги, которую я у вас взяла. “Невероятные истории” Пьера Бельмара.
– Ты взяла у меня книгу? Когда это? Совсем обнаглела, брать без спросу!
– В прошлый раз. Вы меня, конечно, извините, но читаете вы черт знает что. И мадам Суареш промолчала только потому, что пока не заметила, что у вас на полках сплошные романы про убийства, продажных полицейских и книги о войне.
– Почему же, у меня еще есть словарь и…
Увидев его замешательство, Жюльетта закончила фразу:
– И книги про собак. Но, как назло, о сторожевых и бойцовых. Этак вы окончательно падете в глазах консьержки. Вы же маньяк-убийца, не забыли?
– Да мне по барабану! К черту старую дуру! Я не собираюсь покупать книжки ради ее удовольствия! И все равно я больше не читаю, какой смысл. Время от этого не течет быстрее, и мне не с кем обсудить прочитанное!
– Я могу помочь вам довести до ума вашу библиотеку. Хотите, принесу папины книги по садоводству? Боюсь, правда, они вас не заинтересуют. – Жюльетта огляделась по сторонам. – У вас вообще нет растений. Даже на балконе. А жаль.
– Давай ближе к делу, если ты не против. Книги твоего отца, пожалуй, сойдут. Значит, вторая инспекция может принять неприятный оборот из-за бритвы и выпивки? Ладно, я постараюсь все купить! Но ты понимаешь, сколько стоит современная бритва? Особенно лезвия: тридцать евро за пять штук! И алкоголь нынче дорог. Что касается растений, то даже думать забудь. Бабские штучки.
– Скажите это папе, и вам не поздоровится! – улыбнулась Жюльетта.
– Я просто хочу сказать, что это совсем не мое. Я сам как “Раундап”, понимаешь! Где он пройдет, трава не растет. Вот жена моя была искусным садоводом.
– И где она, ваша жена?
– Мы расстались много лет назад. Она от меня ушла. Вот. Теперь ты все знаешь.
– Это все?
– Не обижайся, но больше я тебе ничего не скажу. И вообще, с какой стати ты интересуешься жизнью такого пожилого человека, как я? Больше заняться нечем?
– Ну, скажем, я не такая, как все. Говорят, у меня раннее развитие, – уточнила Жюльетта, схватив очередной огурец. – Я знаю вещи, которыми не интересуются дети моего возраста, поэтому они меня дразнят всезнайкой и выскочкой, потому что я употребляю слова, в которых больше двух слогов. Но я не нарочно, просто я такая! Мне нравится заниматься растениями, играть в скрэббл и в “Вопросы для чемпиона”, читать, наблюдать за окружающими и вкусно есть… Поэтому, может быть, я и предпочитаю взрослую компанию. Говорят, что человек взрослеет, когда начинает осознавать, что рано или поздно умрет. Я это поняла в шесть лет, когда положено учиться писать и читать, а не считать покойников. Тогда погиб мой дедушка, папин папа. Просто упал с велосипеда, бред какой-то. Я его обожала. Я так рыдала…
– Ты поэтому ко мне ходишь?
– Извините, конечно, но вы полная ему противоположность. Сначала я к вам заходила, потому что вы единственный старик в этом доме, и к тому же мне надоела школьная столовка. А потом вы мне понравились. Вы меня смешите, а мне это необходимо. Этот год у меня был очень тяжелый. Мама… Никто не смог ничего поделать. Она была потрясающей женщиной. Очень красивой и очень умной. Она была репортером. Дома появлялась редко. Однажды маму увезли в больницу. Ее ранили в руку во время репортажа. Ее оставили под наблюдением врачей. Потом ее состояние ухудшилось. Они слишком поздно обнаружили, что она подхватила внутрибольничную инфекцию. Я ужасно тоскую, но стараюсь пореже о ней думать. Я просто хочу сдержать свое обещание: хорошо учиться и любить папу и Эмму. Вот и все.
– Сочувствую тебе. Очень грустная история.
– А вы почему одиноки?
– Ну, моя жизнь ничем не примечательна. Я надоел своей жене, мне кажется. Она устала от моих отлучек и наших ссор. Как-то раз, когда я вернулся после долгого отсутствия, оказалось, что она приняла решение. Я этого не ожидал. Она нашла мне замену. Почтальона! Можешь себе представить?! Первого встречного. К тому же итальянца! Этот гад каждый день приходил вести с ней беседы! Однажды я дал маху и пригласил его к нам на кофе. Я, рогоносец! Я так и не смог с этим смириться. Даже желал ей смерти. Они перебрались на юг Франции. И, полагаю, влачили там жалкое существование.
Фердинан прервался. Исповедь давалась ему нелегко. Даже тяжелее, чем он думал.
– В общем, несколько месяцев назад она умерла. Мне об этом сообщила Марион. Упала, выйдя из ванны. Для меня это было ударом. Не столько сама ее смерть, сколько значение этого события. В глубине души я всегда надеялся, что она вернется и скажет: “Сожалею, я ошиблась, я жить без тебя не могу”. Но увы. Она, надо полагать, ни о чем не сожалела. Ты упрекнешь меня в наивности. Но, видишь ли, моя жизнь была чередой неудач и просчетов. Мой брак потерпел крах, дочь так меня не любит, что сбежала на другой конец света, а с внуком я и виделся-то всего ничего… Меня держала на плаву только Дейзи, и, сам того не понимая, я жил ради нее. Как ни смешно, мне подарила ее жена на наше последнее совместное Рождество. Иногда я думаю, что она уже тогда собиралась от меня уйти. Вот так. Теперь тебе все известно.