МАРЛЕН. А почему наш банк должен расплачиваться за злоупотребления ваших мастеров своего дела?
ПУМПЯНСКИЙ. Нет, расплачиваться будет фонд, а вы просто вернете наши деньги. Не забывайте, речь идет о семьях, оставшихся без кормильцев, женах и малых детях, лишенных самого необходимого!
МАРЛЕН. Не надо о детях! У меня самого трое, и четвертый… так сказать… в депозитарии. Разрешите договорчик!
ПУМПЯНСКИЙ. Извольте.
МАРЛЕН (читает). «…По первому требованию в течение десяти дней…» Ну вот. Что же вы мне, уважаемый Жан Жакович, голову-то морочите! Через десять дней получите свои деньги. С процентами.
ПУМПЯНСКИЙ. Но через десять дней ваш банк может лопнуть, исчезнуть.
МАРЛЕН. Увы, от форс-мажора никто не застрахован. Вспомните судьбу того же Сент-Экзюпери. Улетел на самолете и пропал.
ПУМПЯНСКИЙ. Я тоже хочу вам напомнить кое о чем. Почетный президент нашего фонда – Анзор Тенгизович Гурамишвили.
МАРЛЕН (заикаясь). Гурам? Но ведь он же…
ПУМПЯНСКИЙ. Батоно Анзор сейчас в командировке в Мексике, куда отбыл после нашумевшей выставки своих графических работ, но даже издалека он интересуется судьбой нашего фонда. Что ему передать?
МАРЛЕН. Передайте уважаемому Анзору Тенгизовичу привет, пожелание новых творческих успехов и скорейшего возвращения.
ПУМПЯНСКИЙ. И это все?
МАРЛЕН. На сегодня все.
ПУМПЯНСКИЙ. Как знаете. Передам. И мы вас еще побеспокоим.
МАРЛЕН. Конечно! Это наша работа – беспокоиться о ваших деньгах.
ПУМПЯНСКИЙ. А наша работа – беспокоить вас.
Идет к выходу, останавливается у картины, разглядывает.
ПУМПЯНСКИЙ. Малевич?
МАРЛЕН. Выдумаете?
ПУМПЯНСКИЙ. И думать нечего – Малевич. Какая языческая витальность! Какой прорыв к первоэлементам мирового хаоса! Какая тектоническая мощь мазка! Купили?
Марлен удивленно осматривает пятно в раме.
МАРЛЕН. Наследство.
ПУМПЯНСКИЙ. Везунчик! Говорите, скоро будете сразу и отцом, и дедом?
МАРЛЕН. О да! Просто умираю от счастья…
ПУМПЯНСКИЙ. Надеюсь, доживете.
Он уходит. Банкир некоторое время смотрит на «картину», шагает взволнованно по зале, затем звонит по мобильному телефону.
МАРЛЕН (в трубку). Это я. Ко мне сейчас приходили из фонда Гурама… Какой-то Пумпянский… Как это не психуй?…Да уж, ты постарайся! Что там у нас с Баксманом?.. Хорошо. Жду звонка.
Возвращается Маша-дочь. Марлен подзывает ее к себе.
МАРЛЕН. Мария, мне надо с тобой серьезно поговорить.
МАРИЯ-ДОЧЬ. Слушаю тебя, папочка!
МАРЛЕН. Не называй меня папочкой!
МАРИЯ-ДОЧЬ. Почему?
МАРЛЕН. Нет, ты как раз можешь называть меня папочкой. Ну и как он?
МАРИЯ-ДОЧЬ. Кто?
МАРЛЕН (показывает на ее живот). Шевелится?
МАРИЯ-ДОЧЬ. Нет, тихо сидит.
МАРЛЕН. Странно, у Машки вот брыкается.
МАРИЯ-ДОЧЬ. А мы тихие.
МАРЛЕН. В отца, наверное?
МАРИЯ-ДОЧЬ. Это вряд ли.
МАРЛЕН. Может, мне пора с ним познакомиться?
МАРИЯ-ДОЧЬ. Рожу – познакомишься.
МАРЛЕН. Я имел в виду отца ребенка.
МАРИЯ-ДОЧЬ. Зачем? Да я вроде и не запомнила, кто именно…
МАРЛЕН. Как это не запомнила?
МАРИЯ-ДОЧЬ. А разве это так важно, кто отец?
МАРЛЕН. Конечно, важно! И в кого ты такая?
Сверху доносится горловое тирольское пение.
МАРИЯ-ДОЧЬ. В тебя я такая, папочка. Пошутила. Не бойся, есть отец.
МАРЛЕН. А жениться-то он собирается?
МАРИЯ-ДОЧЬ. Зачем? Ты вот на всех женился. И что? (Снова слышно тирольское пение.) Теодор проснулся…
МАРЛЕН. Ну, не на всех, не на всех… С матерью-то видишься?
МАРИЯ-ДОЧЬ. Иногда.
МАРЛЕН. Как там она?
МАРИЯ-ДОЧЬ. По-моему, счастлива.
МАРЛЕН. Ну и славно.
МАРИЯ-ДОЧЬ. Я вот тоже думаю: может, вместо одного отца пусть у ребенка будут две матери? А?
МАРЛЕН. Не городи ерунды! Лучше познакомь нас. Он кто по профессии?
МАРИЯ-ДОЧЬ. Боюсь, тебе не понравится.
МАРЛЕН. Неважно. Зарабатывает?
МАРИЯ-ДОЧЬ. Пока не очень.
МАРЛЕН. На что он семью содержать собирается?
МАРИЯ-ДОЧЬ. Возьмем кредит. Дашь?
МАРЛЕН. Девочка моя, послушай банкира: никогда не бери кредит. Это мышеловка: за кусочек сыра расплачиваешься собственной шкурой. Я бы вам подкинул на первое время, но у меня проблемы…
МАРИЯ-ДОЧЬ. Знаю. Тогда придется брать власть.
МАРЛЕН. Что?
МАРИЯ-ДОЧЬ. Ничего.
МАРЛЕН. Послушай, если назначат Баксмана, я выкарабкаюсь и тогда помогу.
МАРИЯ-ДОЧЬ. Спасибо, папочка!
Целует его в щеку. Входят Оксана и Володя. В руках у него большая сумка.
МАРЛЕН. Вы где болтались? (Дочери.) Иди к себе!
Она скрывается в своей комнате.
ВОЛОДЯ. В магазин ездили.
МАРЛЕН. В какой еще магазин? Я же сказал: машина может понадобиться в любой момент.
ОКСАНА. Ваш папа попросил.
МАРЛЕН. Что он попросил?
ОКСАНА. Памперсы.
МАРЛЕН. Ладно, отнесите ему. А потом зайдите ко мне!
ОКСАНА. Вы же сказали, после ужина.
МАРЛЕН. Вашей маме в Луганске нужны деньги или нет? Ступайте!
Оксана уходит, опустив голову.
ВОЛОДЯ. Шеф, мне тоже нужны деньги.
МАРЛЕН. А тебя в следующий раз, если уедешь без спросу, уволю.
ВОЛОДЯ. Понял, шеф, не дурак.
МАРЛЕН. Иди посмотри: там, кажется, засор.
ВОЛОДЯ. Смотрел. Просто какой-то вулкан. Из дерьма. Вот, вантуз купил.
Володя показывает вантуз и уходит.
МАРЛЕН (кричит). Маша!
ОБЕ (выглядывая из комнат). Да, папочка!
МАРЛЕН (дочери). Не тебя. (Жене.) Иди ко мне. И не называй меня папочкой!
Маша-жена подходит. Он ее целует. Она отстраняется.
МАРЛЕН. Как ты себя чувствуешь, детка?
МАША-ЖЕНА. Тошнит.
МАРЛЕН. И от меня?
МАША-ЖЕНА. И от тебя.
МАРЛЕН. А почему ее не тошнит? (Показывает на комнату дочери.)
МАША-ЖЕНА. Ну, не знаю… Она ведь тебе дочь все-таки. Ты обещал купить мне желтый «феррари».
МАРЛЕН. Деточка, сейчас у меня трудные времена. Потерпи!
МАША-ЖЕНА. Я не хочу терпеть, меня тошнит.
МАРЛЕН. Ну киса, погоди чуть-чуть! Утвердят Баксмана, отзовут проверку…
МАША-ЖЕНА. Я не могу ждать. Мне скучно. Я хочу на подиум, а он толкается и брыкается…
МАРЛЕН. Вот и хорошо. Если брыкается – значит, выскочит, как кузнечик.
МАША-ЖЕНА. Какой еще кузнечик? Терпеть не могу насекомых!
МАРЛЕН. Ну, не кузнечик, не кузнечик. Подумай лучше, как мы назовем нашего брыкунчика.
МАША-ЖЕНА. Ну-у, не знаю… Может, Вовой?
МАРЛЕН. Почему Вовой?
МАША-ЖЕНА. Как президента.
МАРЛЕН. Умница! Очень перспективное имя.
Возвращается Володя с вантузом.
ВОЛОДЯ. Не пробить. Вызывайте специалиста.
МАРЛЕН. Я еще и дерьмом должен заниматься? Сам вызови!
ВОЛОДЯ. Денег стоит.
МАРЛЕН. Что ж вы ко мне сегодня пристали с деньгами! Вызывай, наскребу.
МАША-ЖЕНА. Папочка, а можно Вова меня куда-нибудь свозит?
МАРЛЕН. Тебя же тошнит.
МАША-ЖЕНА. Мне в машине гораздо лучше…
МАРЛЕН. Ну ладно. Володя, покатаешь часок. В магазины не заезжать.
ВОЛОДЯ. Есть, шеф!
МАША-ЖЕНА. А можно он мне поможет собраться?
МАРЛЕН. Помоги Марии Павловне собраться. И уезжайте, уезжайте куда-нибудь! Я с ума с вами сойду.
Володя и Маша-жена скрываются в комнате. Звонит телефон.
МАРЛЕН (в трубку). Вася?.. Хорошо, что перезвонил. Заедешь?.. С дарами?…Да, опять чудит. Еле жив, а сиделку замуж зовет. Седина в бороду – бес в ребро. На тебя вся надежда. Жду!
Колеблется. Отпирает бар и выпивает рюмку, потом устало опускается в кресло. Сверху доносится веселое тирольское пение.
Та же гостиная. В каталке дремлет Барабаш. По бокам сидят Оксана и переводчик Турусов. Она читает журнал «Вопросы истории», он – «Вопросы языкознания». Оксана прислушивается к дыханию старика.
ТУРУСОВ. Жив?
ОКСАНА. Дышит. Не дай бог помрет, куда пойду, даже не знаю…
ТУРУСОВ. Устроитесь по специальности. Не век же в сиделках ходить.
ОКСАНА. Не смешите, Николай Карлович! Кому в Москве нужны специалисты по истории Украины, да еще из Харьковского университета? Тут своих доцентов как собак нерезаных. Даже в школу учительницей не возьмут.
ТУРУСОВ. Почему?
ОКСАНА. Учебные программы разные. За годы незалежности у нас столько всего напридумывали… Стыдно повторять. Я ведь и с мужем из-за этого, можно сказать, разошлась…
ТУРУСОВ (придвигаясь к ней). Так вы теперь, значит, совсем одиноки?
ОКСАНА. Мы с мужем на одной кафедре защищались. Я ему говорю: Степан, ну какие еще укры в Древней Греции! А он аж трясется: «Ахилл был укром, и Гомер был укром, и Христос был укром. Мы – самый древний народ в мире!»
ТУРУСОВ. А разве не евреи самые древние?
ОКСАНА. Евреи – младшая ветвь палестинских укров.
ТУРУСОВ. Но это же бред!
ОКСАНА. Конечно! Но за этот бред теперь академиками становятся. Какое-то массовое помешательство. Нельзя любовь к своему народу или классу превращать в шизофрению. А Степан просто сошел с ума…
ТУРУСОВ. И куда же он подевался?
ОКСАНА. Не знаю. Я уехала. В Луганск. Наверное, записался в какой-нибудь батальон вроде «Айдара», воюет с ватниками. А может, убили его, дурака, под Волновахой. Я иногда думаю: вдруг это он мамин дом в щепки разнес? Степан в армии артиллеристом был…
ТУРУСОВ. М-да, история…
ОКСАНА. Ладно. Для меня он в любом случае умер. У вас-то как дела? Нашли Теодору невесту?
ТУРУСОВ. Ищем. Ходим по ночным клубам. Теодор пьет, танцует, с девицами знакомится, а я сижу в уголке и учу готландский диалект…
ОКСАНА. В таких условиях?
ТУРУСОВ. Да уж, это вам не профессорский зал Ленинки. Обожаю библиотечную тишину! Слышишь, как мимо проплывают мысли гениев.