У незримой границы — страница 40 из 64

Розниек нагнулся и внимательно осмотрел руки покойной, затем каждую в отдельности сфотографировал.

- Н-да, - проворчал он. - Все далеко не так просто. Смерть, возможно, и естественная, но обстоятельства все же странные. Не исключено насилие.

Интуицию называют вторым умом следователя. И она подсказывала Валдису, что клубок этот с налету не распутать. «Что-то загадочное в ее предсмертной усмешке. Нелегко мне будет извлечь тайну, которую она унесла в могилу. Потребуется, видимо, долгий, кропотливый труд. Нужны неопровержимые доказательства».

Комнату то и дело озаряла холодная молния фотовспышки - следователь фотографировал труп, пол, кровать, комод, стол.

- На кровати вроде бы лежали, - заметил он. - Подушки помяты.

- И на печке тоже, - послышался голос Стабиня из другой комнаты. - Гляди, подушка сброшена на пол, валяется чулок.

Розниек пинцетом собирал со стола и складывал в пробирки, баночки и коробочки остатки пищи.

- Судя по всему, ужинали двое.

- Возможно, Катрина с матерью, - высказал предположение инспектор Каркл. Розниек пожал плечами.

- Непохоже. Во всяком случае, в комнате находилось не два человека, а больше, и характерно, что никто из них не оказал помощи старухе. Никто не вызвал врача.

Каркл надвинул фуражку на лоб.

- О смерти старой Каролины тоже никто из них не сообщил.

- Значит, окно было раскрыто? - на всякий случай переспросил Розниек.

- Раскрыто! - подтвердил Каркл.

- Тогда поглядите вместе со Стабинем, нет ли чего интересного на дворе, а я пока займусь протоколом.

Розниек о чем-то задумался, затем встал, подошел еще раз к комоду, раскрыл пыльный альбом и стал внимательно рассматривать пожелтевшие фотографии. Почтальон со свойственным пожилым людям любопытством присоединился к нему.

Вот пышнотелая девица с густыми бровями и энергичными чертами лица в подвенечном наряде. Рядом полный невысокий жених. Вот она же с маленькой девчушкой на руках.

- Наверно, это Каролина Упениеце с дочкой Катриной, - предположил старик. - Вот конфирмация, а тут чьи-то похороны.

- Скажите, пожалуйста, - обратился Розниек к почтальону, - Упениеце получала письма?

Взгляд старика беспокойно скользнул с фотографий на следователя.

- Нет, - ответил он, - только газету и кое-какие журналы.

В окне появилась голова Улдиса Стабиня.

- Подойди-ка, Валдис, взгляни! - позвал он. - Тут какой-то спортсмен выпрыгнул из окна, оставив на память свою визитную карточку.

Розниек сунул альбом инспектору Карклу и быстро подошел к окну.

IV

Ошинь, ветеринарный фельдшер колхоза «Карогс», проснулся и сел в постели столь резко, что пружины протестующе заскрежетали.

Из кухни через открытую дверь доносился перестук посуды. Это сестра Ошиня - Вилма - таким способом извещала брата, что завтрак готов и пора вставать. Упаси ее бог это сделать словесно! У брата слабые нервы, но зато крепкий кулак. Потеряв ногу, Ошинь считал себя неудачником. Так и не сбылись его мечты о карьере офицера «третьего рейха». Интендантское училище было расформировано сразу же после разгрома под Сталинградом, и курсантов всех до одного отправили на фронт. Полгода провалявшись по госпиталям, Ошинь попал на курсы ветеринарных фельдшеров. По окончании был направлен на работу в армейскую конюшню.

После войны Ошинь вернулся в Латвию, из всей родни нашел лишь сестру. Невзрачный и одноногий инвалид с крутым и взбалмошным характером так и остался холостяком. Дело свое он знал. Сумрачный и молчаливый, разъезжал он по хозяйствам и животноводческим фермам, осматривал и лечил скот. Изредка жаловался на свои беды колхозному жеребцу Максиму или племенному быку Орлику. В трезвом состоянии Ошинь с людьми разговаривал мало. Откровение на него находило лишь после бутылки - тогда он плакался на свою судьбу каждому встречному-поперечному…

Ошинь потянулся, широко зевнул и вдруг, схватившись руками за голову, застонал.

- Ох и трещит башка, прямо на части разламывается. Эй, Вилма! Глянь-ка в шкафчик, не осталось ли там глоточка?

Вытирая руки о передник, дородная Вилма робко вошла в комнату.

- Не пора ли, братец, взяться за ум, - сварливо сказала она. - Доведет тебя пьянка до беды.

Ошинь уставился на сестру недобрым взглядом. Вилма быстро подошла к шкафчику и достала бутылку. Ошинь вышиб пробку и единым духом выпил водку.

- Уфф, слава тебе, господи, теперь в самый раз. - Он долго разглядывал и массировал сильно натертую культю правой ноги. - И дернул же меня черт вчера переться к этим…

Необычный шум на дворе заставил Ошиня прервать свое занятие. Он дотянулся до брюк, но не успел их надеть. Дверь распахнулась, и в комнату ввалился долговязый парень. На руках у него была женщина с безжизненно запрокинутой головой и посиневшим лицом. На фиолетовых губах пена с примесью крови. С длинного белого одеяния капала вода. На полу быстро собралась лужица.

Водянистые глаза Ошиня расширились и застыли в испуге.

- Дядя Карл, помоги! - выдохнул парень, тяжело опустив женщину на кровать.

- Трина! - едва выдавил Ошинь.

- Катрина из Межсаргов, - подтвердил юноша. - Иду, гляжу - лежит под мостом, там, за большими камнями. Жива ли?..

Парень был изрядно напуган.

- Вряд ли тут можно помочь, - отвернувшись, пробормотал Ошинь, шаря дрожащими руками в тумбочке. - Сестра, подай воды! - прорычал он хрипло.

Вилма неслышно вошла.

- Господи, помилуй! - всплеснув руками, запричитала она. - Скончалась, ей-ей, скончалась, ах ты, божье наказание!

- Не каркай, ворона! - прикрикнул на нее Ошинь. - Воду неси живо!

Вилма вздрогнула и бросилась на кухню. Вскоре она вбежала с большой глиняной кружкой. Ошинь высыпал в нее какой-то порошок, размешал и попытался влить Катрине в рот. Однако тщетно. Челюсти женщины уже окоченели. Ошинь стал щупать пульс. Подушка под безжизненно запрокинутой головой постепенно окрашивалась кровью.

Крупные капли пота проступили на лбу Ошиня.

- Чего уставился! - рявкнул он на парня. - Дуй в поселок…

V

Всю стену в кабинете прокурора Кубулиса занимали книжные полки. Книги Кубулис называл «мой крепкий и надежный тыл».

Хозяин кабинета, человек худощавый, с редеющей шевелюрой и кустистыми бровями, сидел за массивным, заваленным бумагами письменным столом и разговаривал по телефону. Он явно был чем-то озабочен, На приветствие Розниека Кубулис безмолвно кивнул, жестом пригласил сесть и продолжал телефонный разговор. Следователь не садился, давая тем самым понять, что лишним временем не располагает.

Бледное добродушное лицо прокурора вдруг покрылось красными пятнами.

- Ах вон оно что! - крикнул он в трубку. - Нет! Даже не подумаю! И до суда не освобожу! Не надейтесь! Валцинь махровый жулик, расхититель общественного имущества. Заслуги?! Суд учтет! Ах способный работник?! Хороший специалист?! В местах лишения свободы и такие нужны! Все, разговор на эту тему окончен. - Прокурор положил трубку и тяжело откинулся на спинку кресла. - Черт бы их всех побрал! - взорвался он. - Нашлись защитнички! Когда Валцинь разбазаривал колхозное добро, они делали вид, что ничего не замечают, а теперь, видите ли, без него обойтись не могут. Незаменимый специалист!

Прокурор сидел, вперив неподвижный взгляд в широкую белую голландскую печь в углу кабинета. Потом вдруг повернул голову, стал разглядывать рослую фигуру Розниека, словно увидел его впервые.

Раздражение в глазах Кубулиса быстро таяло, как светящийся квадратик на экране выключенного телевизора. Теперь это были обычные усталые глаза человека. много повидавшего на своем веку. В голосе появились знакомые дружелюбные нотки.

- Как далеко ты продвинулся с делом этого Валциня?

- Пишу обвинительное заключение, - ответил Розниек.

- Все подтвердилось полностью?

- Да. Вы же прочтете дело до того, как направите его в суд…

Озабоченное лицо Кубулиса озарилось улыбкой.

- Прочту, а как же. Только мы с вами должны считаться с тем, что родственники Валциня ходят по инстанциям, пишут жалобы и действуют вовсю. Если мы, не дай бог, не докажем достоверность хоть бы одной фразы, одного слова из написанного в обвинительном заключении, то…

- Знаю.

Прокурор встал и распахнул окно. Кабинет освежила волна летнего воздуха. Запахло жасмином и свежескошенной травой.

- Что же нового ты привез из Юмужциеса? - спросил Кубулис.

- Случай весьма странный, - сказал Валдис. - Причина смерти ясна - инсульт. Это не вызывает у врачей сомнения, и, казалось бы, нет оснований возбуждать уголовное дело. Однако кое-какие детали все же наводят на мысль о вероятности убийства.

- Какие?

- Я пока абсолютно ничего не утверждаю, - продолжал Розниек, - я только анализирую обстоятельства. Смерть наступила около часа ночи. Покойная обнаружена на полу посреди комнаты, выше локтей, на предплечьях у нее обширные кольцеобразные кровоподтеки, возникшие, по мнению эксперта, незадолго до смерти. На полу свежие полосы, прочерченные галошами покойной. Одна галоша заброшена под кровать.

- Похоже на борьбу? Валдис пожал плечами.

- В ту ночь на хуторе Межсарги двое - назовем их Икс и Игрек - пили водку. В некотором роде это не была обычная выпивка. Стол, похоже, был накрыт заранее, даже цветы поставлены. Ужин проходил беспокойно. Люди думали о чем-то другом, были рассеянны. Откусив кусок сыра и не доев, брали другой. Поначалу закусывали каждый из своей тарелки, затем сели рядом и стали есть из одной. На остатках еды имеются следы зубов двух человек. У Икса зубы пошире, у Игрека помельче. На стакане Икса отпечаток широкой. ладони, только очень неясный, расплывчатый, человек, видимо, нервничал, покатывал его в руке.

- Посуду и остатки пищи отправили на экспертизу?

- Само собой. - Розниек устало опустился в кресло.

- Полагаете, здесь замешаны еще какие-то лица?

- Думаю, да. Окно было раскрыто, под окном сломан куст. Мы нашли там пуговицу от брюк. Похоже, кто-то спасался бегством через окно. И еще. До того, как все это произошло, старая Каролина уже улеглась спать. О6 этом свидетельствует ее постель на печи. Потом произошло нечто неожиданное, потому что старуха соскочила с печки и вбежала в комнату Катрины. Она так спешила, что не успела даже надеть чулок. Его мы нашли на полу возле печи, там же валялась и подушка.