Она спокойно расстается с любыми вещами или людьми, поскольку знает – они все равно покинут ее, ведь выбора у нее нет. Она отпускает их, потому что они и так уйдут, независимо от того, согласна она или нет. Она наслаждается приходом и уходом вещей. Ничего не приходит к ней просто так – только если она в этом нуждается; и ничто не покидает ее до тех пор, пока она в нем нуждается. И она полностью отдает себе в этом отчет. Ничего не проходит зря. Никогда не бывает слишком много или недостаточно чего-то.
Она не ожидает результатов, поскольку у нее нет будущего. Она осознает могущество и неизбежность того, что есть, – всю его полноту и богатство, которые неизмеримо больше любого из ее представлений о том, каким все должно было быть. И благодаря этому пониманию ее жизнь всегда полна новизны. Она сама – то, что есть. Всегда открыта для любого опыта и всегда довольна.
Будьте подобными Дао. К нему нельзя приблизиться и от него невозможно отдалиться. Ему невозможно принести пользу или причинить вред. Его невозможно почитать или ввергнуть в опалу
Мой муж рассказал мне о Сократе. Любимым высказыванием этого философа было: «Я знаю то, что я ничего не знаю». Обожаю его! Сократ помог людям усомниться в своих убеждениях и подвергнуть их исследованию. А когда ему самому настал час принять яд цикуты, сделал это, не теряя присутствия духа. Он не пугал себя и не пытался себя жалеть, как делали его милые, несознательные ученики, которые тем самым проецировали не-существующее прошлое на такое же не-существующее будущее. Сократ не отождествлял себя со своим телом. Когда ум покидает тело, мы без сожаления бросаем его и уходим. Сократ понимал – что бы ни происходило с нами, реальность все равно добра. И осознав то же самое, любой из нас может точно так, с радостью принимать любой опыт. Мне ничего не известно о философии Сократа, но он кажется мне человеком, искренне влюбленным в то, что есть.
Когда ваше сердце спокойно и радостно, становится неважно, занимаетесь вы чем-то или нет, живете вы или умерли. Нет никакой разницы, говорите вы или молчите. Некоторые люди считают, что молчание гораздо духовнее беседы. А во время медитации или молитвы человек становится ближе к Богу, чем если он просто смотрит телевизор или выбрасывает мусор. Все это истории, ведущие к разделению. Молчание и тишина прекрасны, но не более, чем звук разговора. Мне нравится, когда в моем уме появляются мысли, и нравится, когда никаких мыслей нет. Они перестали быть для меня проблемой, поскольку я умею исследовать их, а потому знаю – ни одна из моих мыслей не является истиной.
Если вы научились медитировать и успокаивать свой ум, вы погружаетесь в состояние умиротворения. Но вот вы возвращаетесь к обыденной жизни, и в следующий момент вас уже штрафуют за стоянку в неположенном месте. Вы расстроены – от вашего прежнего спокойствия не остается ни следа. Духовным и спокойным легко быть тогда, когда все идет по вашему плану. Но если вы не уделяете внимания своим мыслям, не исследуете их, они сохраняют силу вызывать стресс. Поэтому либо вы верите своим мыслям, либо нет – третьего не дано.
Мысли подобны человеку, который шепчет вам на ухо. Вы не вслушиваетесь в то, что он говорит, а потому не реагируете. Но если вы прислушаетесь к его словам повнимательнее, то уже не сможете проигнорировать их и как-то отреагируете. Проводя исследование, мы не просто отмечаем свои мысли, мы отчетливо видим, что они не соответствуют реальности, и понимаем, каково их влияние на нас. Мы начинаем понимать, какими бы мы были, не верь мы своим мыслям. И осознаем – опыт, противоположный нашим ожиданиям, не менее важен. Так открытый ум становится началом нашей свободы.
Взять и отпустить стрессовую мысль невозможно, поскольку не вы породили ее. Она появилась сама по себе. Вы не имеете к ней никакого отношения. Потому не можете отпустить то, что не в состоянии контролировать. Но исследовав стрессовую мысль, вы не отпускаете ее – она покидает вас. Поскольку больше не означает того, что значила. Мир меняется вслед за изменениями проецирующего его ума. Меняется вся ваша жизнь, но вам нет до этого никакого дела, ведь у вас уже есть все необходимое. И дело не просто в осознании. Вы относитесь к своим мыслям с пониманием, а значит, можете полюбить их безусловной любовью.
И пока вы не проникните вглубь своего существа и не увидите, что даже мыслей на самом деле не существует, вы обречены жить под контролем своих мыслей или вести с ними бесполезную войну. Способность отмечать свои мысли работает во время медитации, но может не сработать, когда вам вручают штрафной талон, или когда ваш любимый уходит от вас. Можно ли просто отмечать свои чувства, не испытывая при этом эмоций? Вряд ли! Ведь нас нет где-то до тех пор, пока мы не там.
Но если мы погружаемся в себя и действительно принимаем свои мысли с пониманием, они меняются. Мы видим их насквозь. И потом, если они появляются снова, мы просто воспринимаем их такими, какие они есть. И такая ясность ума доступна каждому.
Откажитесь от четких планов и убеждений, и мир сам расставит все по своим местам
Следуя простым путем того, что есть, вы заметите – реальность заключает в себе всю мудрость, в которой вы можете нуждаться. Поэтому вам самим необязательно быть мудрыми. В планах нет никакой необходимости. Реальность сама укажет вам на то, что будет дальше, причем сделает это гораздо понятнее, добрее и действеннее, чем вы могли бы предположить в своих самых смелых планах.
На прошлой неделе в Копенгагене я купила черную пиратскую повязку, чтобы надевать ее на правый глаз, когда он болит, чтобы дать ему отдых. Я стала видеть хуже, и пелена перед глазами уже не рассеивается так быстро, как раньше. К тому же глаза стали сильнее болеть. Кажется, клетки моей роговицы отмирают достаточно быстро. Мне не терпится поскорее узнать, как слепые люди ощущают доброту мира, как при слепоте обостряется чувствительность других органов восприятия, как можно «видеть» при помощи рук и с какой готовностью близкие и даже незнакомые люди помогают тебе.
И тут оказывается, что слепоты можно избежать. Незадолго до того, как я отправляюсь в турне по Европе, мой окулист рассказывает мне об операции по трансплантации роговицы. Отлично! Еще недавно моя болезнь была неизлечимой, а теперь лечение, оказывается, есть. Еще окулист сказал, что мне придется несколько лет ждать своей очереди на донорскую роговицу. Еще лучше! Стивен навел кое-какие справки, и выяснилось – чем скорее мне сделают операцию, тем результативнее она будет. Просто великолепно! У меня будут новые глаза – я смогу видеть.
Стивен находит больше информации, и мы узнаем, что все не так уж просто. Во-первых, неудобные, болезненные швы в глазах, а во-вторых, восстановительный период после операции от года до восемнадцати месяцев. Я связалась с прооперированной женщиной, и она рассказала, что уже прошло полгода после операции, а у нее в глазу все еще остается шесть швов, зрение по-прежнему далеко от идеального, и глаза постоянно пекут. Ничего страшного, я справлюсь. Люди говорят мне: «Кейти, с твоим зрением давно пора прекратить разъезжать по миру». Но разве это на самом деле так? Кто может знать? Пройдет операция успешно или нет, примет ли мое тело новую роговицу, или произойдет отторжение, буду я видеть или ослепну – зачем гадать, если у меня еще не было опыта путешествий при подобных обстоятельствах. Реальность даст мне знать, что ждет меня. А сейчас она по-прежнему призывает меня двигаться дальше, а не сидеть на месте.
Теперь через Интернет Стивен нашел информацию о какой-то новой операции по трансплантации роговицы («последнее слово в медицине», как шутя называет ее мой муж). Передовая методика трансплантации роговицы носит название Десцеметова инверсионная кератопластика эндотелия. Практикует ее хирург Марк Терри из Портленда, штат Орегон. Операция длится всего час, обходится вообще без швов – в крайнем случае их остается не более трех, производится трансплантация не всей роговицы, а только ее внутреннего слоя – эндотелия, а послеоперационный восстановительный период не превышает несколько недель. Отлично! Затем в том же Интернете Стивен натыкается на форум, посвященный дистрофии Фукса, на котором живо обсуждается новая методика. Люди пишут: «Ни в коем случае не делайте подобную операцию! Этот метод экспериментальный, он еще недостаточно изучен. Нет никаких гарантий, что дистрофия Фукса не начнет развиваться снова из-за частичной трансплантации роговицы. Не позволяйте врачам использовать себя в качестве подопытных кроликов!» Ладно: может быть, лучше остановиться на традиционной методике трансплантации. Стивен продолжает собирать информацию, беседует с некоторыми своими друзьями-врачами, и мы снова возвращаемся к новой операции. Здорово – так гораздо проще! Какая разница, по какой методике меня будут оперировать, если мне, в сущности, не нужны глаза.
Но с каждым днем боль становится все сильнее, и временами она почти нестерпима. Эта боль мешает мне эффективно делиться с людьми техникой исследования мыслей. И я вижу, как все должно быть. Прямо здесь и прямо сейчас ничего не происходит, и я не могу знать, что со мной будет.
Я диктую эту главу Стивену после того, как закапала в правый глаз специальные обезболивающие капли. Сначала я проводила свои обычные интенсивные курсы, а потом подписывала книги час или дольше. И после всего этого мой бедный глаз начал нестерпимо болеть. Но сейчас все просто прекрасно: мы в номере отеля, Стивен печатает мои слова, легкий бриз струится в комнату через открытую балконную дверь. Передо мной – небо Стокгольма. И меня переполняет чувство благодарности к двум врачам – к матери Паскаля, которая экспресс-почтой переправила мне из Франции обезболивающие капли, а также к отцу Густава, выписавшему рецепт на подобные капли, но другой фирмы здесь, в Стокгольме. Они поступили так, как было нужно согласно плану реальности. И благодаря им я сейчас снова могу нормально работать. А завтра утром Густав после завтрака отвезет нас в аэропорт – и мы со Стивеном полетим в Амстердам. И кто может сказать, как завтра будут чувствовать себя мои глаза? Я знаю только одно: хор