Хошгельды взглянул на часы. Так и есть — он намного превысил отпущенное ему время.
Когда затихли аплодисменты, Курбанли объявил:
— Какие будут вопросы к докладчику?
Вопросов было много, но звучали они доброжелательно.
В основе их лежало согласие с предложениями Хошгельды.
Спрашивали о том, как быть с тутовыми деревьями, растущими вдоль нынешних арыков, когда следует произвести закладку виноградных отводков по выпрямленным рядам, можно ли будет вносить удобрения на поля с помощью машины и проводить тракторное рыхление рядков одновременно с культивацией междурядий, придется ли заново проводить планировку орошаемых участков.
Хошгельды спокойно разъяснял и то, и другое, и третье, с удовлетворением отмечая, что вопросы носят деловой, чисто практический характер и свидетельствуют о том, что его верно поняли.
— Скажи мне, сын мой, — встал старый Непес-ага. — Ес-ли слова твои дошли до моего слабого слуха не искаженными, то ты предлагаешь сделать так, чтобы за нас на посевах рабо-тали машины. Даже самый темный человек не станет возражать против этого. Но как же мы справимся с такой задачей? Столько придется нынешних арыков заравнять, землю на участках заново спланировать, шелковицы пересадить, а потом еще каждый раз копать и заравнивать временные оросители! Не придется ли нам работать больше, чем сейчас? Вот ты что объясни мне, сын мой. Ведь каждый раз копать и заравнивать!..
Хошгельды кивнул и уже готов был отвечать, но. его опередил директор МТС.
— Разрешите мне слово для справки, — поднялся он и, получив согласие председателя, объяснил, что эти работы машинно-тракторная станция в значительной степени берет на себя, что МТС обеспечена механизмами и для перепланировки земли, и для переустройства оросительной системы, и для нарезки временных оросителей и борозд, не говоря уж о большинстве полевых и садовых работ, которые до сих пор приходилось производить вручную. — Товарищ Пальванов на днях был у меня, и мы с ним обо всем договорились, — пояснил он в заключение. — На этот счет можете быть спокойны.
Справка такого авторитетного человека, как директор МТС, произвела большое впечатление. По собранию прокатился одобрительный гул.
— Спасибо, сын мой, — поглаживая седую бороду, несколько раз повторил Непес-ага и поклонился в сторону президиума.
Но тут поднялся Ата Питик.
— Скажи мне, Хошгельды, — не без ехидства в голосе обратился он к племяннику, — скажи мне, дорогой, а когда эти самые твои временные оросители и машины смогут нам урожай увеличить? Когда у нас доходы на трудодни повысятся? Скоро ли это будет?
— По винограду и фруктам, конечно, не так скоро — года через три-четыре, когда укоренятся заложенные отводки и начнут плодоносить новые лозы и деревья, — стараясь не замечать скрытой усмешки, прозвучавшей в голосе Ата Питика, спокойно отвечал Хошгельды. — Ну, а по хлопчатнику и бахчевым результаты уже в первый год скажутся. Но это лишь в том случае, если мы дружно возьмемся за дело, если решительно осуществим у себя травопольный севооборот, если будем неуклонно следовать правилам передовой советской агротехники…
— Понятно! — с усмешкой произнес Ата Питик. — Коли волк не сожрет, то и коза до Мекки дойдет. Есть у нас такая пословица, — презрительно добавил он.
— Нет у нас такой пословицы! — уже не скрывая раздражения, резко возразил Хошгельды. — Это у тебя она сохранилась, а мы хотим жить по плану, — все предвидеть и всего достигнуть!..
Председательский колокольчик остановил его.
— Спокойно, товарищи, спокойно! Ссориться не надо… Больше вопросов нет?.. Тогда перейдем к прениям. Слово имеет тракторист Мамед Кулиев.
Мамед не собирался выступать сегодня. Но после того, как его случайное восклицание повлекло за собой столько шума, он счел себя обязанным объяснить, чем его так порадовал Хошгельды. Поэтому он решительно вышел к столу.
— Да, слово имеет тракторист Кулиев, — начал Мамед. — А какой я тракторист — одно звание! Правда, свой "универсал" люблю и знаю. Не буду скромничать. И дизельный знаю, вот товарищ Строганов может подтвердить, — кивнул он в сторону директора МТС. — А сколько мне по-настоящему приходится за рулем сидеть? Самую малость. Зяблевая вспашка еще куда ни шло. Хоть много корпусов и не прицепишь, но все-таки метров триста идешь без поворотов. Зато поперечная обработка пропашных вовсе отпадает. От арыка до арыка и черепахе пройтись негде, а тут — целый агрегат за собой тянешь. Ну, а там начинается прореживание, выноска удобрений, опрыскивание, да пять-шесть культиваций, да всякие другие тракторные обработки. Тут и сам ругаешься, и тебя последними словами ругают. И горючего тратишь видимо-невидимо, и растения на поворотах мнешь. Вот почему в колхозе посмотрят-посмотрят, как ты на концах гона разбойничаешь, да и скажут: "Пойди-ка, Мамед, займись пока другим делом, а мы уж лучше руками все закончим". И ведь обижаться нельзя — правильно говорят. И вот я, тракторист, иду виноград в ящички укладываю, чтобы трудодни заработать. А "универсал" мой стоит, отдыхает. Куда это годится, спрашиваю я вас?
Мамед зачем-то снял с головы тюбетейку, подержал ее в руках и снова надел, после чего продолжал:
— Как же мне не радоваться тому, что здесь товарищ Пальванов предлагал? Дайте мне завтра участок не в три, а в тридцать гектаров, да я вам на своем "универсале" чудеса покажу. Дайте моей машине волю — она вам все проделает! И боронование, и сев, и культивацию, и нарезку борозд, и рыхление рядков, и высевание туков, и опрыскивание, и гузокорчевание — все, что угодно. Да мы еще сами не знаем, какие неиспользованные резервы объявятся в нашей технике, если эту технику на простор полей пустить. Вот почему мне моя партийная совесть говорит: "Правильное это предложение, дерись за него, Мамед, отстаивай его всеми силами".
Он опять сиял тюбетейку и под аплодисменты пошел на свое место.
Следующим говорил учитель местной школы Аман Велиев. Уже стемнело, и на столе президиума появились фонари. Один из них поставили возле оратора, чтобы его было видно всем.
Велиев говорил о том, какие просторы для роста культуры открывает механизация колхозного производства, сколько времени и сил сберегут люди для того, чтобы использовать их для приобретения общих и агрономических знаний.
— Повышение производительности труда — первое условие роста культуры, — говорил он. — Когда машина примет на себя самые трудоемкие работы, у нас в селении появятся десятки таких образованных людей, как Хошгельды Пальванов. Он выступил сегодня перед нами истинным большевиком, подлинным новатором, именно потому, что его вооружили знания.
Высказывались не только коммунисты, но и беспартийные. Бойкая звеньевая из бригады Чары Байрамова говорила о преимуществах машины перед ручным трудом.
— Уж какие среди нас есть искусницы, — поясняла она свою мысль. — Самый замысловатый узор на кошме изобразит. Выйдет в поле — смотреть на нее радостно, все у нее ловко и хорошо получается. А с машиной равняться все-таки не может. Да ни один человек так ровно не посеет, как машина, никакие золотые руки так борозды не нарежут, как трактор. Значит, от машины не только быстрота, но и качество! А мы ей ходу не даем…
Среди остальных выступавших агронома порадовал старый Непес-ага, который подметил в его предложении еще и некоторые материальные выгоды, о чем он раньше и не думал.
— Не знаю, сын мой, получится у тебя или нет, — признался старик, обращаясь к агроному. — Не делали у нас так раньше. Но я, хоть и беспартийный, а как член правления, скажу: надо попробовать. Если получится, то мы сократим затраты на обработку полей. Это сразу видно. А еще сократим затраты на хошарные работы — меньше придется чистить арыки.
"В самом деле, — подумал Хошгельды. — Молодец старик!"
Ораторы сменяли один другого, их было много, и все, в общем, склонялись к тому, что попробовать стоит. Против предложений Хошгельды не выступал никто, хотя судя по доносившимся из темноты отдельным репликам, были еще и маловеры и колеблющиеся.
— Не пойму я этого сына Орсгельды, — ворчал кто-то, по всей вероятности тот самый старичок в огромном тельпеке, теперь едва белеющем в темноте. — Что ему еще надо? Доход у нас хороший, живем как будто не плохо. Одно беспокойство от молодых. Все что-то придумывают. Как говорится, брюхо набито, да глаза не сыты…
— Что вам непонятно, старина? — обратился к нему председатель.
— Да ну тебя, — отмахнулся старичок. — Все мне непонятно!..
— Глупый поймет, когда слушать устанет, — сокрушенно заметил чей-то негромкий, но внятный голос.
— Что, что? — переспросил Ата Питик, вступаясь за соседа. — Вам, молодым, все шутки, а я вот тоже боюсь таких затей.
— Глухая овца поздно пугается, — добавил из темноты озорник.
Взрыв хохота прокатился по собранию, заглушив колокольчик председателя.
Последним взял слово секретарь партийной организации Чары Байрамов. Он говорил, как всегда неторопливо, спокойно, рассудительно. Можно было подумать, что Чары-ага не на собрании выступает, а негромко беседует с хорошим приятелем о своем житье-бытье.
— Тут вот Хошгельды на старую пословицу обиделся, — начал он. — Верно, устарела пословица, ни к чему она нам теперь. Оттого и обида. Только ведь ни один той без обиды не обходится. А у нас сегодня и впрямь той, большое торжество. Подумать только, что вот собрались мы с вами, — простые люди, — а обсуждаем свое будущее, как нам жить дальше. Потому что у нас на то есть полное право и все возможности, потому что оно — это будущее — от нас самих и зависит. Как же тут не гордиться? Мы с вами сами хозяева своей жизни, и какой мы ее себе задумали, такой она и будет, такой мы ее и построим. А задумали мы ее построить коммунистической — богатой для всех, счастливой для всех. Когда-то говорили: бедному и от горы тени не бывает. Или еще говорили: по земле счастливца вода льется, по земле неудачника пыль-дорога вьется. Эти пословицы тоже устарели. Нет у нас теперь такого деления. Недаром мы с вами на полях работали и на фронтах побеждали.