Валентин Тихонов
Тихонов Валентин Максимович родился в 1941 году, живёт в Красноярском крае. Окончил Красноярский сельхозинститут и факультет педагогической подготовки Ленинградского педагогического института им. Герцена.
Работал в сельском хозяйстве, в промышленности, занимался преподавательской деятельностью, был руководителем исследовательской группы в НИИ. Стихи начал писать в 2019 г.
Встреча в вагонеРассказ
Дороги… Дороги… Сколько их было в моей жизни; расставания и встречи, радость и горе, любовь и разлука… Многое в памяти сохранилось и многое утрачено, но мою первую, дальнюю дорогу я не забывал и не забуду никогда.
Подходила к концу зима 1959 года. Заканчивалась учёба в школе; впереди были выпускные экзамены, а затем… а затем нужно было определяться – что делать дальше? Конечно, хотелось в институт, но, чтобы поступить в него, требовался трудовой стаж, иначе трудно выдержать конкурс. Значит, нужно устраиваться на работу. А куда?..
Однажды, в конце февраля, в школу пришёл пожилой геолог, поговорил о чём-то с директором, а затем долго беседовал с нами – выпускниками. Он интересно и увлекательно рассказывал о своей работе, о её нужности для страны, о походах и приключениях в тайге. Кончил он тем, что предложил нам записаться на курсы операторов-радиометристов. Желающих оказалось много, в том числе и я. Курсы были успешно окончены, мы изучили разные радиометрические приборы, получили удостоверения и были готовы к поиску радиоактивных руд.
Выпускные экзамены позади; улеглись волнения, переживания, тревоги и огорчения; отшумел выпускной вечер, продолжением которого были гулянья в лесу, песни и танцы у костров; простились мы с родной школой, с нашими учителями, которые вдруг стали родными и близкими, и разбрелись кто куда.
Мне нужно было ехать в Горную Шорию – там находился геологический отряд, и туда я получил направление. Мама приготовила рюкзак, сложила в него мои вещички и нехитрую деревенскую снедь; попрощался я с родными… и на поезд, в дорогу – «за туманом и за запахом тайги».
Я впервые надолго уезжал из дома; дальше окрестных сёл и районного городка я не ездил. И вот я еду; из трубы паровоза идёт густой дым, погромыхивают на стыках колёса, покачивается вагон; за окном хакасская степь, «могильные поля», а на них множество курганов с каменными надгробиями. В открытое окно вагона доносятся запахи трав и цветов. На каждой станции маленькие базарчики, а на них свежая картошка, лук, огурцы, яйца, молоко – покупай, ешь. Но меня мама снабдила продовольствием, да и денег в обрез.
За Аскизом поезд шёл уже ночью, и я, несмотря на моё дорожное волнение, улёгся на полку и уснул. Разбудила меня гроза: сверкали молнии, гремел гром, а крыша вагона гудела от ударов дождевых струй. Я очнулся ото сна, оглядел вагон и… и увидел сидящую у вагонного столика девушку. Что в этом удивительного, мало ли девушек ездит в поездах? Но что-то особенное в ней было, я это сразу почувствовал. Парень я в то время был стеснительный, но набрался смелости, подошёл и сел около того же столика, народу в вагоне было мало, и место оказалось свободным, поглядел на неё, она на меня, и я буквально ощутил исходящие от неё волны теплоты и нежности.
Постепенно мы разговорились. Сначала о грозе, которая всё ещё продолжалась, а потом нашлись и другие темы. Я узнал её имя – Лена, фамилия – Мурачёва, студентка Абаканского педучилища. Из разговора выяснилось, что она едет к родителям в посёлок Шору, то есть туда, куда нужно и мне. Это был очень приятный для меня сюрприз.
Остаток пути проехали незаметно. Вот и станция Бискамжа; выходим из вагона; ночь, сыро, повсюду лужи и очень прохладно. Здание станции закрыто на замок. Лена сказала, что идти по тайге ночью трудно и что придётся ждать рассвета. Ну что же? Ждать, так ждать.
Дождались, вышли за околицу и пошли по дороге, ведущей в посёлок Шору, но дороги-то, в обычном понимании, не было, нам предстояло идти по таёжной тропе. Я родился и вырос среди полей, холмов, берёзовых рощ и озёр. В тайге для меня было всё ново и интересно.
Раннее утро, сыро и свежо. Следы грозы видны повсюду: на тропе, на камнях, на листьях деревьев и кустарников, на траве и цветах. Но вот взошло солнце, и капли воды засверкали миллионами светлячков. Стали хорошо видны окружающие нас горы. А вокруг тайга – деревья, деревья и деревья; большие и маленькие, высокие и низкие, раскидистые и стройные, лиственные и хвойные. Я не мог отличить кедр от сосны и ель от пихты. Лена дружелюбно шутила надо мной и рассказывала обо всём, что мы видели и слышали – настоящая дочь тайги.
Воздух наполнен запахами хвои, смолы, цветов и даже мёда. Всё было чудесно: свежесть воздуха, таёжные ароматы, скалы и горы, родники и ручьи, а рядом со мной шла очаровательная девушка – я видел её глаза, её улыбку, касался её рук, слышал её голос.
Дорога с её подъёмами, перевалами, спусками, камнями и завалами привела нас, наконец, к посёлку; мы перешли вброд речку Шору и вскоре были у дома родителей Лены. Дом как дом; слева большой сарай, за домом огород, баня, за баней речка Шора, а за ней гора – огромные камни, скалы и утёсы; посредине горы виден вход в пещеру.
Родители Лены встретили нас очень доброжелательно; быстро был накрыт стол, и мы уселись за него. Обедали мы вдвоём; родные Лены ушли в другую комнату. Я, несколько недоумённо, взглянул на Лену, она улыбнулась, но ничего не сказала. После выяснилось, что родители – староверы, и садиться за стол с нами – безбожниками для них грех; для таких, как мы, в доме имеется даже отдельная посуда.
Солнце склонялось к закату, мне нужно было искать своих геологов, и я спросил у Лены:
– Куда же мне идти?
– А ты видел большой сарай? Вот туда и иди. Это ваша база.
Пошёл я на «базу»; двери были открыты, и я увидел, что это просто склад, заваленный ящиками, тюками, приборами и различным инструментом. В углу, на каком-то тюфяке, спал мужчина. Я его разбудил – это был завхоз, и вскоре мы с ним, верхом на лошадях, ехали вдоль ручья к лагерю геологов.
Ехать верхом не то, что пешком идти; через час мы были уже в лагере; палатки, большой костёр, вокруг него люди, недалеко пасутся кони, позванивают колокольчики. Встреча, приветствия, знакомство, шутки-прибаутки. Геологи собирались ужинать, но вот беда – хлеба у них не было, а завхоз забыл про него. Ему было сделано внушение и предложено ехать за хлебом. Но ехать ночью ему, конечно, не хотелось и я, романтик же, вызвался его заменить. Привели мне коня, дали два резиновых мешка, и – в путь.
До посёлка доехал благополучно, наполнил мешки хлебом и поехал обратно. Ночь, тропу видно плохо, и я вскоре сбился с дороги. Что делать? Куда ехать? Но со мной был надёжный и умный друг – конь. Отпустил я поводья, дал коню полную свободу, и он довёз меня, куда надо. Меня похвалили за мой первый таёжный «подвиг», но вскоре обнаружилось, что «герой» половину хлеба растерял – мешки цеплялись за ветки деревьев, развязались, и хлеб из них выпал.
Утром мне выдали палатку, спальный мешок, вручили прибор «Кристалл», объяснили, что и как мне делать, и я пошёл, вместе с другими, в тайгу – искать так нужные стране радиоактивные руды. Больших месторождений я, конечно, не нашёл, но «аномалии» попадались, и я даже получил премию – её успешно пропили мои коллеги. Зато «таёжной романтики» было вдоволь: ночёвки под деревом, блуждания по тайге, встречи с медведями, комары и мошка, надоедливый мелкий дождь, который шёл по нескольку дней, пища, приготовленная из консервов. Но со мной была моя юность, и таёжные лишения переносил я легко.
Но что бы я ни делал, чем бы ни занимался, меня тянуло в посёлок – там была Лена. Работа и начальство не отпускали. Помог случай. В нашем отряде работала супружеская пара: он – конюх, она – повариха. Пара была очень беспокойная. Мы ежедневно наблюдали семейный концерт: крики, скандалы и даже драки. У начальника отряда терпение кончилось, и он их выгнал. Обеды мы стали готовить сами, как это у нас получалось – другой вопрос; коней поручили мне – я один изо всего отряда умел управляться с ними. В посёлок нужно было ездить часто: за продуктами, за инструментом, за почтой… Ездил, конечно, я.
А в посёлке меня всегда ждали: ждал вкусный обед, ждала горячая баня и, конечно, Лена. Возвращаться в лагерь я не торопился, и причины находились: не пришла почта, не выпечен хлеб, захромал конь… Начальник отряда понимал, конечно, мои хитрости, но относился к ним снисходительно, он знал, что свою работу я сделаю.
У нас с Леной появилась возможность побыть вместе, и мы эту возможность использовали: ходили по тайге, взбирались на горы, лазили в пещеру…
Особенно любили ходить вниз по Шоре; там, в широкой долине росли черёмуха, багульник, жимолость и цветы, цветы… Вечерами сидели на берегу Шоры, смотрели на закат солнца, пели песни и слушали говор речки.
Лето подходило к концу; Лена уехала в Абакан на учёбу, и наши встречи стали редкими – она иногда приезжала домой на выходные дни, а в конце октября закончилась и наша работа; мы с Леной расстались и, как оказалось, навсегда… Я вернулся домой, а потом… А потом поступление в институт, учёба, новые знакомства, новые друзья и «другая любовь, за собой позвала», как поётся в песне.
Шли годы; семья, работа, радости и горести, трудная, но интересная жизнь. Время неумолимо! Пришла пора и мне понести самую тяжёлую утрату – ушла из жизни моя жена. Мир стал другим; боль утраты, одиночество, непонимание детей и внуков, бессонные ночи – всё это враз навалилось на меня. И я стал искать утешение в прошлом. Воспоминания, воспоминания… И неожиданно потянуло к стихам. Первые пробы, неудачи, но постепенно из-под пера стали выходить более или менее приличные вещи. Люди стали их читать и даже петь.
Бессонными ночами я не мог не вспомнить Горную Шорию, Лену, да я и не забывал никогда, и появилось стихотворение «Недопетая песня», а после него возникло желание – найти Лену, узнать, как у неё сложилась жизнь, увидеть её или услышать её голос. И начались поиски.
Они оказались далеко не простыми, но мне помогали люди из Красноярского края, Хакасии, Иркутской, Кемеровской и даже Мурманской областей. А начало положила Вера Ивановна Сачкова из посёлка Балыкса, недалеко от которого находится посёлок Шора – родина Лены. В Шоре никого из родных Лены не нашлось. Не знаю, где и как Вера Ивановна нашла адрес Кандалиной (Мурачёвой) Елены. Адрес, правда, не точный, но через администрацию сельского совета в Иркутской области я узнал номер телефона Елены. С большим волнением звоню, мне отвечает женщина:
– Я слушаю.
– Здравствуйте, вы – Елена Кандалина (Мурачёва)?
– Да, это я.
– Тогда я вас буду называть не Елена, а Лена.
– Не понимаю вас.
– Сейчас поймёте.
И я прочитал стихотворение «Недопетая песня». Женщина долго молчала, а потом говорит:
– Стихи ваши хорошие, но я не та Лена.
Для меня это был, конечно, удар. Из дальнейшего разговора выяснилось, что она отдалённая родственница семьи Мурачёвых, и я получил от неё ниточку, по которой дошёл до города Никель, Мурманской области. Там живёт племянница Лены – Анна. Она мне назвала адрес своей тёти, но она же и сказала, что её тети нет в живых. Поиски мои закончились…
Но они продолжились. В Курагинском районе Красноярского края нашлась младшая сестра Лены – Анфиса. От неё узнал многие подробности жизни Лены.
– Лена была очень хорошим человеком, её все любили, – говорит Анфиса, а я в этом никогда и не сомневался. Жила Лена в городе Белово, Кемеровской области, работала учительницей в начальных классах. Её любили ученики, любили их родители, любили и уважали коллеги по работе. Она имела звание «Заслуженный учитель», вырастила и воспитала двоих сыновей.
Но большое горе не обошло её стороной – младший сын умер. Этот удар она вынести не смогла – тяжело заболела. Ей нужна была большая душевная поддержка, а её было мало. Моя «Недопетая песня» опоздала…
Лены, Елены Маркеловны, не стало, ушла из жизни замечательная женщина, но она осталась в памяти всех людей, знавших и любивших её. А что осталось у меня? А у меня остались самые чистые и светлые воспоминания, и они будут со мной до конца моих дней.
Первая любовь не забывается!
Недопетая песня
Елене Югансон (Мурачёвой)
Я устал от житейского плена,
Забываю друзей голоса…
Не забуду я девушку Лену
И улыбку её, и глаза.
Познакомились в старом вагоне —
Вместе ехали к Шоре – реке;
Ночью ждали рассвет на перроне,
Утром шли по таёжной тропе.
Мы шагали вдоль берега Шоры,
Напоил нас родник у скалы;
А вокруг были синие горы,
Сосны, ели и запах смолы.
Я глядел ей в глаза, трогал руки,
Незаметно дошли до крыльца…
Были встречи и были разлуки,
В унисон бились наши сердца.
Мы вагон и перрон не забыли,
Не забыли и нашу тропу;
И скалу, и родник полюбили,
Полюбили и Шору-реку.
Нас таёжные дали манили,
Ждали в тёмных ущельях снега;
Ливни тёплые радость дарили,
Открывала нам тайны тайга.
На утёсах встречали рассветы,
У реки провожали закат;
Ветры нам приносили приветы,
Песни осени пел листопад.
Нас мечты далеко уносили —
Впереди были дни и года;
Счастья мы у судьбы не просили,
Оно с нами ходило тогда.
Но мечты голубые не сбы́лись —
Разлучила нас жизнь навсегда…
Но ведь были, конечно же, были
Наши горы и наша тайга.
Надоела житейская пена,
Память в прошлое тянет меня:
Там и юность, и девушка Лена —
Недопетая песня моя.
Цветёт багульникПесня
Уснули скалы, притихла Шора,
В тайгу, за горы ушла гроза,
Но помнит Шора и помнят горы
Улыбку Лены, её глаза.
Пылают зори, цветёт багульник,
А под рябиной стоит скамья;
Ты здесь ходила, ты здесь любила,
И здесь осталось любовь твоя.
Я помню, Лена, твою улыбку,
И не забыл я глаза твои;
Лесной тропинкой шли с вечеринки
И пели песни мы о любви.
Склонились низко над речкой ивы,
И с тихой грустью шумит тайга;
Зимою снежной о Лене нежной
Поют метели, поёт пурга.
Грустит о Лене родная Шора,
Блестит на соснах смола-слеза.
И не забудут тайга и горы
Улыбку Лены, её глаза.