Хоа заверила, что завтра вечером я могу приходить за щенком, а если я раздобуду денег, то она поможет купить утят.
— Так и быть, — сказал я, — получишь своего черного дрозда. Можешь приходить с клеткой.
— Спасибо, только ты научи меня, как за ним ухаживать. У меня птицы почему-то долго не живут.
Мы пошли вместе, и Хоа по дороге рассказала, как ей досталось от нашей учительницы и Сунга за ту историю, из-за которой вышла драка с Сыонгом.
— Значит, это ты его подговорила? — спросил я.
— Ну да, я. Мне тогда и вправду показалось, что от тебя пахнет вином.
— Нечего было принюхиваться! Это ведь от бутылки пахло, просто затычка плохая.
Мы оба рассмеялись.
— Я ведь и впрямь решила, что ты пил, и ужасно рассердилась. Помнишь, учительница нам говорила, что детям это категорически воспрещается?
Конечно, помню! Больше уж я никогда не стану выполнять поручений Шеу. Мне даже от его жены тогда досталось. Она как-то зашла к моей сестре и, увидев меня, сказала: «И ты тут, негодный мальчишка! Нашелся помощничек!»
Я попрощался с Хоа и пошел домой. Значит, завтра вечером у меня уже будет щенок! Я его обязательно выучу, чтобы стал такой, как Пушинка, научу и на хомяков охотиться, и птиц со мной ловить. А курятник этот я за два вечера сделаю... Ох, ведь я же собирался к дедушке Тою! И, наскоро проглотив ужин, я сказал Ман:
— Пойду на Восточное озеро, ночевать останусь у дедушки Тоя.
— Зачем тебе туда? — стараясь говорить как можно ласковее, спросила сестра.
Последнее время она терпеливо выслушивала мои рассказы о школе и иногда помогала готовить уроки, особенно трудные задачки по арифметике, от которых мне почему-то всегда, едва раскрою задачник, хотелось спать. Я больше не боялся ее, как раньше, и сказал, что хочу просить денег на утят, а потом наймусь собирать ряску и отдам долг.
Сестра, видно, осталась мной довольна, даже погладила по голове и похвалила.
Какой молодец Сунг! Если бы он не поговорил с Ман, то в ответ на просьбу разрешить остаться на озере она отругала бы меня и никуда не пустила.
Итак, сестра согласна. Это меня очень обрадовало, и я бегом бросился в сторону озера.
Начинало темнеть. С поля одна за другой возвращались работавшие там бригады. Кое-где еще вели последнюю борозду. Белые цапли, на лету перекликаясь друг с другом, садились в бамбуковых зарослях, окружавших деревню.
По пути я от нечего делать считал цапель, думал о том о сем и сам не заметил, как добрался до места.
Вы никогда не были у нас на Восточном озере? Оно лежит, как черепаха, распластавшая четыре лапы по территории трех уездов. Сядешь на спину буйвола, чтоб переплыть озеро, и раньше, чем сгрызешь половину длинного ствола сахарного тростника, на ту сторону не доберешься. Наши старики помнят предание: оно говорит, что на дне озера схоронено много золота и всплывет это золото, как только кончатся «смутные времена». Рассказывая нам об этом, учительница прибавила, что сама она с детства живет здесь и много перемен за это время произошло, но только когда в селе образовали кооператив, она золото это своими глазами увидела.
— Много его было? — наперебой закричали мы.
— Очень много,— смеясь, сказала она.— Одних мальков в это озеро кооператив сколько выпустил! В нашем уезде пять тысяч семей — если считать, что каждая семья в день съедает рыбы вареной, сушеной или жареной десять штук, то всего, значит, нужно пятьдесят тысяч штук. И каждого запуска мальков нашему уезду хватит на два месяца с лишним. Так разве это не золото? Золото, которое вы каждый день едите с разными приправами!
— Рыба лучше, чем золото! Она такая вкусная! — единодушно решили мы.
Правильно говорит наша учительница. Золото в недрах озера — это рыба, а на поверхности озера другое золото — лотос.
Когда наступает пора цветения лотоса, вся поверхность озера кажется прекрасным блюдом, составленным из белых и розовых лепестков. Иногда меня берут с собой сборщики лотосовых зерен. Лодка плавно скользит среди больших листьев. Еще не раскрывшиеся бутоны покачиваются на водной глади между листьями, точно хотят о чем-то поговорить с вами. Все вокруг напоено сладким, нежным ароматом — лотосы на озере пахнут намного сильнее тех, что срезаны и стоят дома. Сборщики лотосовых семян говорили мне, что доход от одного урожая лотоса равен стоимости нескольких десятков тонн риса. Клубни лотоса очень вкусны, это лакомство. В листья лотоса очень удобно что-нибудь заворачивать, особенно соль, цветы лотоса ставят в вазы, лепестками лотоса можно сдабривать чай — они придают ему аромат, а зерна лотоса продают и у нас в стране и за границу[10].
Дедушка Той живет в шалаше на сваях, прямо посреди озера. Мама рассказывала, что он сторожил лотос еще тогда, когда меня и на свете-то не было. Дедушка живет один — ни жены, ни детей у него нет. Голова у него почти вся седая, а на шее длинный шрам. Он говорит, что это след серпа, которым когда-то ударил его слуга сельского старосты. Раньше я немного побаивался дедушку Тоя, но потом крепко подружился с ним. Он часто зовет меня к себе и, добродушно посмеиваясь, приговаривает: «Приходи, расскажу тебе истории про рыбок-резвушек!»
Он знал много историй, одна интереснее другой, например, о том, как дрались когда-то за Восточное озеро жадные богатеи, как вволю напился озерной воды бывший староста; рассказывал он и про чирков, про выпей, про тех птиц, что вьют свои гнезда прямо на лотосовых листьях; когда прилетают они, когда улетают, что едят; какие птицы боятся людей, какие нет... А я рассказывал ему о нашем классе, о школе, о ребятах.
Иногда мы с ним до поздней ночи засиживались за такими разговорами, уже летела обратно в гнездо выпь, а мы все говорили и говорили. А какими вкусными клубнями лотоса он меня всегда угощал! Всякий раз, приходя к нему, я съедал все, что было припасено в маленькой корзиночке. Правда, дедушка Той не позволял мне есть сразу помногу. Он отщипывал от клубня по кусочку и давал мне.
«Съешь слишком много, — говорил он, — уснешь так крепко, что не сможешь проснуться, и королева лотосов заберет тебя к себе в слуги. Что мы тогда твоему отцу скажем?»
Я отвечал, что совсем не боюсь, но сам невольно прислушивался: что это шумит всю ночь на озере? От страха я прижимался к дедушке и, когда он начинал зевать, толкал его, чтобы он не заснул. И все же я всегда засыпал раньше его. Так и не увидел я ни разу королевы лотосов, зато вволю наелся вкусных лотосовых клубней...
У озера я сложил руки рупором и трижды прокричал:
— Э-ге-гей!..
Сразу же донесся ответный крик:
— Ээ-ггее-ггеей!..
Это дедушка Той, только у него одного «э-ге-гей» получается так раскатисто и протяжно. Я увидел, что из шалаша вышел человек и стоит, глядя в мою сторону. Мы всегда обменивались с дедушкой Тоем таким условным криком, и теперь он уже знает, что это я. Человек отделился от шалаша и спустился в лодку, которая быстро пошла к берегу.
Когда она была уже достаточно близко, я услышал дедушкин голос:
— Шао, это ты?
Он протянул руку и помог мне сесть в лодку. Мы оба взялись за весла, и лодка пошла, тихо шурша о лотосовые листья. И этот шорох листьев, задевающих лодку, и кваканье лягушек — все мне здесь нравилось. Разве можно сравнить с деревней?
— Отец дома? — спросил вдруг дедушка Той.
— Да, дедушка.
— Вот и хорошо, я как раз поймал несколько крупных «озерных курочек». Думал, как только кто-нибудь пойдет в деревню, передам твоему отцу.
— «Озерная курочка» — это лягушка[11], да?
— Ну да, твой отец их любит, не знаешь?
Что-что, а лягушек отец очень любит. Еще бы, они такие вкусные! Дедушка Той стал расспрашивать меня о том, что мы обычно едим дома, потом о кооперативе и, наконец, очередь дошла до моей учебы. Он попросил меня прочитать наизусть какое-нибудь стихотворение, ему хотелось послушать. Я думал-думал и вспомнил про стихотворение «Слон идет на фронт»[12], мне оно очень нравилось, поэтому я запомнил из него несколько строчек.
Слон — верный друг, товарищ — слон!
Путь долог и неровен.
Листвою пальм со всех сторон
Наш слон замаскирован...
Я читал запинаясь и без всякого выражения, но дедушка Той все же похвалил меня. Он заставил меня повторить этот отрывок несколько раз, а потом попросил прочитать все стихотворение. Но конец я забыл, вспомнил только «труби, наш слон, вступая в бой», а все остальное забыл начисто. Дедушка Той попросил, чтобы я разъяснил ему значение этого стихотворения. Я помнил очень смутно, что это стихотворение, как рассказывала наша учительница, говорит об орудиях, которыми наши бойцы били тэев[13]. Орудия эти такие большие, как слоны. Учительница еще много объясняла, например, о том, как сдружились бойцы со своими «слонами». Правда, тогда, когда она объясняла, на крыше соседнего дома резвилась большая воробьиная семья, и я так увлекся этими воробьями, что почти не слышал, о чем она говорила. И теперь я только и мог сказать:
— Нам учительница еще много про это стихотворение говорила...
— Ну, а что именно?
— Да я забыл... Тогда воробьи на крыше дрались...
Я заметил, что такой ответ дедушке совсем не понравился.
Лодка подошла уже к самому шалашу. Мы поднялись наверх. Все в этом шалаше было мне хорошо знакомо. Вот в этом углу хранятся разные ножи, корзины, удочки, а в том — чайник и кальян[14]. Над головой, под потолком, подвешены плетенки, в которых хранят и моют рис и зелень, и корзинки, которые дедушка Той начал плести. Он никогда не сидит сложа руки. Он не только караулит лотосы, а еще дерет бамбуковое лыко и плетет из него разные корзины, которые потом отвозит кооперативу. Дедушка не берет денег за работу, но кооператив обязательно посылает ему то спички, то табак, чтобы хоть как-то вознаградить его труд.