Медиевская Татьяна Юрьевна – член Союза писателей России, москвичка в четвёртом поколении. Окончила МХТИ им. Д. И. Менделеева, Патентный институт, Высшие литературные курсы при Литературном институте им. А. М. Горького. Работала тренером по фигурному катанию, инженером на строительстве Токтогульской ГЭС, патентоведом в научно-исследовательских институтах и на часовом заводе.
Публикуется в журнале «Юность», альманахах и коллективных сборниках. Автор книг стихов, прозы и пьес. Дипломант международных литературных конкурсов.
Вид из окнаОчерк
– А из нашего окна
Площадь Красная видна!
Мой первый вид из окна? Это было в Вадковском переулке, где я жила с бабушкой и дедушкой. Помню огромное окно на северо-запад, небольшой холм – бомбоубежище, поросшее зелёной травой, и двухэтажные деревянные домики, а дальше семиэтажные красивые старинные дома. Потом, когда я пошла в школу, старые деревянные дома снесли, и началась стройка. За окном – большой подъёмный кран, а потом выросла кирпичная пятиэтажка. В неё вселились новые москвичи, а среди них и мои первые одноклассники.
Когда я перешла в третий класс, мы с родителями на полгода переехали жить на стадион «Красное знамя» на Плющихе. Мама с папой там с утра до вечера работали тренерами по фигурному катанию, и им выделили на зимний сезон комнату в шесть квадратных метров в бараке при стадионе. В школе, куда я пошла, почти у всех учащихся отцы были офицерами, которые работали, учились или преподавали в военной академии имени Фрунзе. Они жили в многоэтажном общежитии с окнами, выходящими на большой двор или на сквер со старыми липами.
Наша учительница Лариса Венедиктовна, молоденькая, но уже очень строгая, задала ученикам домашнее задание нарисовать вид из своего окна. И я честно изобразила карандашами в альбоме то, что видела: забор, чуть припорошенный снегом. Действительно, в одном метре перед нашим единственным окошком стоял обычный деревянный коричневый забор, и ничего, кроме него, не было видно – даже краешка неба. Учительница поставила мне двойку и ещё при всех отругала, сказав, что такого не может быть, и что я издеваюсь над ней, и что косые и поперечные линии забора я не нарисовала, а прочертила по линейке, а это недопустимо. Я расплакалась от такой несправедливости.
Потом в пятом классе мы переехали в новую свою двухкомнатную квартиру – родители купили кооператив в Измайлово на 11-й Парковой. У нас с сестрой была своя комната, и из окна с балконом был виден такой же, как наш, шестиэтажный дом из силикатного кирпича. В нём жила моя подруга Лена Винницкая, и мы часто очень весело перекликались друг с другом с балконов. Правее этого дома проходила улица, а дальше простирались пустыри со стройками и горами из тяжёлого песка, в котором школьники любили рыть тоннели и пещеры. Однажды там произошёл страшный несчастный случай. Одного мальчишку из нашего класса засыпало насмерть. Его хоронила вся школа. Гроб с рыжим Гошкой поставили во дворе. Меня, как и других пионеров, учителя заставили стоять в его изголовье в почётном карауле. Было так страшно, и хотя я старалась не смотреть на лицо в гробу, не выдержала и в слезах убежала домой. Потом мёртвый рыжий Гошка мне мерещился, и я неделю боялась спать и среди ночи просилась к родителям.
Постепенно все пустыри застроились домами, а во дворе подрастали высаженные новосёлами деревья.
Потом я вышла замуж, и прожила год на Краснохолмской набережной в большом красивом доме на восьмом этаже с видом на Москву-реку и на Замоскворечье. Несмотря на такой прекрасный вид из окна, я там была очень несчастна.
Я развелась, влюбилась опять, и мы с мужем купили кооперативную квартиру в Люблино – в новом блочном доме на Совхозной улице. Из всех трёх окон нашей квартиры можно было рассмотреть грядки совхоза и хлев, где мирно хрюкали свиньи. Иногда часов в шесть утра весь дом просыпался от душераздирающих криков. Это закалывали свинок, а потом тут же свежевали и разделывали. На горизонте через нижние поля аэрации возвышались вечно дымящие трубы нефтеперерабатывающего завода в Капотне, и небо на востоке всегда озаряли разноцветные горящие факелы. Затем на месте совхозных грядок с хлевом построили школу, детсад и панельные дома.
Шли годы, вид из окна не менялся, и казалось, что это навсегда, поскольку поменяться оттуда не было никакой возможности, не только из-за близости факелов Капотни и полей аэрации, но и потому, что ближайшая автобусная остановка называлась «Литейно-механический завод»…
Ой, я забыла! Ну, конечно же, через три месяца, как мы въехали в новую квартиру в Люблино, муж устроился в Гидропроект, чтобы заработать денег на обстановку квартиры и вообще. Нас отправили в командировку на год в Киргизию на строительство Токтогульской ГЭС. Посёлок Кара-Куль – вот где был самый изумительный вид из окна! Горы сказочной красоты совершенно нереальных цветов: лиловых, розовых, сиреневых, фиолетовых оттенков. В моё окно на пятом этаже панельного дома смотрела сама вечность – величие, гармония и масштаб завораживали. До Киргизии я не верила, что Рерих писал реальные Гималаи, а не фантазии. Да, а в панельный дом нас поселили в порядке поощрения. С мая по январь мы жили на Жёлтой улице в деревянном одноэтажном домике с двумя практикантками из Ростова. Воду в колонку во дворе подавали утром, в обед и перед сном. Помню, как я приходила в обед домой, набирала в вёдра и тазы воду, снимала ситцевое голубое с белыми цветочками платьице, стирала его под струёй из колонки, вешала на верёвку, за полчаса оно высыхало, и я шла в нём на работу. – Такая стояла жара! Постельное белье ходили полоскать на горное озеро. Муж подальше заплывал с пододеяльником, а я кричала ему: «Лучше полощи, лучше!» Окно нашей комнаты смотрело на персиковое дерево, низкий штакетник и снежные вершины Тянь-Шаня. Мы всё лето ждали, когда созреют персики, и договорились поровну разделить урожай, но каждый из нас украдкой срывал недозрелые душистые плоды и в тайне поедал. Зачем? Ведь на рынке было полно спелых фруктов, и каких!
Как я могла такое забыть?! Там, в Кара-Куле, я научилась закручивать консервы из пахнущих травой овощей, варить абрикосовое варенье с орешками и готовить настоящий плов по-киргизски из свежего барашка. Это осенью, а в конце зимы и весной от отсутствия продуктов приходилось печь на хлопковом масле пирожки с луком из серой муки. Ну и что, но зато в апреле склоны гор алели маками, и перед окном конторы, в которой мы работали, зацветал миндаль. Красота!
Но, но… Да-а, я ужасно там скучала по Москве, и когда к январю мы с мужем накопили много отгулов за работу в выходные дни, то приехали один раз на недельку в грязную, дождливую Москву подышать родным сырым воздухом. В мае командировка закончилась, и мы вернулись к себе в Люблино, к привычному виду из окна: школа, детсад, панельные дома, горящие факелы завода в Капотне. Казалось, это будет длиться вечно!
Потом произошло чудо. Наступила перестройка. По проекту мужа построили многоквартирный дом, и мы переехали в очень хорошую новую квартиру у метро «Щукинская». Напротив окон нашей спальни стоял облезлый девятиэтажный дом, хотя он и раздражал меня обстроенными, как курятники, заваленными всякой «нужной» дрянью балконами, но за ним проглядывалась полоска поля Тушинского аэродрома и небо. Из окна в ясную погоду часто можно было наблюдать, как в вышине пролетают самолёты, а за ними один за другим раскрываются разноцветные парашюты.
И вот уже десять лет у меня из двух больших окон открывается вид на парк «Сокольники». Это составляет моё каждодневное счастье. Ничто теперь не застит мне глаза: мой взгляд не упирается в стену дома напротив, а с высоты девятого этажа скользит по верхушкам могучих лиственниц, охватывает весь лесопарк, такой пленительно изменчивый в разные времена года. Вдали над кромкой леса белеют коробки новостроек Свиблова и Медведкова, торчат над ними, как клыки у карнавального вампира, строящиеся небоскрёбы, а Останкинская башня тонкой серебристой иглой протыкает ширь неба.
Но надолго ли это? То и дело среди жильцов ходят слухи, что по мудрому решению властей перед нашими окнами могут вырубить кусок леса и возвести элитный дом, или многоуровневый гараж, или хай-вей.
А ещё надо вспомнить дачные окна. На старой даче в Ивантеевке из нашей комнаты на чердаке, в широкое террасное окно с треугольными вставками из красных и зелёных стёклышек, сквозь густые ветви старых яблонь виднелась дорожка к крыльцу и калитка на улицу, за которой начинался сосновый лес.
А теперь на новой даче в деревне Никольское из большого арочного окна в стиле модерн я смотрю в молодой сад. Зеленеет лужайка газона в обрамлении цветов, подрастают яблоньки, а за ними пушистые сосенки, берёзки и моя гордость – краснолистный дубок. Но выйдешь за калитку, а там – за десять лет почти все поля, луга и большие участки леса застроены новыми охраняемыми элитными посёлками, обнесёнными бетонными заборами со шлагбаумом на въезде, за которыми каменные особняки. Рядом с этими посёлками убогие бытовки рабочих (в основном таджиков). Жалкие остатки ещё не захваченного леса завалены кучами помоек и строительного мусора. Гастарбайтеры в последний год так осмелели, что, гуляя в выходные дни в лесу, нередко рискуешь встретить этих «мусульман» с пивом и плотоядно разглядывающих встречных дачниц. Да, и наша новая дача построена на деревенском поле. Там раньше колхозники сажали свою картошку, а в перестройку им вместо ваучеров раздали по двадцать пять соток земли этого поля. Деревенские эту свою землю и распродали москвичам по десять-пятнадцать соток, и за дикие деньги. На них колхозники напокупали себе иномарок, некоторые догадались приобрести квартиры, но остальные деньги все пропили.
Деревня богаче не стала, но ненависть к понаехавшим богатым москвичам только укрепилась.
Можно ли быть в чём-нибудь уверенным в окружающем нас внешнем мире? Я имею в виду катастрофическую скорость изменения окружающего ландшафта на протяжении каких-то двух десятилетий.
Помню, в детстве мы жили на даче в Ивантеевке. Сойдёшь с поезда и идёшь по дорожке через ржаное поле, слева лес, а впереди большой зелёный овраг, где пасутся козы. На пригорке наш посёлок из одноэтажных домиков, за ним поля, луга, леса. Теперь всё поле перед оврагом застроили уродливыми многоэтажками, а на поле за посёлком возвышаются, как ножищи доисторических животных, столбы высоковольтной электроподстанции.
А где теперь моя любимая дорожка в село Комягино? Она пролегала через клеверные поля, луга и перелески с чудесными огромными вольными дубами. Куда исчезла ширь просторов с высоким небом над речкой Скалбой? С крутого берега мы спускались к воде, всегда прохладной и чистой, а в прибрежных кустах водились колонии редких синих и зелёных стрекоз.
Где это всё? Может, кто помнит, была такая песня с задушевным мотивом:
Когда иду я Подмосковьем,
Где пахнет мятою трава,
Природа шепчет мне с любовью
Свои заветные слова:
Россия, Россия, родные вольные края,
Россия, Россия – Россия родина моя!
Всё, всё безвозвратно утеряно! Как и вид с берега речки на побелённую церковь на берегу озера и живописно разбросанную деревню.
Всё это остаётся только в моей памяти.
Сейчас храм полностью отреставрирован, всё-таки ХVII век, ведутся службы, батюшка за церковной оградой поставил добротный дом, обнёс его забором, рядом несколько наглых кирпичных домов.
Красота исчезает с лица земли. Вот оно верное слово – лицо земли.
Мы, люди, уродуем лицо земли. Постоянно обезображиваем её прекрасное лицо. И от этого сами теряем человеческий облик. Мы лишаем себя последнего прибежища умиротворяющего, успокаивающего, целительного для души, красивого природного ландшафта. Но и не создаем искусственного, что делают люди в более развитых странах.
А что происходит в нашем городе? Я года четыре назад случайно попала на улицу своего детства – Новослободскую. Так её теперь узнать невозможно. Благодаря новой застройке она стала похожа на какой-то «турецкий» квартал.
Я так расстроилась, что даже стишок-пародию написала. Да простит меня Блок!
Прошло всего лишь четверть века.
Где моя улица, фонарь, аптека?
Всё снесено! Не вражеской рукой,
Нет! Не пожаром, не чумой.
Теперь, куда ни бросишь взгляд,
По улице моей стоят,
Бесстыдно обнажившись догола,
Дома – громадины из стали и стекла.
«Спешите нас купить!» – кричит реклама:
«Вид на московский дворик, купол храма!»
Так что? Взбесился новый календарь?
Не повторится всё, как встарь…