Нона заметила, как Оля передернула плечами – видно, она-то как раз помнила, что произошло. Уж если видевшую всякое девочку тряхнуло от одного упоминания того дня, немудрено, что сестре память вычистили.
– В общем, хотели меня сначала к отряду приписать, который на локализацию очагов выезжает. Пока война шла – ездили. Но только что я могла вынести? Останки. Если уж «слизь» вцепилась, да во всю силу, а не как с тобой – после горячего пара слабая, разбавленная, там и от костей одна водичка. Вот и осталась у меня работа – нитки вязать. Магия черная все равно тело выест, а наговоренная нитка – она… разум выключает. Когда «слизь» по кровотоку в голову заберется, то заставляет верить, что ты – это не ты, а кто-то из тех, кто погиб, и ты гибель его заново переживаешь. Наверное, почувствовала ты, Нонча, что-то такое? Только маг привык своей волей в магическую материю вмешиваться, если поверит он, что умирает – сам себя начинает убивать. Ниткой этот процесс можно остановить, а потом включаются медики – пытаются последствия маготравмы убрать, восстановить системы. А Оля «Серую слизь» из тела тянет наружу, как осколок или пулю. Вот после такого она и лежит, пока ее магический иммунитет со «слизью» борется.
– То есть она, «слизь» эта, еще в Оле? – испугалась Нона, невольно отпрянув, когда девочка протянула ей носовой платок. Оля смутилась и отошла, Зойка взяла платок и вытерла с подбородка сестры каплю слюны.
– Нет никакой «слизи». Девается куда-то. Олю в институты, бывает, вызывают, замеры делают, анализы, и других детей исследуют, таких же, как она, а все еще понять не могут, как все это работает.
– Мой коллега, тот, с которым ты познакомилась, профессор Крапкин, он очень умный человек. Давай Олю ему покажем, может, придумает теоретик, до чего магопрактики не додумались? Нельзя допустить, чтобы она такое каждый раз переживала!
Сестра улыбнулась и обняла Нону за плечи. Тут же под руку сунулась и Оля, поняв, что несчастный случай обернулся ко благу – не станет тетка действовать против нее, почувствовав на себе, каково приходится, когда чужие смерти через тебя летят.
– Ой, да я же на работу опоздала! – воскликнула, внезапно вспомнив о времени, Нона. – Как я объясню?
Зойка еще крепче прижала ее к себе, поцеловала в висок.
– Лейтенант Зимин заходил от Юрия Саввича, справиться насчет Оли. Я с ним записочку майору передала, чтобы сообщили в институт – сегодня тебя на работе не будет. Поверь, руководство института знает о прорыве «слизи», и фамилия Румянова для них далеко не пустой звук. Помяни мое слово, завтра ни один не спросит, отчего тебя не было.
Отчасти Зойка оказалась права: на следующий день большинство коллег-немагов обходили Нону с почтительным молчанием, а маги уважительно раскланивались. Заговор молчания нарушил Крапкин.
– Какая вы, оказывается, смелая женщина, Нона Васильевна, – проговорил он, остановившись возле ее стола. Видно было, как Леонид Яковлевич смущен – картонная папка с бумагами в его руках чуть подрагивала, кончики ушей мага порозовели. – Не всякий колдун наберется смелости участвовать в операции Юрия Саввича. Я вот… все медлю, не решаюсь, хотя, казалось бы, кому, как не мне, ехать «Серую слизь» изучать. А я все малодушничаю, поводы нахожу.
Видя, как тяжело дается магу признание в собственной трусости, Нона чувствовала себя невольной лгуньей. Видно, среди магов любое участие в работе группы Румянова почиталось подвигом, и тень этого страшного героизма невзначай пала и на скромного математика Нону Волкову.
– Да что вы, Леонид Яковлевич, – попыталась утешить его Нона, невольно вставая из-за стола. Неудобно было от того, что половина отдела, отвлекись они от расчетов, могли слышать неуместную исповедь Крапкина. – Это сестра моя с майором работает. Сестра и племянница. Они еще на фронте с ним познакомились, а я только… так…
Не зная, что можно рассказывать, а о чем стоит умолчать, Нона сбилась с мысли.
– Вы, Нона Васильевна, в столовую нынче идете? – перехватил инициативу Крапкин. – Через четверть часа обед, а Иван Осипович говорил, сегодня котлеты манные с киселем очень хороши. Давайте я за вами зайду, вместе пообедаем, и вы мне о ней расскажете.
– О ком? – Нона моргнула, не понимая, о чем речь.
– О «слизи», – прошептал маг, еще больше краснея. – Вы ведь видели ее, как мне сказали. А я, представьте, ни разу. В институт образцов не привозят – слишком активные, а обезвреженная, она исчезает скоро. А мне так хочется знать… Ноночка Васильевна. – Леонид Яковлевич сжал ее руку в своих ладонях. – Я всегда видел, какая вы умница, но это… удивительно смелая женщина! Какая же вы… невероятная женщина!
Он собирался сказать еще что-то. Однако и того, что уже было сказано, оказалось достаточно, чтобы математики побросали свои формулы и теперь внимательно прислушивались к разговору. Девчонки помоложе хихикали, дамы смотрели с умилением.
– Совсем вы смутили меня, Леонид Яковлевич, – проговорила Нона сдавленным и каким-то чужим, преувеличенно бодрым голосом, – нехорошо. Мы ведь обедать собрались, а мне до обеда еще несколько отчетов с полей проверить и обсчитать нужно – все ли заклинания сходятся с суммой воздействия. Вы приходите через двадцать минут, я как раз все закончу. За обедом и договорим.
Говоря это, она едва не вытолкала мага за дверь.
– Ах да, я же… Вот, Елене Ивановне данные от полковника Егорьева. Он попросил зайти передать.
Девчонки снова захихикали.
– Давайте его сюда, товарищ Волкова, – сочным контральто велела замначальника отдела Елена Ивановна, протянула пухлую руку. – А вы идите, товарищ Крапкин, идите. В других отделах сердцеедствуйте. Подумайте только, какой донжуван!
Почувствовав, как запылали щеки, Нона прикрыла дверь за магом и подошла к столу старшей коллеги.
– И отчего вы все не выйдете за него, Ноночка? – звучным шепотом осведомилась Елена Ивановна, прикладывая ладонь к полной груди. – В возрасте Леонида Яковлевича в Ромео играть уже непристойно, а вы не замечаете.
– Так он не звал, – попробовала отшутиться Нона.
– Как не звал? – изумилась Елена Ивановна. – Непростительное упущение с его стороны. Полагаю, я намекну ему при случае, что непременно стоит это сделать. Вы, кажется, не против, а он, уважаемый человек, советский маг, церемонии разводит. Решительнее надо быть, знаете ли. Вот мой покойный муж Евгений, земля ему пухом, был решительный мужчина, воли удивительной. Я-то женщина мягкая…
Тут уже захихикали все. Внушительная, как линкор, Елена Ивановна наводила трепет на всех в институте. Даже старшие маги кланялись ей, не смея обойтись привычным легким кивком, чтобы не услышать вслед зычного, как пароходный гудок, голоса: «Нелюбезны вы нынче, уважаемый. Удивительно, как далеки бывают представители магического сословия от советского народа».
– Так вот. – Елена Ивановна обвела всех взором, полным укоризны. Девчата замолкли. – Мой покойный супруг предложение сделал мне тотчас, как увидел. В те годы я служила секретарем в штабе… Впрочем, туман мне в голову, без конкретики, все математики, знаем, где живем…
Елена Ивановна пустилась в воспоминания, а Нона прокралась на свое место и спрятала нос в бумаги. Голова неприятно закружилась от мысли о том, что линкор математического отдела может ухватить Крапкина за рукав и громогласно потребовать, чтобы тот, наконец, предложил руку товарищу Волковой – «математик и женщина, признайтесь, молодая, привлекательная, во всех отношениях репродуктивная». Нона мгновенно представила, как маг бормочет: «Перспективная – да, несомненно. А репродуктивная – это, знаете ли, нечто немного…», а Елена Ивановна машет рукой, грохоча на весь холл: «Ой, оставьте! Чудак человек! Маг, а мямлит, как школьник. Я сказала, вы меня поняли, вот и возьмите себя в руки».
Захотелось провалиться сквозь землю от стыда, но когда смущение немного отступило, Нона поняла, что неутешительная перспектива общения Елены Ивановны и мага – всего лишь статистически допустимое событие будущего, в то время как через считаные минуты ей предстоит нечто более страшное – ответить Крапкину на самый важный для него вопрос: «Как выглядит “Серая слизь”?» Что Нона могла рассказать? О крошечных серых комочках в тазу? О том, что комочки эти принесла на платье сестра, которую эта «слизь» не берет из-за заклятья «Материнское слово»?
Нона с досадой поняла, что ей жаль будет видеть, как маг переключит свое внимание на более интересные для него объекты – Зойку и Олю. Они действительно могут рассказать о «Серой слизи», они видели ее, не раз входили в «Кровавую реку». А что может предложить она сама? Рассказать о том, как сунулась в таз с грязной водой?
Нона совсем загрустила. Избегая взглядов, в которых сквозило уважение, она пробежала по коридору до лаборатории Крапкина, успев застать его в дверях.
– Я тут подумала, Леонид Яковлевич. Я обедать сегодня не стану. Лучше приходите к нам на ужин сегодня. Я… познакомлю вас с сестрой и племянницей. Они вам много могут рассказать. И… не думайте, что вы там должны быть – в поле, где «слизь» прорывается. Там сильные магопрактики гибнут, и это очень страшно. А вы такой…
– Растяпа? – грустно предположил Крапкин.
– …уязвимый, деликатный. Вы ученый, а не военмаг, и не укоряйте себя. Я вот тоже думаю иногда: Зоя, моя сестра, убежала на фронт, сражалась за Родину, мой… жених погиб в бою, а я сидела здесь, в институте. Но если бы мы с вами не рассчитали ту формулу, кто знает, когда освободили бы Смоленск? Может, мы нашими цифрами и лабораторными опытами больше людей защитили, чем тот же Румянов – боевыми заклятьями.
– Вы, Нона Васильевна, умная женщина, но так наивны и добры, что во всех одно хорошее видите. Не только людей надо защищать, но и врага уничтожить, потому что, сколько ни заслоняй, он все одно будет бить и бить, пока не улучит секунды, когда защита ослабеет. Юрий Саввич не побоится врага ударить, а мы с вами будем думать да рассчитывать потери, выбирать меньшее зло. Вот и получается, что майор бросает магов в «реку Кровавую», а я все циферки пишу, пытаюсь так их выстроить, чтобы не людьми магические бреши затыкать, а словами и рунами. Только получается, что Румянов спас уже не один город от разлития «Серой слизи», а я… в поле ни разу не был. Не в мире я с собой, Нона Васильевна, и утешать себя в том не могу и не стану, как честный человек. И добротой вашей не устану восхищаться.