Она всегда позволяла ему войти.
Дверь открылась, явив лейтенанта Нэйва, изо всех сил старающегося изобразить исключительно деловой интерес. Карман кителя лейтенанта слегка оттопыривался, скрывая очередной пакетик со сладостями или другую мелкую контрабанду, припасённую для Лорэй.
– Есть новости о Свитари?
Ещё один обязательный ритуал – начать разговор не с приветствия, а с новостей. Это позволяло поддерживать иллюзию целесообразности встречи и уменьшить неловкость, которую испытывал Грэм, каждый раз ища повод для визита.
– Нет, мэм, – как всегда отрицательно ответил лейтенант, выуживая из кармана шоколадку.
Он смущённо помялся, уселся на единственный стул в помещении и достал планшет, старательно изображая деловитость. За его спиной в дверном окошке мелькнуло лицо караульного, затем прошипел уплотнитель, задраивая дверь, и в комнате стало тихо.
– Я сниму китель? – поинтересовался лейтенант, вызвав ещё одну улыбку Эйнджелы.
Несмотря на жару, с которой с трудом справлялась система климат-контроля, Нэйв даже воротник не расстёгивал, не спросив разрешения. Жара стала настоящим бичом единственного города планеты. Вулкан – молодой мир, с формирующейся атмосферой с высоким содержанием азота, отличался высокой сейсмической активностью. Средняя температура на поверхности составляла пятьдесят-шестьдесят градусов по Цельсию. В городе и вахтовых посёлках шахтёров усилиями систем жизнеобеспечения поддерживались приемлемые условия обитания, но всё равно ниже двадцати пяти градусов температура не опускалась.
– Конечно.
Эйнджела улыбалась следователю робко, неуверенно, жадно ловя каждое изменение его чувств. Все эти дни она тщательно и кропотливо усиливала его привязанность к себе, неторопливо идя веками проторенной дорожкой от жалости до притяжения. И судя по тому, что она ощущала в его душе, настало время перейти к следующему этапу.
– Хотите сока?
Хочет или нет, он не откажется, Лорэй это знала. Привычное дело, способ занять руки и заполнить паузы в разговоре. Всё это успокаивало лейтенанта, безуспешно убеждающего себя, что он приходит к ней три-четыре раза в день только для того, чтобы узнать, не вспомнила ли мисс Лорэй что-то новое о своих похитителях и их планах. Она всегда старалась придумать какую-нибудь незначительную деталь, дарившую ему повод зайти ещё.
– Если вас не затруднит.
Он всегда отвечал так, как будто у неё тут было множество дел и забот.
– Вы мой единственный гость.
Она никогда не торопилась. Подходила к ящику, наполненному пакетиками с сублимированным соком, неспешно выбирала, вскрывала упаковку и насыпала порошок в пластиковый стакан. Наклонялась к крану с водой чётко выверенным движением – целомудренным, но волнующим.
И снова маленькая традиция – коснуться пальцев Нэйва, передавая стаканчик. На этот раз касание продлилось чуть дольше, чем того требовали приличия, и лейтенант смущённо прочистил горло, прежде чем задать набивший оскомину вопрос:
– Вам удалось вспомнить ещё что-нибудь?
Нет, сегодня она не будет сочинять небылицы про репликантов и упоминать ничего не значащие мелочи. Сегодня они будут говорить о другом.
– Что со мной будет?
Лейтенант едва заметно вздрогнул, не ожидая встречного вопроса. Эйнджела чувствовала сожаление, неуверенность и чувство вины. Значит, ты не знаешь, Грэм. Или это зависит не от тебя.
– Когда следствие закончится и ваша версия событий подтвердится, вы будете свободны, – не слишком убеждённо произнёс лейтенант Нэйв.
Вот так – не «если», а «когда».
«Ты сам веришь мне, даже если и пытаешься изображать из себя беспристрастного следователя. Осталось совсем чуть-чуть. Главное – не торопиться».
– А если оно не закончится? Если вы не найдёте второго репликанта? Если не будет способа подтвердить мои слова? Если… – она позволила голосу задрожать, – …если я никогда не увижу сестру?
На мгновение Эйнджела представила, что действительно никогда больше не увидит Ри, и позволила слезам беспрепятственно катиться по щекам. Растерянное бессилие Нэйва ощущалось ясно и отчётливо. Лейтенант поднялся со стула, не представляя, как её успокоить, и Лорэй порывисто обняла его, прижавшись мокрой щекой к плечу.
– Мисс… – Грэм неуклюже коснулся её рукой. – Эйнджела… Успокойтесь, всё будет хорошо.
Он был полон такой нежности и искреннего желания помочь, что эмпат невольно ощутила острый укол совести за то, как поступает с этим неиспорченным человеком. Но выбора не оставалось: Грэм был единственной доступной ей ниточкой, способной вывести на свободу. Упускать этот шанс Эйнджела не собиралась.
– Не оставляй меня больше одну, – тихо прошептала она и заглянула в растерянные глаза лейтенанта.
Удержать взгляд – целое искусство, которым она владела в достаточной мере.
– Свяжи, закуй в кандалы, что угодно – только не оставляй в одиночестве…
Буря противоречивых чувств захлестнула Нэйва, уничтожив те стены, что он старательно возводил каждую их встречу. Пора.
Эйнджела коснулась его губ своими. Сперва неуверенно, будто не знала, правильно ли поступает, потом порывисто и отчаянно, будто этот поцелуй был её единственным спасением. Да так оно и было. Грэм, замерший в первое мгновение, прижал её к себе и ответил на поцелуй. Его эмоции, такие яркие и сильные, подсказали Эйнджеле, что лейтенант не слишком избалован вниманием женщин. Наверное, по этой причине он далеко не сразу смог взять себя в руки.
– Простите, мисс… Эйнджела… Мы не должны этого делать. Вам нужно успокоиться.
В его голосе не было убеждённости, а сердце в груди колотилось так, что эмпат ощущала каждый его удар. Наконец лейтенант сообразил, что его речь возымеет больший эффект, если при этом не обнимать подозреваемую, и смущённо опустил руки.
– Я не могу так больше… – Эйнджела подпустила в голос немного истеричных ноток. – Когда я остаюсь одна, мне мерещится… разное. Мне постоянно слышатся звуки тяжёлых шагов за дверью и кажется, что в камеру в любую секунду ворвутся репликанты. Ночью мне снятся кошмары, и я просыпаюсь от каждого шороха…
Она задрожала всем телом и попыталась снова прижаться к Нэйву, но тот со всей возможной решимостью удержал её на расстоянии.
– Вы в шоковом состоянии, мисс. Сейчас я принесу для вас успокоительное. Умойтесь, выпейте воды. Всё будет хорошо.
Чувства лейтенанта говорили совершенно о других желаниях, и Эйнджела восхитилась его выдержкой. На неё она и рассчитывала.
Грэм усадил всхлипывающую девушку на кровать, а сам вышел из камеры на поиски успокоительных препаратов. Эйнджела вытерла слёзы, пошла в ванную комнату, включила воду и… Достала из кармана коммуникатор лейтенанта Нэйва, который вынула из подсумка во время поцелуя.
Не теряя ни секунды, Лорэй набрала номер Блайза, который заучила во время прогулки с Лансом, когда Чимбик доверил ей комм. Рискованный поступок, которым Эйнджела ставила на кон не только свою судьбу, но и свободу сестры и Блайза. Но другого выхода она не видела.
– Блайз, это Эйнджела. – Она наговаривала сообщение так быстро, как только могла. – Нас взяли на борту лайнера. Мы на Вулкане. Насколько я знаю, Чимбика держат в лаборатории на военной базе, я на офицерской гауптвахте комендатуры. Я стащила комм следователя, лейтенанта Грэма Нэйва, и сейчас же верну на место, так что даже не думай на него перезванивать. Смени номер. Не ходи на точку встречи. Вытаскивай брата. Я могу ждать. Нэйв верит, что я случайная жертва. Не трогайте его.
Пискнул дверной замок, Эйнджела прервала запись, нажала кнопку отправки и удалила из журнала звонков информацию о переданном сообщении. Сунув комм в карман, Эйнджела плеснула пару раз водой в лицо, небрежно утёрлась полотенцем и открыла дверь.
Её встретил встревоженный, полный участия взгляд лейтенанта Нэйва.
– Мне страшно, – тихим, дрожащим от волнения голосом призналась Эйнджела. Украденный коммуникатор, будто раскалённый, обжигал кожу. – Побудешь со мной немного?..
Глава 17
Блайз старался сохранять спокойствие, хоть это удавалось с трудом. Впервые за свою короткую жизнь он оказался в подобной ситуации: один и в абсолютной неизвестности. Несмотря на то что репликантов готовили к возможности действий в отрыве от основных сил, подразумевалось нахождение в зоне боевых действий. И возможность если не выйти на связь, то вернуться к своим.
Жизнь сложилась совершенно иначе. Единственным, что с натяжкой можно было отнести к отрабатываемым ситуациям, – это глубокий тыл противника. Всё. Не было ни вражеских солдат, ни агрессивной среды, ни даже самого слабого огневого воздействия. Не требовалось даже просчитывать максимально скрытный маршрут отхода. И не было связи с Чимбиком.
Это угнетало Блайза больше всего. Для него сержант значил гораздо больше, чем для остальных в их группе. Чимбик был не только командиром. Для Блайза сержант был символом защиты и спокойствия. Он прикрывал мелкие проступки Блайза и вставал на защиту, когда репликанты из других групп подшучивали над болтливым и мечтательным, по их меркам, солдатом.
Даже на Хель Блайз остался жив лишь благодаря сержанту. Когда их отделение попало под бомбово-штурмовой удар, Чимбик вынес раненного в живот Блайза. Единственного, кого успел. Четверо других братьев из их группы навсегда остались на перепаханной бомбами и снарядами ледяной равнине.
А теперь Блайз даже не знал, что с братом. Смог ли он сесть на корабль? Прошёл контроль или их с Эйнджелой обнаружили? Если обнаружили, то смогли ли уйти или садж погиб при прорыве?
Неизвестность угнетала. Ещё одно новое впечатление, без которого Блайз с удовольствием смог бы обойтись.
Не было возможности даже связаться с командиром в реальном времени из-за всё растущего расстояния между ними.
По этой причине Блайз сидел и злился. У репликантов его модели любые негативные эмоции моментально становились своеобразным топливом, подстёгивающим разум и агрессию солдата. Мозг Блайза рассчитывал варианты развития событий, а всё существо прирождённого убийцы требовало одного – действия. Репликант походил на запертого в клетке тигра – разъярённого, смертоносного и точно так же не способного выплеснуть ярость единственным известным способом.