Бахар печально покачала головой и сказала:
— И козы не виноваты, и желтый халат ни при чем. Каждый теперь знает, что источником всех бед были баи.
— Ну да, милая Бахар, ты это правильно говоришь, тут и спорить нечего. Но ведь тогда по-другому казалось… Это теперь, когда над человеком беда не висит и всего у него вдоволь, он сам свою судьбу решает, а тогда всюду ему враг чудился, потому-то люди разным приметам и верили.
Потом разговор коснулся других тем, в комнате стало шумно, опять послышался смех.
— А вон Вюши едет, глядите! — воскликнула одна из девушек, сидевших у окна. — Зайди к нам, Вюши! — помахала она ему рукой.
Вюши сегодня вырядился в белую папаху и красный шелковый халат. Он возвращался из города, куда его вызвали по делу Елли к прокурору, и он воспользовался случаем, чтобы покрасоваться перед народом во всем своем великолепии, даже захватил с собой ружье.
Сейчас он что было мочи гнал велосипед, зная, что на него устремлены восхищенные девичьи взоры, и в своем шелковом халате был подобен летящему раскаленному угольку.
Вот он пересек по мостику арык, завернул во двор и, лихо проехав между двумя кипящими самоварами, соскочил на землю, едва, впрочем, не опрокинув один из них.
— Да, уж теперь посмеемся вволю! — заметила Нартач, и в глазах у нее промелькнул шаловливый огонек.
А Вюши, хоть и чувствовал себя героем — шутка сказать, сам прокурор с ним советовался, — тем не менее боязливо спросил:
— Гозель-эдже здесь?
Он побаивался Клычевой, и если бы не она, все свободное время проводил бы в мастерской, где было столько хорошеньких девушек и гелин! Строгая Гозель-эдже обычно прогоняла его — сам ничего не делаешь и другим мешаешь! А Вюши больше всего в жизни не любил, когда о его недостатках говорили в присутствии девушек. Но сейчас они поспешили его успокоить и, предвидя веселый разговор, наперебой закричали:
— Заходи, Вюши! Заходи, дорогой! Гозель-эдже нет, и неизвестно, когда придет! Не бойся!..
Он прислонил велосипед к стене, поправил ружье и вошел в помещение.
— Салям алейким! — важно произнес он. — Желаю вам не знать усталости! Как идут дела?
— Желаем тебе долгой жизни, дорогой Вюши. Ничего, дела идут. Что там относительно Елли говорят? — обступили его девушки.
Услыхав имя Елли, он принял горделивую позу и сказал:
— Прошу в моем присутствии об этом человеке не упоминать. — И, перейдя на серьезный тон, добавил. — Он сейчас в городе околачивается — все районные организации заявлениями наводнил. Это такой жулик оказался — сам шайтан не мог бы с ним тягаться. На ходу подметки срезал, даже чурек, брошенный собакам, и то норовил украсть.
— А мы-то и не знали! — всплеснула руками пожилая мастерица.
— Теперь вам всем будет известно, можете не сомневаться, — заверил ее Вюши, с видом победителя, оглядывая девушек. — От Вюши ничто не укроется, даже о чем змея думает под седьмым слоем земли. Нет такой вещи, до которой Вюши не докопался бы.
— Молодец, Вюши, — сказала Нартач. — Только ты редко стал навещать нас. Знаешь, как Бахар по тебе скучает? Каждый день спрашивает, почему это Вюши не приходит. Ты только взгляни на нее — прямо извелась девушка и нам покоя не дает…
Все рассмеялись.
— А ты почему с ружьем в город ездил? — спросила Бахар. — Боялся с Елли столкнуться?
— Да нет, думал в дороге поохотиться, — смущенно ответил Вюши и тут же стал торопливо рассказывать про охоту на волков. — Эти гелекурты, оказывается, с Елли в заговоре были. — вспомнил он слова Чары.
— Как это? — удивилась пожилая мастерица. — Что же этэ за гелекурты?
— Самые обыкновенные гелекурты — степные волки, только большие очень, с ишака величиной. Что ж тут непонятного? — важничал Вюши.
— Как же это Елли с ними договориться сумел?
Вюши даже глазами заморгал: какие бестолковые бывают люди!
— Ну уж, если все объяснять, так и целого дня не хватит, — зашагал он по комнате. — Елли ведь на всякие хитрости способен… Но только нашлись и похитрее его, — добавил он внушительно, остановившись возле стола.
— Вюши, миленький, а сколько ты тогда этих гелекуртов уничтожил? — лукаво переглянувшись с Бахар, спросила Нартач. — Уж не меньше десятка, наверно?
Вюши стыдно было сознаться, что он подстрелил всего лишь одного волка, и он сделал вид, что не расслышал вопроса.
— Я вам, верно, помешал, — вы тут завтракаете, — забеспокоился он. — Вы кушайте, кушайте…
— Нет, правда! — не отставала от него хохотушка Нартач.
— Да мы уже и покушали. Если хочешь, поешь с нами, а то, как в пословице получается, — глупый гость хозяина угощает…
И опять все рассмеялись, не исключая самого Вюши, который никогда не обижался на шутки.
— А сегодня тебе никого не удалось убить? — преувеличенно серьезно опять спросила Нартач.
— Поднял я зайца, да пока с велосипеда слезал, он уже далеко оказался, ну и промашка получилась, — на этот раз честно признался Вюши, недовольно сморщив при этом лицо и почесывая затылок.
— Это всегда так бывает, — горестно и в то же время сочувственно откликнулась Нартач. — Либо охотник не так стрелял, либо джейран не так лежал…
— Да ну тебя! — замахал руками Вюши и, когда умолк смех, поспешил восстановить свой поколебавшийся авторитета.
— Вам тут все шуточки, а. у меня еще дел полно. Думаете, так это просто о новом поселке заботиться? По железной дороге строительный лес прибывает. Кому все эти бревна и доски поручено принять? Вюши. Производством кирпичей пора заняться. Кому дали задание на ближних такырах[3] хорошую глину найти? Тоже Вюши! Техник завтра приедет — надо его встретить. А кому? Опять же Вюши! А тут еще девушки в мастерской скучают, томятся, бедняжки, взаперти, развеселить их надо. Другим-то ведь тоже некогда — посевная идет. Вот начнется строительство, тогда и минуты не улучишь к вам заглянуть.
— А мы еще забыли нитку тебе продеть, — нарочито строго сказала Бахар.
— Правильно, правильно! — спохватились девушки и повскакивали с мест.
Одна из гелин взяла иголку с белой ниткой и торжественно произнесла:
— А ну посмотрим, на что способен наш Вюши!
С этими словами она ловко продернула нитку сквозь ворот его халата с левой стороны. Вюши покорно подчинился обычаю. Так всегда поступают девушки, когда к ним во время работы внезапно пожалует молодой человек. Тогда он обязан подарить им что-нибудь.
— Теперь меньше, чем барашком, не отделаешься, — погрозила пальцем Бахар.
— Да откуда же у меня баран! — взмолился Вюши. — Кроме велосипеда, у меня ничего и нет…
— Поищи, поищи, может найдешь что-нибудь повкуснее.
Вюши быстро вышел во двор и отвязал от рамы велосипеда платок, в котором были купленные в городе конфеты. Потом он вернулся и положил сверток на стол. Правда, эти сладости предназначались вовсе не им, а одной девушке по имени Таджигюль, которая подарила ему этот платок, но ничего не поделаешь, раз уж так получилось — жалеть не приходится.
Когда от конфет ничего не осталось, что-то заподозрившая Нартач смиренно спросила:
— Кому же из нас ты отдашь платок?
Вюши рванулся к платку и поспешно сунул его в карман. При этом он покраснел, под стать своему халату.
Тут все захлопали в ладоши и закричали, а он стоял посреди комнаты и не знал, что сказать. К счастью, Нартач сама пришла ему на помощь. Она утихомирила подруг и даже стала стыдить их — разве можно так обращаться с молодым человеком, надо уважать его сокровенные чувства, его тайное увлечение, а они словно играют им, в альчик[4] его превратили.
Она укоряла их так искренне и горячо, что даже Вюши растрогался и с благодарностью смотрел на неожиданную защитницу, не подозревая никакого подвоха.
— …И без того в селении говорят: "Я не Вюши, чтобы мною забавляться", — с самым простодушным видом закончила неожиданно Нартач.
И опять все прыснули — настолько правдиво насмешница сыграла свою роль.
Вюши открыл было рот, чтобы в отместку разоблачить Нартач, которая — многим уже известно — втайне вздыхает по Хошгельды, но в этот момент за арыком показалась колхозная полуторка.
— Гозель-эдже приехала! Гозель-эдже приехала! — закричали девушки и все высыпали во двор.
Поплелся за ними и Вюши. Это действительно была Гозель-эдже. Как только ее голова в белом платке высунулась из кабины, девушки подхватили ее и помогли сойти на землю. Она распорядилась выгрузить из кузова привезенные материалы и сложить их в кладовой. После этого она направилась в помещение, и тут взгляд ее упал на Вюши.
— Ты опять здесь?! — произнесла она, не повышая голоса и оттого еще более строго.
Спасла положение Бахар.
— Вы его не браните, — сказала она. — Вюши узнал от нас, что вы приедете с грузом, и вызвался помочь нам.
Гозель-эдже уловила лукавую нотку в словах помощницы и милостиво согласилась:
— Ладно, если хочет пользу принести — пусть, только не верится что-то, — покачала она головой.
Шофер, который уже стоял в кузове, воспользовался таким оборотом дела и прямо обратился к Вюши:
— Чего же стоишь? Таскать мешки как раз мужское дело. А ну, подходи.
Вюши сиял с плеча ружье, заткнул полы халата за пояс и покорно подставил плечи под тяжелый тюк с разноцветными нитками. А что ему еще оставалось делать? Так он и ходил туда-сюда, между машиной и кладовой, сгибаясь под нелегкой ношей, пока не опустел кузов. Девушки, правда, помогали ему, но больше на словах, всячески превознося его любезность и выносливость.
Когда он, наконец, зашел в комнату, чтобы напиться, с него текли ручьи пота, несмотря на то, что день был прохладный.
Гозель-эдже опять подозрительно глянула на него, но лишь улыбнулась и продолжала рассказывать, обращаясь ко всем мастерицам:
— …И вот, оказывается, тот ковер был признан одним из лучших не только по области, но и по всей республике. Сейчас я говорила по телефону с Ковровым союзом, и мне сказали, что Бахар присвоено звание заслуженной ковровщицы Туркмении. Это не только ее слава, но и моя слава, слава всего нашего колхоза…