Он встал в полночь и обследовал гостиную. Комната опустела.
Радио еще работало, излучало тепло. Изнутри, словно комариный писк, доносился чей-то слабый отдаленный голосок:
– О Боже, Боже, Боже! О Гесем!
Комната промерзла. Его знобило. Он прижался ухом к теплому приемнику.
– О Боже, Боже, Боже…
Он выключил радио.
Жена услышала, как он юркнул в постель.
– Она ушла, – сказал он.
– Разумеется, – сказала она. – До десяти утра.
Он не стал этого оспаривать.
– Спокойной ночи, детка, – сказал он.
Ко времени завтрака гостиную заливал один лишь солнечный свет. При виде пустоты он громко хохотнул. Словно гора с плеч, словно добрый глоток вина. Он насвистывал всю дорогу до конторы.
Десять часов – время пить кофе. Вышагивая по улице и напевая что-то, он услышал радио напротив магазина электротоваров.
– Вытирайте ноги, – произнес некий голос. – Боже, не хватало еще, чтоб вы в дом грязи нанесли своими башмачищами!
Он замер и описал на улице один оборот, как восковая фигура на холодной медлительной оси.
Он услышал этот голос.
– Голос Мамаши Перкинс, – прошептал он.
Он прислушался.
– Это ее голос, – произнес он. – Той женщины, что была у нас дома вчера вечером.
А как же опустевшая гостиная поздно вечером?
И как быть с одиноким теплым журчащим радио в комнате, далеким, еле слышным голоском, который твердил «О Боже, Боже, Боже…»?
Он забежал в закусочную и бросил пятицентовик в щель таксофона.
Три гудка. Короткое ожидание.
Щелчок.
– Алло, Энни? – сказал он весело.
– Нет, это Мамаша, – ответил голос.
– А-а, – сказал он.
И повесил трубку.
Днем он запретил себе думать об этом. Это невозможно, это какой-то мелкий унизительный ужас. По дороге домой он купил букет свежих розовых бутонов для Анны. Он держал их в правой руке, когда открывал дверь в квартиру. Он уже почти забыл о существовании Мамаши.
Он бросил букет на пол и не стал поднимать. Он лишь непрестанно пялился на Мамашу, которая раскачивалась на стуле, который не был для этого предназначен.
– Добрый вечер, Джо, мой мальчик! Как мило с твоей стороны, что ты пришел домой с розами! – задорно промолвила она сладким голоском.
Не говоря ни слова, он набрал телефонный номер.
– Алло, Эд? Послушай, Эд, ты занят сегодня вечером?
Ответ отрицательный.
– А как насчет того, чтобы заглянуть к нам? Нужна твоя помощь, Эд!
Ответ положительный.
В восемь вечера они заканчивали ужинать, и Мамаша убирала со стола посуду.
– Завтра на десерт, – говорила она, – у нас будет тыквенный пирог-плетенка…
Зазвенел дверной звонок, и, пожимая руку гостю, Джо Тиллер чуть не выдернул Эда Лейбера из туфель.
– Аккуратнее, Джо! – потирая руку, сказал Эд.
– Эд, – обратился к нему Джо, усаживая его со стаканчиком хереса. – Ты знаком с моей женой, а это Мамаша Перкинс.
Эд усмехнулся:
– Как поживаете? Слышал вас по радио много лет!
– Эд, это не шутка, – сказал Джо. – Перестань.
– Я и не собирался обращать это в шутку, миссис Перкинс, – сказал Эд. – Просто ваше имя похоже на имя вымышленного персонажа.
– Эд, – сказал Джо, – она и есть Мамаша Перкинс.
– Именно, – обворожительно сказала Мамаша, занимаясь лущением гороха.
– Вы все меня разыгрываете, – сказал Эд, озираясь по сторонам.
– Нет, – сказала Мамаша.
– Она собирается у нас обосноваться, и я никак не могу ее отсюда выпроводить. Эд, ты же психолог. Как мне быть? Поговори с Энни. Это все происходит в ее воображении.
Эд откашлялся.
– Дело зашло далеко.
Он подошел и прикоснулся к руке Мамаши Перкинс.
– Она настоящая. Это не галлюцинация.
Прикоснулся к Анне.
– Анна настоящая. Прикоснулся к Джо.
– Ты настоящий. Мы все настоящие. Джо, а как дела на работе?
– Не уходи от темы. Я серьезно. Она переехала к нам, и я хочу от нее избавиться…
– Это решает жилищная контора, а может, шериф, но никак не психолог…
– Эд, послушай, Эд, я знаю, что это выглядит безумно, но она действительно подлинная Мамаша Перкинс.
– А ну дыхни, Джо.
– К тому же я хочу, чтобы она оставалась со мной, – сказала Анна. – У меня бывают одинокие дни. Я сижу дома, занимаюсь домашним хозяйством, мне нужна компания. Я не позволю ее выгонять. Она моя!
Эд хлопнул по колену и выдохнул.
– Вот где собака зарыта, Джо. Тебе нужен адвокат по разводам, а не психолог.
Джо ругнулся.
– Я не могу уйти и оставить ее в лапах этой старой ведьмы. Как ты не понимаешь? Я слишком ее люблю. Ты даже представить себе не можешь, что с ней может случиться, если оставить ее одну на год, оторванную от внешнего мира!
– Потише, Джо, ты срываешься на крик. Ну же.
Психолог перенес свое внимание на пожилую женщину.
– А вы что скажете? Вы – Мамаша Перкинс?
– Именно. Из радиоприемника.
Психолог приуныл. В том, как она это изрекла, было что-то искреннее и чистосердечное. Его потянуло к выходу, он стал нервно теребить пальцами свои колени.
– И я пришла сюда, потому что Энни во мне нуждается, – сказала Мамаша. – Я лучше знаю это дитя, и она меня знает лучше, чем собственного мужа.
Психолог воскликнул:
– Ага! Минуточку. Пойдем-ка, Джо.
Они вышли в коридор и стали перешептываться.
– Джо, как ни прискорбно это тебе говорить, но они обе… не в себе. Кто она? Твоя теща?
– Я же сказал. Она – Ма…
– Черт! Хватит! Довольно! Я же твой друг, Джо. Мы с ними в разных помещениях. Мы потакаем им, но не мне.
Он выходил из себя.
Джо сделал выдох.
– Ладно, будь по-твоему. Но ты веришь, что я попал в беду?
– Верю. В чем тут дело? Они что, обе засиделись дома и сверх меры наслушались радиопередач? Тогда понятно, почему у них обеих одинаковые воззрения на одни и те же вещи.
Джо собрался было растолковать ему суть дела, но отказался от этой затеи. А то Эд еще, чего доброго, подумает, что он тоже сбрендил.
– Ты мне поможешь? Что мы можем сделать?
– Предоставь это мне. Я поговорю с ними с позиций логики. Пойдем.
Они вошли и вновь наполнили стаканы хересом. Снова ощутив себя в своей тарелке, Эд посмотрел на женщин и сказал:
– Энни, эта дама не Мамаша Перкинс.
– А я говорю – она Мамаша Перкинс, – разгневалась Энни.
– Нет. Потому что если бы она была Мамашей Перкинс, то я не мог бы ее лицезреть. Только ты могла бы ее видеть. Улавливаешь?
– Нет.
– Если бы она была Мамашей Перкинс, я бы мог заставить ее испариться, просто убедив тебя в том, что нелогично думать, будто она реально существует. Я бы сказал тебе, что она всего лишь вымышленный кем-то радио-персонаж…
– Молодой человек, – сказала Мамаша. – Жизнь есть жизнь. Одна ее форма ничем не хуже другой. Может быть, я родилась в чьем-то воображении, но ведь родилась и живу и с каждым годом становлюсь реальнее. Каждый раз, когда ты, ты и ты слышите мой голос, вы делаете меня еще реальней. Если я завтра умру, меня будет оплакивать вся страна. Разве нет?
– Ну…
– Разве нет? – уперлась она.
– Да, но они будут оплакивать плод чьего-то воображения, а не реального человека.
– Они будут оплакивать плод воображения, который считают реальностью. А воображение творит реальность, молодой ты мой недоумок, – сказала Мамаша.
– Без толку, – сказал Эд.
Он обратился к Анне:
– Послушай, Энни, это – твоя свекровь, ее настоящее имя вовсе не Мамаша Перкинс. Она твоя све-кровь, – отчетливо и чеканно произнес он по складам.
– Так было бы неплохо, – согласилась Энни. – Мне нравится.
– Я не против, – сказала Мамаша. – Бывало и похуже.
– Ну как, мы все пришли к общему согласию? – спросил Эд, удивленный нежданным успехом. – Она – твоя свекровь. Так, Энни?
– Да.
– А вы, мадам, никакая не Мамаша Перкинс?
– Это что, сговор, игра, мистификация? – спросила Энни, глядя на Мамашу.
Мамаша усмехнулась.
– Да, если тебе так будет угодно.
– Но послушайте! – запротестовал Джо.
– Заткнись, Джо, а то все испортишь.
Обращаясь к двум другим, Эд сказал:
– Итак, давайте повторим. Она – твоя свекровь. Ее зовут Мамаша Тиллер.
– Мамаша Тиллер, – повторили женщины.
– Я хочу поговорить с тобой наедине, – сказал Джо и вывел Эда из комнаты. Он прижал его к стене и пригрозил кулаком.
– Идиот! Я не хочу, чтобы она тут оставалась. Я хочу от нее избавиться. А ты сделал Анне еще хуже, заставил ее поверить в эту старую каргу!
– Хуже! Вот дурак. Я ее излечил, обеих излечил. Так-то ты меня благодаришь!
Эд высвободился.
– Утром получишь счет!
Он зашагал по холлу.
Джо постоял в нерешительности, прежде чем заходить в комнату. Боже, подумал он. Боже, помоги мне.
– Заходи, – сказала Мамаша, отвлекаясь от приготовления домашних соленых огурцов.
И снова в полночь и в завтрак гостиная пустовала. Его взгляд приобрел коварный отблеск. Он посмотрел на радиоприемник, поглаживая дрожащими пальцами его крышку.
– Убирайся оттуда! – завизжала жена.
– Угу, – сказал он. – Это здесь она прячется по ночам? Здесь! Это, значит, ее гроб? Здесь дрыхнет Дракула, пока назавтра ее не вызволит покровительница!
– Руки прочь! – истошно завопила она.
– Вот мы с ней сейчас расправимся!
Он схватил приемник.
– Как изничтожить такую ведьму? Влепить ей в сердце серебряную пулю? Распятием? Волчьей травой? Или нужно начертить крест на крышке мыльницы? Да?!
– Отдай!
Жена ринулась в бой. Они сошлись в титанической битве за электрический гробик, в которой одерживал верх то один, то другой.
– Получай!
Он грохнул радио об пол. Принялся его давить и затаптывать. Расколошматил на мелкие кусочки. Налетел на него как стервятник. Схватил серебристые радиолампы и разбил вдребезги. Затем затолкал обломки в мусорное ведро под истеричные вскрики, причитания и беготню жены.