Похоже на жизнь это чудо-цветение.
Но жалко, что нам это видеть даровано
Ничтожно короткую долю мгновения.
Все в белом сплелись миловидные яблони,
А вишня в прекрасном, чуть розовом платьице.
Ну, вот на душе посветлее вдруг стало мне,
А скоро уж лета колеса покатятся.
И станет на время свет солнца обыденным,
И голые плечи сгорят не единожды.
Зажжет променады заветный мой Пивденный,
Подошвами шлепок стократно открыженный,
Мелькнет… Вот весна уж стоит на излучине,
Горит-догорает цветение яркое,
Мелькнет… Я в мерцании этом изученном
Иду монотонно тропинками шаткими.
Вернуться? К чему? Час цветения вторится,
А чувству повторному с первым не смериться.
Вернуться? Не буду плодить второсортицу,
Хотя, может, все-таки что-то изменится?
Быть может, цветенье согреет когда-нибудь!
И больше не будет бесчувствием сковывать.
Придут времена – станут строки вновь радовать
И души целить, а не жечь и уродовать.
Как хочется предположить, что как-то раз
Все то – нелепое, тяжелое, смешное,
Что все сильнее сдавливает нас,
Что души наши холодит и шторит,
Вдруг свалится подбитой птицей вниз,
Колоду карт привычную стасует,
И вот тогда поймем мы, что границ,
Как таковых, совсем не существует.
И вот тогда поймем мы, что рассвет
По-настоящему родной, благословенный,
Так близок, словно в кресле мягкий плед,
И пахнет – словно скошенное сено…
И что любовь не штамп, а зов души,
Душой к душе идти – не утомиться,
И что не стоит никуда спешить,
А надо просто встать – и мигом насладиться…
Может, где-то здесь,
Может, где-то там,
Знаю точно: есть
Заповедный храм.
Он такой, как ты,
Он такой, как я,
В нем твои мечты,
В нем найдешь себя.
И не надо слов!
Будь готов отдать
Всю свою любовь,
Радость, благодать.
И войдешь туда
Светлый и нагой,
Чистый, как вода,
Тихий, как покой.
И не будет мук
Пролетевших лет,
Ты увидишь звук,
Ты услышишь свет.
Знаю, где-то здесь
Храм твоей мечты.
Он, конечно, есть,
Если в нем есть ты.
Я снова нахожусь во власти света,
Во власти света, рифмы и тепла,
Как хорошо, как все же важно это –
Гореть душой, но не сгорать дотла…
На Воробьевых в одночасье опустело,
Театр съехал, и актеры разбрелись,
И межсезонья сморщенное тело
В моноспектакле под названьем «Наша жизнь».
Пожухло все, и ветер леденящий,
И растревожена вовсю Москва-река.
И пассажирский поезд, в небе мчащий,
Раскис и встал в свинцовых облаках…
Колышется солнце в тумане,
Туман дребезжит над лугами,
Луга защитились цветами
От ветра сухого дыханья.
Но скоро растает над далью,
Открыв горизонта рогалик,
Седой, чуть подкрашенный алью,
Которого вовсе не ждали.
Который явился бесцельно
Обнять озадаченный ельник,
Покрыть деревушку пастелью,
Как старый художник-отшельник.
Рисуются смутно пейзажи,
А он и не чувствует даже,
Что ветер, рассвет будоража,
Его скоро наспех размажет.
И будет все тихо в округе,
И как не бывало тумана…
Но кто же пространство остудит
От жаркого солнца дурмана?
Мне Крым запомнился на теле
Коричневой, морской прохладой.
Как миг, летели дни, недели,
А сердце было солнцу радо.
Шершавой бусинкой смотрели
Глаза напуганные чаек,
И уходил под волны берег
В вечернем аромате чая.
Поросшие кудрявым с плешью,
В лазури утопали горы.
В душе моей рождалась вечность,
Минуты превращая в годы.
Шероховатый приступ юга
В сосудах, жилах и душе
Возник из вин, подобно вьюге,
Пробившей лазы в шалаше.
И, заболев в тяжелой форме
Недугом крымским навсегда,
Стремлюсь лечиться летним штормом
И взглядом вечным в никуда.
Туда, где небо слилось с гладью,
Где прошлое пришло простыть,
Спустился с гор и бросил кладь я,
Чтоб камнем на песке застыть.
Поезд Киев – Плоешти, и дальше – Синая.
Чай скворчит, не допитый в стакане ночном.
Уезжаю от всех, от себя уезжаю,
Чтобы просто забыться, ослабнув плечом.
Мне с весенней хандрой распрощаться непросто –
Истомила, испила ранимую грудь.
И вот мчусь в Закарпатье – небрит и нечесан,
И летят полустанки, и светел мой путь.
Воспоминанья той любви
До глубины души тревожат,
То льдом – в сосуды, по крови,
То дрожью пробегут по коже.
За многоликостью стоит
Один и тот же верный образ,
В переживаниях зашит
Архив событий – вместе, порознь.
И каждый день наносит штрих
На полотно, что было белым…
Аллея обнаженных пихт,
И я шагаю, цвета мела.
Вот дом, окно – я вижу свет,
Подъезд таинственно мерцает…
Звонок, порог – барьеров нет,
И в прошлом я навеки таю.
Не спит осенняя Таруса,
Хоть утром ранним так темно.
Ока перегибает русло
И город будит заодно.
На улице совсем пустынно,
Но все живет, все дышит здесь:
Холмы – друзья подруг-тропинок
И церкви золотистый крест;
Оврагов складки разбежались,
Пробороздив тумана лоб,
Дома, нахохлившись, прижались
На высоте с фонарный столб;
Листвою припорошен берег,
И лодки на цепи стоят…
Здесь каждый штрих до боли верен
И радует усталый взгляд.
Я хотел бы вынести ось
Повседневного круговорота
В совершенно иную плоскость,
Изменив частоту оборотов.
И для этого есть поезда,
И для этого есть самолеты,
И мерцает на небе звезда,
И бывают во сне полеты.
Только надо прийти на вокзал
И купить наугад билеты,
И никто никогда не узнает,
И никто не осудит за это.
Я по пыли золотой бродил от лиственниц,
По монетам кленов и осин.
Вдруг невольное желанье сердце тиснуло –
Срезать самый поздний сентябрин.
Я приеду в милый город вечером,
Из последней двери выйду в темноту,
Во дворах дворняг знакомых встречу я,
Поцелуев – свет и теплоту.
Позвоню отрывисто – не спрашивай,
Знаешь – я! Открой же мне скорей!
Вот цветок тебе сиренево-фисташковый
С ароматом скошенных полей.
Обниму тебя, мою заветную,
Искорки с ресничек соберу.
До чего же ты сегодня трепетна,
Словно лист осенний на ветру…
И что же есть такое жизнь?
Я пальцы заломил щеками.
Наверное – все то, что ввысь…
До первой встречи с облаками.
А то, что над? Ведь тоже жизнь?
Но только жизнь с другим причалом –
В ней взлетов нет, падений вниз,
Но есть всему и всем начало…
На опухших прогалинах плечи горят –
Это тянутся руки, полнее и краше
Руки ранних поземок построили в ряд
Ослабевших морозов звенящие чаши.
Лопнул просек январский утянутый жгут,
Понеслись ручейки, но сегодня замерзли,
В одночасье прозрев, полузаспанный пруд
Позволяет ходить по себе и елозить.
Все закрыты пути, и отхода уж нет,
Наст хрустит под ногой… Провалившись по пояс,
Мы стоим на весне, и весенний же свет
Распластался в ложбине, на миг успокоясь.
Желтое пламя свечи,
Не угасай, пожалуйста,
Ведь мне еще лечить
Душу свою от шалостей;
Ведь понабился снег
В щелки и разные дырочки,
Ведь так короток век,
Как на катушке ниточка…
Желтого пламени свет,
Дай мне тепла и терпения,
Ведь этот сказочный цвет –
Цвет моего вдохновения!
Ворвусь в полушария мерзлого холода,
Один на один с суматохой и наледью,
Простреленный тем, из чего было дорого
Лепить бесконечные тихие заводи.
Барсучьими глазками смотрят созвездия,
Они, как всегда, безразличны к страданиям,
Лишь только Господь тихо скажет: «Не верю», – им
И нежно обнимет спокойным молчанием.
Лечу! – впереди только косы песчаные,
А сзади – ковыль из подсохшего прошлого;
Лечу, ощущая, что только в начале я,
Что только в начале всего хорошего…