– Джон! Да ты восстал из мертвых!
– Придешь вечерком в ложу?
– Спрашиваешь!
– Не слететься ли чудакам-оддфеллоуз[4] завтра вечером?
– Буду обязательно!
Приглашения так и налетели на него теплым ветерком.
– Старые друзья! Как я скучал без вас!
Ему захотелось сграбастать всех в свои объятия, даже деревянного индейца. Они раскурили его подарочную сигару и угостили пенным пивом по соседству, в джунглях бильярдных столов, обтянутых зеленым сукном.
– Ровно через неделю, – восклицал мистер Александер, – все ко мне в гости! Мы с женой приглашаем всех, мои добрые друзья. Барбекю, выпивка и развлечения!
Сполдинг сдавил ему руку.
– Твоя супруга не будет возражать насчет сегодняшнего вечера?
– Только не Эльма.
– Тогда я зайду за вами в восемь.
– Отлично!
И мистер Александер улетел, словно комочек испан ского мха, подгоняемого ветром.
После того как миссис Александер покинула магазин, на улицах города ее обнаружили сонмы женщин. Она оказалась в центре внимания во время распродажи. Дамы роились вокруг нее по двое-трое, все тараторили наперебой, смеялись, предлагали и принимали приглашения одновременно.
– Эльма, сегодня вечером в клубе «Наперсток».
– Заезжайте за мной!
Раскрасневшись, из последних сил она пробилась к противоположному тротуару и оглянулась, как напоследок оглядываются на океан перед тем, как выбраться на берег, и заторопилась, засуетилась, пересчитывая на пальцах, сколько свиданий ей предстоит на той неделе в Обществе улицы Вязов, в Патриотической лиге женщин, в Швейной корзинке и театральном клубе «Элита».
Отмеренное время пролетело. Часы на здании суда пробили один раз.
Мистер Александер стоял на углу улицы, подозрительно поглядывая на часы и встряхивая их, и бормотал что-то под нос. На противоположном углу сидела женщина, и через десять минут ожидания мистер Александер пересек улицу.
– Прошу прощения, мне кажется, с моими часами что-то не так, – обратился он к ней, подходя. – Не могли бы вы сказать мне точное время?
– Джон! – воскликнула она.
– Эльма! – воскликнул он.
– Я стояла здесь все это время, – сказала она.
– А я стоял там!
– Ты в новом костюме!
– А ты в новом платье!
– В новой шляпе.
– И ты тоже.
– В новеньких туфельках.
– А твои тебе впору?
– Жмут.
– Мои тоже.
– Я взял нам билеты на спектакль в субботу вечером, Эльма! И заказал места на Грин-таун-пикник на будущий месяц! Чем это ты благоухаешь?
– А каким одеколоном ты надушился?
– Теперь понятно, почему мы друг друга не узнали!
Они долго изучали друг друга.
– Ну, пора домой. До чего же славный денек!
И они отправились в путь в своей скрипучей обуви.
– Да, славный! – согласились они, улыбаясь.
Но потом они взглянули друг на друга украдкой и вдруг раздраженно отворотили взгляды.
Их дом был погружен в синюю мглу, как пещера в свежий зеленый весенний полдень.
– Как насчет обеда?
– Я не голоден. А ты?
– Я тоже.
– Как же мне нравятся мои новые туфли.
– А мне – мои.
– Что будем делать остаток дня?
– Может, сходим на пьесу?
– Только сначала переведем дух.
– Ты же не устала!
– Нет-нет-нет, – спохватилась она. – А ты?
– Нет-нет, – заторопился он.
Они сели и ощутили уютную тьму и прохладу комнаты после ослепительного жаркого дня.
– Я, пожалуй, немного ослаблю шнурки, – сказал он. – Развяжу узелки ненадолго.
– Я тоже.
Они распустили узлы и шнурки на своей обуви.
– И шляпы долой!
Не вставая с мест, они обнажили головы.
Он смотрел на нее и думал – сорок пять лет, сорок пять лет в браке. А я помню то времечко в Миллз-вэлли… тот день сорок лет назад… мы ехали… да… да. Он закачал головой. Давненько ж это было.
– Почему бы тебе не развязать галстук? – предложила она.
– Думаешь, стоит? Все равно же будем выходить, – сказал он.
– Ненадолго.
Она смотрела, как он снимает галстук, и думала – замужество удалось. Мы друг друга поддерживаем. Когда я болела, он меня кормил с ложечки, купал и одевал. Отменно заботился обо мне… Сорок пять лет уже. Медовый месяц в Миллз-вэлли. Словно позавчера это было.
– Почему бы тебе не избавиться от сережек? – предложил он. – Новенькие? На вид тяжеловаты.
– Да, самую малость.
Она отложила их в сторону.
Они устроились в удобных мягких креслах возле столиков, крытых зеленой байкой, на коих теснились бутылочки с арникой, коробочки с пилюлями и таблетками, сыворотки, средства от кашля, подушечки, подтяжки, крем для ног, мази, бальзамы, лосьоны, ингаляторы, аспирин, хинин, порошки, колоды засаленных карт, переживших мириады неторопливых партий в очко, и книги, которые они читали друг другу в темной комнатушке при тусклом свете единственной лампочки, и казалось, в сумраке гундосили темные мошки.
– Может, мне скинуть туфли, – сказал он. – На сто двадцать секунд, прежде чем мы снова выбежим.
– Нельзя вечно держать ноги взаперти.
Они скинули обувь.
– Эльма?
– Да? – она подняла глаза.
– Так, ничего, – сказал он.
Они слышали тиканье каминных часов. Они перехватили друг у друга взгляд, сосредоточенный на часах. Два часа дня. До восьми вечера всего шесть часов.
– Джон? – сказала она.
– Что?
– Не обращай внимания, – сказала она.
Они сидели.
– Почему бы нам не надеть наши плюшевые тапочки? – спросил он.
– Пойду принесу.
Она принесла тапочки.
Они погрузили ступни в прохладный материал и сделали глубокий выдох.
– Аааааа-х!
– Почему ты еще в пиджаке и жилете?
– Знаешь, новая одежда словно доспехи.
Он снял пиджак и спустя минуту жилет.
Кресла скрипнули.
– Еще только четыре, – сказала она чуть погодя.
– Время летит. Теперь уже поздновато, наверное, выходить из дому?
– Даже слишком. Мы только передохнем.
Вызовем такси, поедем ужинать.
– Эльма, – он облизнул губы.
– Да?
– Совсем забыл, – он посмотрел на стену.
– Почему бы мне не натянуть халат после одежды? – предложил он пять минут спустя. – Когда мы соберемся пойти в город поужинать вырезкой, я успею быстро одеться.
– Вот теперь ты говоришь дело, – согласилась она. – Джон?
– Ты хочешь мне что-то сказать?
Она посмотрела на новые туфли, лежащие на полу. Вспомнила дружелюбное пощипывание в ступнях, неторопливое поглаживание пальцев ног.
– Нет, – ответила она.
Один прислушивался к биению сердца другого в комнате. Одетые в халаты, они сидели и вздыхали.
– Я устала самую чуточку. Не слишком, понимаешь, – сказала она. – А самую малость. – Естественно. Это же такой день, такой день.
– Ты же не можешь вот так взять и выскочить?
– Надо быть осмотрительнее. Годы уже не те.
– Именно.
– Я тоже немного подустал, – признался он между прочим.
– Может, – она посмотрела на часы, – может, сегодня перекусим дома, а завтра вечером пойдем куда-нибудь поужинать.
– Вот это дельное предложение, – сказал он. – Не так уж я безудержно голоден.
– Странно, я тоже.
– Но сегодня вечером мы идем в кино?
– Ну, конечно!
Они сидели, пощипывая сыр с черствыми галетами, как мышки в темноте.
Семь часов.
– А знаешь, – сказал он, – меня что-то подташнивает.
– Да ну!
– Спина побаливает.
– Хочешь помассирую?
– Спасибо, Эльма. У тебя золотые руки. Ты знаешь толк в массаже – не слишком сильно, не слишком нежно, а как надо.
– У меня в ногах жжение, – сказала она. – Вряд ли я смогу пойти сегодня в кино.
– Как-нибудь в другой вечер, – сказал он. – Может, сыр несвежий? У меня изжога.
– Ты тоже заметил?
Они взглянули на бутылочки на столе.
Половина восьмого. Без четверти восемь.
Почти восемь.
– Джон!
– Эльма!
Они засмеялись от неожиданности.
– Что такое?
– Говори.
– Нет, ты первый.
Они погрузились в молчание, наблюдая за часами. Их сердца бились все чаще и чаще.
Лица побледнели.
– Я, пожалуй, приму мятного масла от желудка, – сказал мистер Александер.
– Когда закончишь, передай мне ложку, – сказала она.
Они сидели, почмокивая губами в потемках при свете одной только лампочки-мотылька.
Тик-так-тик-так-тик-так.
Они услышали шаги на тротуаре, потом на крыльце. Зазвонил звонок.
Они оцепенели.
Звонок зазвонил опять.
Они сидели в темноте.
Еще шесть звонков.
– Давай не открывать, – сказали они одновременно.
Снова остолбенев, они смотрели друг на друга в изумлении.
Они сидели в разных углах, уставившись друг другу в глаза.
– Вряд ли это кто-то очень важный.
– Ничего важного. У них одни разговоры на уме. А мы устали, правда?
– Разумеется, – сказал он.
Звонок в дверь.
Звякнула очередная порция мятного сиропа, принятая мистером Александером. Его жена глотнула пилюлю и запила водой.
Звонок зазвенел в последний и решительный раз.
– Я только гляну в окно, – сказал он.
Он покинул жену и сходил посмотреть. Самуэль Сполдинг повернулся и спускался с переднего крыльца. Мистер Александер не мог вспомнить его лица.
Миссис Александер втихаря выглянула в окно другой комнаты, выходящей на переднее крыльцо. Она увидела, как женщина из клуба «Наперсток» поворачивает с тротуара и поднимается навстречу уходящему мужчине. Они встретились. Их голоса бормотали в тиши весеннего вечера.
Двое незнакомцев вместе смотрели на темный дом и что-то о нем говорили.
Вдруг они рассмеялись.
Они еще раз посмотрели на дом. Затем мужчина и женщина вместе сошли на тротуар, зашагали по улице под сенью деревьев в лунном свете, смеялись, трясли головами и болтали, пока не скрылись из виду.
Вернувшись в гостиную, мистер Александер обнаружил жену с тазиком теплой воды, в котором они могли на пару попарить ноги. Она решила, что лишняя бутылочка арники тоже не помешает. Он слушал, как она моет руки. Когда она вернулась из ванной, ее руки и лиц