Злобин смеётся:
— Вот за что люблю тебя, Брагин, ты всегда в суть проблемы зришь. Вундеркинд.
Он даже протягивает мне руку для пожатия. Я жму.
— Но харэ хохмить.
— Стебаться, да?
— Ну, я молодёжным сленгом не владею. На мой взгляд, «стебаться» как-то прямолинейно звучит, немножко пошленько. Но оставим это. Итак, что ты думаешь? Давай, серьёзно.
Думаю, нам надо создать панамскую компанию «Грэйн ИмпЭкс лимитед». А также «Глобал Петролеум, лимитед» и «Трансфорвард, лимитед».
— Чего?
— И воткнуть их в зерновые контракты и, если фарт пойдёт и в газонефтяные. По баксику, даже неполному, с тонны… Ух… Сами посчитайте. А на вырученные средства, не на все, конечно, закупать товары народного потребления и удовлетворять потребности советских граждан. Глубоко, заметьте удовлетворять. Причём, ввозить чуть больше задекларированного. И главное, некоторые вундеркинды имеют дар предвидения, поэтому у нас сейчас есть добрые партнёры, а кое-кому и подчинённые на ключевых постах в профильных ведомствах. А именно таможенник Куренков и вэдовец Большак. Он мне, как близкий родственник и за него я, как за себя ручаюсь. Можно, кстати и одну глобальную фирму сделать, но это надо подумать, как лучше.
— Вэдовец или вдовец? — хмыкает Де Ниро.
— И то, и другое, но нам важна ВЭД — внешне-экономическая деятельность.
— Иногда мне кажется, Егор Андреевич, — улыбается он, — что вы американский шпион, подвергшийся пластической операции.
— Можете меня обследовать на предмет шрамов от пластики, — усмехаюсь я.
— Обследуем, — кивает он.
— Другой вопрос, — пожимаю я плечами, — не возжелает ли вышеозначенная Евка или кто-либо другой, воспользовавшийся её, скажем, доверчивостью, начать управлять такими сладкими и доходными предприятиями?
— Об этом я думаю. А в общем, ты молодец, даже в чём-то больший, чем я сам. А зачем ты у неё про банк спрашивал?
— Предполагаю, что денег будет довольно много. А что с ними делать? Просто хранить на счетах или закатывать в банки? Каламбур. Так лучше не в банки, а в банк. А потом можно будет довольно большие дела вершить. Вот вам зачем деньги?
— Чтобы были, — улыбается он. — Что за вопрос? Деньги всегда нужны.
— Хотите выйти на пенсию где-нибудь в районе Мальдив?
— Так, ты мне тут измену Родине не инкриминируй, — смеётся он.
— О чём вы говорите, Леонид Юрьевич, — улыбаюсь я. — Какая ещё измена?
— А тебе зачем? — поднимает он брови. — В смысле, тебе деньги зачем?
— Я их на благо родины хочу использовать.
— Правда что ли? — ухмыляется он. — Новый Деточкин или как?
— Напрасно смеётесь, — качаю я головой. — Смотрите, обожаемый Леонид Ильич уже не молод, так? Андропов и Черненко тоже не особо молодые и здоровые.
— А почему они-то?
— Ну а кто? — пожимаю я плечами и улыбаюсь.
Я-то знаю…
— Медунов, Горбачёв, опять же, — улыбается Злобин. — И вообще, какая разница? Ты что, с Толстым не согласен насчёт роли личности в истории? Кого бы ни поставили, история своего добьётся. Как на роду написано, так и будет.
— В целом, возможно, и так, но подкорректировать, думаю, можно будет. Смотрите, те кого назвал я, в любом случае, лишь короткая вспышка на горизонте времени. Временщики. Если Черненко придёт, попытается всё сохранить и законсервировать, он всё сделает, чтобы не начинать самому никакие реформы. С вашим шефом посложнее история, но неважно. Всё равно, придут те, кто помоложе. Медунов, кстати, тёмная лошадка, не могу на сто процентов быть уверенным в том, что у него на уме. Но так, кажется, тоже за прошлое хвататься будет.
— Ты прям аналитик, Егор, — щурится Злобин.
— Производительность труда, — продолжаю я, — у западников растёт, они глобализируются, сокращают издержки ну и всё такое. Будут в плане промышленности и технологий более конкурентноспособными. Значит что? Нужны будут перемены.
— И? Ты хочешь эти перемены оплатить из своих накоплений что ли?
— Неизвестно, куда маятник качнётся. Вдруг в сторону частной собственности?
— Чего-чего? С ума что ли сошёл? Это уж ты, брат, перегибаешь с глубиной анализа.
— Да какой анализ, Леонид Юрьевич, просто предположения строю. Если Горбач НЭП объявит, условно, сюда же хлынут фирмачи.
— НЭП не подразумевает автоматического открытия границ. Да и вообще, с чего бы это таким странным вещам происходить?
— Даже если и не будет ничего странного, найду, как применить средства на благо.
— Главное, чтобы ты о революции не помышлял.
— Тьфу-тьфу-тьфу, — качаю я головой. — Мы от потрясений прошлой ещё не полностью оправились.
— Антисоветчик, — улыбается Злобин.
— Нет, напрасно вы так думаете, тут дело вот в чём, смотрите… — я замолкаю на полуслове. — Смотрите, Леонид Юрьевич…
Но второе «смотрите» уже касается не моих «мудрых» мыслей.
Под мерное звяканье приборов и приглушённый гул голосов в зал входит Ева Кох. Она идёт как модель, шагает от бедра, стуча высокими каблучками своих иностранных и очень хорошо сделанных сапожек. Да, она прекрасна, но моё внимание привлекает совсем не это.
Её обгоняет мужчина суровой наружности, с лицом человека осознающего ответственность возложенной на него миссии. Он берёт её под руку, останавливает и что-то шепчет на ухо. Её лицо становится предельно удивлённым.
Она смотрит на него, а таинственный незнакомец разворачивает её на сто восемьдесят градусов. И таким же красивым шагом опытной звезды подиумов Ева шагает в противоположном направлении в сопровождении джентльмена в штатском.
— Ваши? — спрашиваю я.
Впервые, кажется, я вижу лицо Злобина без улыбки.
— Не похоже, — говорит он. — Мне срочно нужно сделать звонок…
Твою дивизию…
— Серьёзная проблема? — хмурюсь я.
— Ну как тебе сказать… — кусает он губу. — Не хотелось бы, чтобы те, кто ей заинтересовался, узнали о моих с ней разговорах, да и я обещал, что все контакты будут непосредственно со мной.
— Леонид Юрьевич, — раздаётся рядом с нами вкрадчивый голос. — Можно у вас несколько минут украсть?
Рядом со столиком возникает серый неприметный человек в штатском.
— И у молодого человека тоже…
20. Из зоны комфорта
Рядом с нами стоит серый, неприметный и незапоминающийся джентльмен без особых примет. На вид ему лет сорок не больше. Ведёт он себя уважительно, конечно, но сам факт интереса к нашему мероприятию и, собственно, его участникам меня напрягает.
— Так, — злобно улыбается Злобин.
Каламбур за каламбуром, просто бурлеск и феерия.
— Он-то тебе зачем? — показывает он на меня.
— Леонид Юрьевич… так мы же…
— Мы же, вы же, жопой на лыжи! Крючков, твою мать! Ты чем слушал вообще? Я же сказал после того, как мы закончим, причём не сразу. Чтобы со мной это вообще не ассоциировалось.
Не хотел бы я быть на месте Крючкова, чтобы мой, судя по всему, босс распекал меня вот с такой убийственно-добродушной улыбкой и волчьим щёлканьем зубов, да ещё и виртуально усаживал на лыжи.
— Так у нас же потом совещание.
— У нас, да, а у вас какое совещание? У вас должна быть тяжёлая и почётная работа на благо советской Родины, а вам хочется вовремя домой прийти, пива напиться? Или чего вы там пьёте? То есть, мне нужно быть на совещании, а я буду твоими делами заниматься?
— Да почему? — не сдаётся неприметный человек. — Ну, посидит подольше. Эффект лучше будет.
— Подольше? Чтобы её хватились и начали милицию, посольство и морги на уши ставить? Я тебя убью, Крючков. Убью, а на твоё место вот его поставлю. Ребёнок и то умнее тебя. Уйди с глаз.
Крючков, похоже, к подобным заявлениям Де Ниро уже привык, потому как реагирует на это всё очень даже спокойно. Он качает головой, типа, ну блин, не угодишь ему, поворачивается и идёт прочь.
— Крючков! — окликает его Злобин. — Ну-ка, иди сюда.
— Да, Леонид Юрьевич, — послушно возвращается он.
— А от него, — кивает он на меня, — ты чего хотел?
— Ничего, просто мол извините, что отвлекаю…
— Так, всё. Иди. И на глаза не попадайся.
Тот поворачивается и идёт с видом оскорблённой невинности, разумеется.
— Это чего? — поднимаю я брови.
— Ой, ты-то хоть… — машет он рукой.
Надо сказать, что впервые вижу без пяти минут генерала в таком состоянии. Мне пока подобным образом от него не прилетало.
Подходит официант.
— Ничего не будем, — говорит недовольно Злобин, вставая из-за стола. — Поели уже, спасибо. Пошли. Или, если хочешь, можешь оставаться.
— Да нет, мне вообще-то на работу надо. Сейчас тоже огребу от своего начальника, как ваш Крючков. Это то, о чём я думаю, кстати?
— Я-то откуда знаю, чего ты там думаешь, — дарит он мне изображение улыбки.
— Ладно, кто-то не в духе, а я должен терпеть, хотя даже и спать сегодня не ложился. Мягко говоря. На чём вы её спалили, кстати? Намекните хоть, а то заинтриговали и всё что ли? Иконы скупала или валюту продавала? Золото, бриллианты?
— Ты почему такой умный, Брагин? — качает он головой. — Книжку антикварную приобрела. И да, ещё кое-что.
— Червонцы царские? — выпытываю я.
— Брошь с лилией.
— С французской лилией? — удивляюсь я. — Золотую с брюликами? Не ту ли, что у вдовы Толстого недавно украли?
— Не знаю пока, — отвечает он.
— А продавец не ваш что ли? Хотите сказать, случайное везение?
— Ты сам-то в везение веришь? Мы же профессионалы. За редким, правда, исключением. Конечно, подвели к ней фармазона высшей пробы. А она старинные русские книги собирает, целая библиотека у человека, между прочим.
— А лилия?
— А лилия, как раз, возникла внезапно. Ты не слишком ли любопытный?
— Я же в деле, вроде? — пожимаю я плечами.
— В деле, в деле. Если дело ещё действует, а то этот Крючков вечно всё портит. Бестолочь.
— Кадры решают всё, Леонид Юрьевич. Вы её вызволять пошли? С невообразимым риском для своей репутации и карьеры? Ну, в смысле делать вид?