Первая картина – и первый успех, нет, триумф. Фильм завоевал Гран-при на международном фестивале в Венеции, а затем призы ещё ряда фестивалей – в Акапулько, в Сан-Франциско… 1962 год – Андрею 30 лет. Осенью того же года Тарковский включён в делегацию маститых кинематографистов на поездку в США. И первый оскал зависти. Мэтров раздражал Тарковский своей свободой, раскованностью суждений, и вскоре маститые лауреаты показали молодому таланту, кто в советском кинематографе хозяин.
Следующая картина – «Страсти по Андрею» была показана в Союзе кинематографистов СССР в декабре 1966 года. И все были поражены отсутствием сусального умиления и героизации, присущим советским историческим фильмам, ну, а честный и жёсткий реализм ленты просто ошеломил: так до Тарковского никто не снимал. Разумеется, сразу разнос, обструкции и запрет на выход творения Тарковского на экран. Картина продержалась в запрете 5 лет и вышла на экраны страны лишь в 1971 году под названием «Андрей Рублёв». На другие поправки Андрей не пошёл, хотя его убеждали и ломали их сделать: что-то убрать, что-то смягчить, что-то подкрасить. На всё это Тарковский отвечал решительным «Нет!».
После «Андрея Рублёва» Тарковский жил за гранью нищеты и находился в глубокой депрессии. В своём дневнике он писал: «Что это за поразительная страна, которая не хочет ни побед на международной арене нашего искусства, ни новых хороших фильмов и книг? Настоящее искусство их пугает. Это, конечно, естественно: искусство, без сомнения, противопоказано им, ибо оно – гуманно, а их назначение – давить всё живое, все ростки гуманизма, будь то стремление человека к свободе или появление на нашем тусклом горизонте явлений искусства. Они не успокоятся до тех пор, пока не уничтожат все признаки самостоятельности и не превратят личность в скотину. Этим они погубят всё: и – себя, и Россию».
Наконец, «Андрей Рублёв» вышел на экраны и потряс зрителей своей выразительностью и мощью. Лишь чиновники от кино скрипели зубами и негодовали. «В газете ни слова о том, что “Рублёв” вышёл. Во всём городе ни одной афиши. И всё равно все билеты раскуплены», – с горечью записывал Тарковский в своём дневнике.
Новый фильм – новые неприятности. К «Солярису» (1972) предъявили 32 замечания. По поводу героя фильма: «К какому лагерю принадлежит Кельвин – к социалистическому, коммунистическому или капиталистическому?..» Неожиданно для Тарковского запротестовал и Станислав Лем, по роману которого и был подготовлен сценарий картины. «Тарковский снял совсем не “Солярис”, а “Преступление и наказание”», – заявил польский писатель в адрес режиссёра. Но у Тарковского была своя правда: для него Дом, Земля оказались ценнее, чем зловещий и непонятный космос. Фильм в Каннах получил специальный приз, и публике «Солярис» понравился (только за год его посмотрели 10 миллионов зрителей).
За «Солярисом» последовал абсолютно земной фильм «Зеркало» (первоначальное название «Белый, белый день»). Заявка на ленту была подана в 1967 году, а картина вышла в 1974 году через многие препоны, мытарства и хулу. Обсуждение «Зеркала» на «Мосфильме» было бурным: страсти кипели «за» и «против». Один киночиновник возмущался: «“Чапаева” до сих пор сделать не могут, а вот “Зеркало” сделали!..» Патриарх советского кино Александров почти визжал: «Мы – строители духа, должны строить духовный мир социализма, должны поддерживать и воодушевлять людей… А эта картина не идёт по магистральному пути развития нашего советского искусства». И требование: «Весь фильм необходимо освободить от мистики…» В итоге картину Тарковского определили шедевром «второй категории» с соответствующим пониженным количеством копий и авторским гонораром. По существу, истинный киношедевр зарубили. И опять непризнание наверху и восторг среди обычных зрителей.
О своей принципиальной позиции Андрей Тарковский говорил так: «Любой художник в любом жанре стремится выразить, прежде всего, внутренний мир человека. Я неожиданно для себя обнаружил, что все эти годы я занимался одним и тем же, пытался рассказать о внутреннем конфликте человека – между духом и материей, между духовными нуждами и необходимостью существовать в этом материальном мире. Этот конфликт является самым главным, потому что он порождает всё, все уровни проблем, которые мы имеем в процессе нашей жизни…»
Если воспринимать фильм, как этапы жизни, то следующий отрезок – это «Сталкер» (1979) по мотивам повести братьев Стругацких «Пикник на обочине», и опять картина отразила внутренний мир самого Тарковского и далеко ушла от замысла писателей. Зловещий мир, пугающая зона, и где-то там в ней прячется комната желаний. И, как обычно, у Тарковского прекрасный подбор актёров, играющих пронзительно и психологически точно (Солоницын, Кайдановский, Фрейндлих). Ну и, разумеется, снова придирки начальников и экспертов: «Это не так! А это что?!.» На одном из обсуждений Тарковский просто вскипел: «Меня интересует мнение только двух зрителей: фамилия первого – Бергман, фамилия второго – Брессон».
«Сталкер» вышел в прокат, но материальное положение режиссёра от этого не улучшилось, он буквально бедствовал. Я помню, пришёл к Андрею, когда он жил где-то в районе проспекта Мира, в комнате, где стоял его письменный стол, на потолке зияла настоящая чёрная дыра: денег на ремонт, естественно, не было.
Молодые многого не знают. Им кажется, что Тарковского почитали и носили на руках. Однако это не так. Андрей Тарковский задыхался в железных объятиях идеологической цензуры, ему не давали свободно работать и творить. Каждый его фильм шёл к зрителю, как Христос на Голгофу.
Из письма Андрея Тарковского отцу, поэту Арсению Тарковскому: «…Может быть, ты не подсчитывал, но ведь я из двадцати с лишним лет работы в советском кино – около 17-ти был безнадёжно безработным. Госкино не хотело, чтобы я работал! Меня травили всё это время, и последней каплей был скандал в Каннах, где было сделано всё, чтобы я не получил премии (я получил их целых три) за фильм «Ностальгия»… Когда у меня был 50-летний юбилей. Не было не только выставки, не было даже объявления и поздравления в нашем кинематографическом журнале, что делается всегда и с каждым членом Союза кинематографистов. Но даже это мелочь – причин десятки – и вовсе они унизительны для меня…»
Это письмо было написано в Риме 16 сентября 1983 года, за три года до кончины.
Бедствующий гениальный российский режиссёр всё время получал заманчивые предложения с Запада, но его не хотели выпускать. И всё же однажды, благодаря усилиям Тонино Гуэрры, его выпустили в Италию, где он снял фильм «Ностальгия» (1983) – историю русского писателя, пишущего в Италии книгу о русском крепостном композиторе. Переговоры о выезде Тарковского длились 3 года, в качестве заложника в Москве оставили его младшего сына.
Вспоминать все постыдные действия властей в отношении семьи Андрея Тарковского и его самого противно. Он не хотел стать эмигрантом, его вынудили, и 10 июля 1984 года на пресс-конференции в Милане он объявил о своём решении остаться на Западе.
В Италии Андрей Тарковский снял фильм «Ностальгия» и в Россию уже не вернулся. Раз уехал – решили в Госкино и курировавшие его органы на Старой площади, – значит, не наш! Не советский! И не о чём тут и говорить. Так, по команде, замолкли газеты и журналы: ни слова о Тарковском. С экрана исчезли все его картины: даже к Дням Победы перестали показывать «Иваново детство» – один из самых ярких фильмов на военную тему. Зловещая тишина окружила имя Тарковского. Его как бы вычеркнули из истории советского кино.
Жил Тарковский сначала в Риме, во Флоренции (улица Св. Николая, 91), потом в Париже. Судя по радиоголосам (в те годы информация шла исключительно от Би-би-си, «Свободы» и от других зарубежных радиостанций), никаких политических заявлений не делал. От родины не отрекался. Систему не ругал. Единственно что – нелестно отзывался о руководителях Госкино. Шла длительная и изнурительная борьба за родственников (сына и тёщу), чтобы они получили возможность выехать на Запад, в это жуткое «туда».
Волк не может нарушить традиций,
Видно, в детстве – слепые щенки -
Мы, волчата, сосали волчицу
И всосали: «Нельзя за флажки», —
надрывался на этот счёт Владимир Высоцкий.
Итак, разделённая семья… Старая, испытанная практика: иметь кого-нибудь в качестве заложника. Моральные мучения усугубили физические.
На «тлетворном Западе» Тарковский снял свой последний, седьмой по счёту фильм «Жертвоприношение» (1986), основные сцены на острове Готланд, в Швеции. Он уже был болен – у него обнаружили рак лёгких. В фильме Тарковский показал героя-искателя, философа и писателя Александра (шведский актёр Эрланд Юзефсон), который, сгорая ради людей, приносит себя в жертву человечеству, и при этом герой слышит Божественные голоса… «Жертвоприношение» – последний шедевр Андрей Тарковского.
Он мог бы сделать большее: нереализованными остались 16 его сценариев, в том числе такие, как «Гамлет», «Обломов», «Смерть Ивана Ильича» Толстого, «Подросток» Достоевского, «Жизнь Клима Самгина» Горького, «Очерки бурсы» Помяловского… Не поставил. Не разрешили. Не дали реализовать…
Болезнь убивала Андрея Тарковского, и 29 декабря 1986 года он скончался в возрасте 54 лет. Похоронен на Сент-Женевьев-де-Буа. Православный крест. В его основании, символизирующем Голгофу, высечены семь ступенек – по числу фильмов, созданных Тарковским.
Андрей Арсеньевич оставил дневник, который назвал «Мартиролог». Он был издан во многих странах мира, и только Россия никак не могла найти деньги, чтобы издать этот уникальный документ – сплав духа, боли и страдания. Помогли итальянцы, и 21 февраля 2008 года состоялась презентация «Мартиролога» в «Российской газете». Книге предпослал эпиграф: «В скуке, когда весь день, сидя против тушеницы, без какой-либо цели записываешь всякую всячину, что приходит на ум, бывает, что такого напишешь, – с ума можно сойти» (Кэнко-Хоси, «Записки от скуки», XIV век). Нет, Тарковский записывал не от скуки – от горячего желания сделать, создать, претворить что-то мудрое и поучительное, заставить людей мыслить и размышлять о главных ценностях жизни, о высоком бытии.