– То есть, я хотел сказать, зачем еще раз его осматривать? Мы уже увезли оттуда все ценное…
– В древних сооружениях всегда есть тайники. Вы нашли хоть один?
Подошедшая Мартуша снова чуть не выронила поднос, услышав разговор. Эккехард между тем достал записную книжку, карандаш, набросал на пустой странице план замка.
– Так вот, найдите что-нибудь, господин Ульрих. Сделайте что-то более сложное, чем просто снять картину со стены.
Ульрих побагровел от оскорбления. Мартуша осторожно расставляла чашки на столе, чувствуя, как накаляется обстановка. Фон Книгге между тем наносил на план какие-то точки.
– В приказе есть вторая страница, – заметил он между делом.
Ульрих перевернул первую страницу, прочел и побледнел.
– Вы и ваши люди переходите в мое подчинение, – озвучил Эккехард.
Ульрих уставился на Карла. «В мое», – сказал Эккехард, не в подчинение оберштурмбаннфюрера – «в мое»! Но подполковник промолчал, хотя и заметно изменился в лице.
– Придется сделать более четырехсот закладок, чтобы подорвать эту махину. Займет много времени… – продолжил как ни в чем не бывало Эккехард. – А вы, Ульрих, быстро понимаете, что картина или другой предмет представляет какую бы то ни было ценность?
– Я оканчивал факультет истории искусств, если это вам о чем-то говорит. Обычно ценность специалисту легко подтвердить простым визуальным осмотром. Для спорных случаев придется делать анализ…
– Что вы скажете, например, об этом?
Эккехард выложил перед ним на стол рисованную открытку. Ульрих склонился к ней, изучил в недоумении, ответил барону таким же презрительным взглядом.
– Ничего особенного. Обычная видовая открытка, которые рисуют тысячами не слишком талантливые художники-самоучки.
– Значит, она не представляет никакой ценности?
– Никакой! – разозлился Ульрих.
Карл, уже давно почуявший подвох, напрягся. Эккехард перевернул открытку. Ульрих прочел подпись и имя художника, и у него волосы зашевелились на голове. Карл выдавил из себя улыбку.
– Эккехард, это же шутка? Вы же не знаете фюрера лично…
– Подписано не для меня. Для моего отца. Родители были в Вене в 1911 году. Это подлинник.
Эккехард сверлил взглядом унтер-фельдфебеля, который стал белее ресторанных скатертей. Неожиданно рассмеявшись, хлопнул его дружески по плечу.
– Да расслабьтесь вы уже. У моей матери была целая коробка таких открыток. Ей они почему-то очень нравились.
Экке сделал глоток из чашки, посмотрел на все еще стоящую около их столика польку.
– Отличный кофе, панна Марта.
– Может быть, господа еще что-нибудь желают?
Ульрих, полностью не оправившийся от эпизодов с приказом и картиной, снова напрягся.
– Вы знакомы? – резко спросил он.
Фон Книгге глянул на него удивленно.
– Люди господина подполковника второй день нахваливают мне это место. Его очаровательную хозяйку и ее замечательных поваров. Настаивали, чтобы я обязательно сюда зашел.
Ульрих от ревности чуть не поседел.
– Кузен, на вашем месте я бы сообщил о приказе своим людям, – заметил Карл. – Пусть заканчивают обед и приводят себя в порядок для работы. У господина штурмбаннфюрера очень жесткая дисциплина… А я, с вашего позволения, Эккехард, выйду на улицу покурить.
Ульрих на деревянных ногах поднялся, собираясь что-то сказать, но, встретив гневный взгляд Карла, молча подчинился.
– Ульрих влюблен в хозяйку, – шепнул Карл Эккехарду, перед тем как уйти. – Будьте к нему снисходительны. Пожалуйста.
Мартуша так и стояла с пустым подносом в обнимку, настороженно следя за Эккехардом. Она вдруг поняла, что ее слишком захватила идея народного ополчения, что, помогая людям, она зашла так далеко, что забыла о другой опасности и о своем другом долге. И, конечно, она не могла знать, что тот, кого им завещали бояться, окажется среди солдат Рейха, к тому же в таком достаточно высоком звании.
– Если я попрошу вас принести еще кофе, вы не сбежите, Марта? – поинтересовался он. – Хотя давайте лучше поговорим.
– Нам не о чем разговаривать.
– Почему же? Я, например, хочу узнать, как поживает Каролина. Она ведь к вам пришла? Передайте, что я скучаю без нее.
Глаза польки распахнулись от изумления, но тут же в них зародился гнев.
– Это ложь. И вы знаете, что я ничего передавать ей не буду.
– А если я сейчас прикажу арестовать вас, Марта?
– Пожалеете об этом. У меня достаточно сил, чтобы противостоять всей имеющейся здесь компании. И вам тоже достанется! Вы ведь рождены от смертной женщины, Эккехард, значит, очень уязвимы.
Он молчал, размышляя и не сводя с нее взгляда. Словно прикидывал, действительно ли все может оказаться так или она обманывает его. Потом подобрался, а Мартуша попятилась, поняв, что он просто скрутит ее сейчас сам, чтобы и шанса не дать уйти. В этот момент Марту загородил Ульрих.
– Господин штурмбаннфюрер, нам много нужно обсудить по поводу нашей совместной работы, – официальным тоном заявил он.
И удивленно обернулся. Он надеялся, что Марта незаметно ускользнет от, как ему показалось, крайне неприятной беседы с бароном, но не ожидал от нее такой прыти – миг, и она скрылась в помещении кухни.
Эккехард вскочил на ноги, прорычав проклятие, отпихнул Ульриха и быстрым шагом вышел из ресторана. Через пять секунд зашел Карл, воззрился в недоумении на кузена.
– А где господин штурмбаннфюрер?
– Вы не видели? Только что вышел отсюда.
– Мимо меня никто не… – Карла передернуло.
Ульрих торопливо вышел наружу, но улица была пустынна в обе стороны. Он вернулся в ресторан, заглянул на кухню, но и Марты след простыл.
Мартуша, нырнув на кухне в подпол, бежала по подвалам, по подземным коммуникациям, снова по подвалам, пока не оказалась в погребе маленькой пекарни.
– Петр! – позвала она, поднимаясь наверх и громко стуча каблуками по высоким деревянным ступенькам.
Люк подпола откинулся, в светлом квадрате показалась взъерошенная голова мальчишки. Он протянул ей руку, помог выбраться.
– Пулей беги в мою квартиру! Уводи оттуда Каролину через черный ход. Не медлите ни секунды!
– Да, панна Мартуша!
Мальчишка помчался исполнять. Скоро они уже втроем сидели на тесной кухне Петра. Мальчишка уронил голову на сложенные на столе руки и заснул. Каролина до сих пор дрожала. Из окна она увидела Эккехарда, спешно идущего по улице. Сначала она даже не узнала его в форме. А когда узнала, в дверь настойчиво постучали, и она едва не умерла от страха. Голос Петра привел ее в себя. Уже через секунду они бежали. По темной узкой лестнице, короткому переулку и, наконец, по подземным туннелям.
– Еще немного – и он бы успел…
– Но он ничего не заметил, не проследил? – спросила Мартуша.
– Нет.
– Теперь он будет жутко зол. Но ничего. Мы скоро сами на него поохотимся.
– Хелена считала, что он бессмертен, – произнесла Каролина.
– Твоя наставница была не слишком умна, – строго глянула на нее Марта.
Каролина обиделась, припомнив, что и Экке не очень лестно отзывался о Хелене, и сказала:
– Все, что мы знаем о нем, – это куча сведений, часто противоречащих друг другу.
– Значит, нам надо искать способ остановить его. Пробовать все! Ты видела его руку?
– Нет, он не позволил.
Марта поджала губы от досады. Нужно было действительно что-то срочно предпринимать.
5. Королевский замок
– Объяснитесь!
Это было первое слово, которое произнес Ульрих, войдя утром в квартиру кузена и смотря на завтракающего вместе с подполковником барона. Пожилая полька, что прислуживала им, немедленно убралась из комнаты.
Поймав злой, раздраженный взгляд Карла, Ульрих скорректировал требование:
– Объяснитесь, господин штурмбаннфюрер. На каком основании вы распорядились произвести обыск в квартире фройляйн Марты и арестовали ее кухонную прислугу?
– На том, что ваша разлюбезная полька вчера оскорбила меня и у меня есть все основания полагать, что она связана с подпольщиками. Как, возможно, и ее люди.
– Какими подпольщиками? – ошалело произнес Ульрих.
Эккехард молча протянул ему какой-то листок. Ульрих взял и решил, что перед ним агитационная листовка.
– За пять лет жизни в Генерал-губернаторстве вы выучили туземный язык или вам перевести? – спросил Эккехард.
– Переведите.
– «Дорогие варшавяне. Дух свободы скоро вновь наполнит наш город. Пусть громче и мужественнее стучат сердца. Дадим последний отпор фашистским оккупантам – душегубам и убийцам! Прогоним прочь с нашей земли». Ну и так далее… Отпечатано в типографии. Значит, листовок у них должно быть много.
– Где вы это взяли? – Все оборвалось у Ульриха внутри.
Он боялся, что фон Книгге скажет: «У Марты». Эккехарду бы, наверное, хотелось ответить так. Но ответил Карл.
– Мои люди нашли тайный склад продовольствия и это.
– Но при чем тут панна Марта? Нет, она не связана с…
– Вчерашние ее слова очень напоминали этот текст. – Эккехард поднялся, вплотную подошел к Ульриху и произнес: – Пару раз вам обворожительно улыбнулись, а вы уже слюной изошли? Да очнитесь же, господин унтер-фельдфебель. Вас просто использовали. Она – наш враг. Поймите это и продолжайте выполнять свой долг!
Ульрих поник. Ему вдруг стало стыдно. Перед Карлом. Даже перед неприятным ему бароном. После слов последнего внутри что-то надломилось, и Ульрих едва ли впервые серьезно задумался о долге.
– Примите мои извинения, господин штурмбаннфюрер, – произнес он подавленно. – Если вы не против, я готов приступить к работе.
– Принимаю. Вот и отлично.
Эккехард надел фуражку, и, попрощавшись с Карлом, они вышли вон. В сопровождении группы искусствоведов и одного подразделения саперов направились к Королевскому замку.
Шаги пришедших загромыхали в пустых залах, отзываясь гулким эхом. Замок был давно пуст и разграблен. Не было на стенах гобеленов, картин. В течение пяти лет в лишенные стекол и рам окна свободно задували сквозняки, лили дожди и залетал снег. Остатки паркета встопорщились, местами прогнили. В этой пугающей звонкой пустоте остались немногочисленные предметы мебели, пострадавшие во время пожара тридцать девятого года. Эккехард бросил на почерневший от копоти круглый стол, на котором каким-то чудом осталась часть наборной из кости мозаики, огромную папку. Раскрыл ее, разворачивая листы большого формата, содержащие планы этажей и отдельных залов. Стульев поблизости не оказалось, но стоя анализировать чертежи было даже удобнее. Ульрих хотел положить рядом свою папку с описанием вывезенных из замка предметов, но передумал. Эккехард быстро и четко обрисовал порядок работы: Ульрих и его люди осматривают зал за залом, сразу за ними двигаются саперные бригады. Ульрих согласился. Разбившись на группы, все приступили к своим обязанностям.