ошо сидеть сейчас здесь, в номере отеля, и заниматься тем, чем я занята в данный момент. В общем, быть тем, что есть.
И какая разница, чью роговицу мне пересадят? Кто должен будет умереть, чтобы у меня появился шанс видеть? Но этот человек, он или она, равно как я и вы, умрет тогда, когда придет его час. Не раньше и не позже. Мне пересадят роговицу пока еще живого человека. Кто он? Мужчина? Или женщина? Молодой или пожилой? Черный, белый или цветной? (Один добрейшей души человек из Германии, большой ценитель «Работы», предложил отдать мне свои роговицы. Стивен поблагодарил его и сказал, что подобный дар невозможен, поскольку донор еще жив.) Мне нравится настоящий ход вещей. Я счастлива, поскольку после смерти тело мое тоже может послужить во благо другим людям. Можете взять мое сердце, любой другой орган, даже мои бывшие в употреблении глаза, поскольку мое тело больше не принадлежит мне, да, собственно говоря, никогда и не принадлежало.
Я готова к тому, что ослепну, если операция не будет успешной. Ведь я уже и так почти слепая. Я прохожу сквозь терминалы аэропортов, но не вижу никаких знаков и не могу прочесть информацию, которая обновляется на табло. Я иду по коридорам отелей, а перед глазами у меня сплошная пелена. Я стою на сцене перед тысячами людей во время семинаров не в состоянии разглядеть не то что их лица, но даже поднятую для вопроса руку. Я живу в мире без лиц, без цветов – в прекрасном черно-белом мире. И жить в нем невероятно легко.
Стивен видит и читает без очков, поэтому во время завтрака в отеле он указывает мне, где взять яйца всмятку, поджаристые тосты, йогурт, фрукты, а также где я могу налить себе кофе без кофеина. С его помощью я быстро ориентируюсь у буфета. Я знаю, что мне совсем необязательно видеть те или иные продукты. Я чувствую их на ощупь или вижу расплывчатые контуры. Я не вижу, но чувствую весь блеск и сияние мира.
Я ставлю продукты на поднос и иду по просторной столовой отеля вслед за Стивеном. Я то и дело оглядываюсь по сторонам – пытаюсь разглядеть человека, который присоединится к нам за завтраком, чтобы обсудить кое-какие деловые вопросы. Перед моими глазами мутная пелена, но все-таки сквозь нее просматриваются более темные пятна – силуэты людей. Вот одна из темных теней движется мне навстречу. Я говорю мужу: «Дорогой, это Питер?» И Стивен отвечает: «Да, вот и он». Даже если бы со мной не было Стивена, я без труда проделала бы путь до свободного столика и смогла бы разглядеть Питера. Но сегодня реальность исключительно добра ко мне, и нет нужды преодолевать препятствия в виде отодвинутых стульев и переступать через какие-то предметы на полу, поскольку Стивен ведет меня.
Я всегда знаю, что путь свободен. И даже если я обо что-то спотыкаюсь и падаю, то радуюсь, поскольку падение равно тому, чтобы не упасть. Подняться или остаться лежать на полу – все едино. Единственная возможность познать то, что есть, – не отделять себя от происходящего. И это сродни постоянным занятиям любовью с одним единственным возлюбленным – реальностью.
Я вижу добро повсюду. Временами оно выглядит как деревни, которые сровняло с землей цунами. А иногда оно предстает передо мной в виде мужчины, который потерял обе ноги, или другого мужчины, получившего долгожданное повышение по службе, или женщины, которую скрутил радикулит. Добро имеет вид зловония из канализационного люка или пушистых облаков, медленно проплывающих по чистому голубому небу. Я больше не верю в то, что мужчина, потерявший обе ноги, не должен был остаться без ног. Я вижу, как он хочет вернуть их, я понимаю – он уверен в том, что они ему нужны. И чувствую учащенное сердцебиение, которым сопровождается его уверенность. Я вижу и понимаю – его немощь вызвана не потерей ног, а войной с реальностью, которую провоцирует желание иметь то, чего уже нет.
«Я должен» – «Я не должен», «тебе нужно» – «тебе не нужно», «я хочу», «мне необходимо» – подобные неисследованные мысли искажают наше восприятие добра, которое так же незамысловато, как трава и цветы. Поверив таким мыслям, вы делаете свой ум ничтожно маленьким и сильно сужаете свое восприятие, и уже не можете понять, как добро может приходить в виде потери ног, слепоты, болезней, голода, смерти, деревни, уничтоженной цунами, всего мира, в котором объективно много страданий. Вы не чувствуете всего того добра, которое изо дня в день окружает вас, и лишаете себя восторга, сопровождающего осознание того, что любой опыт – проявление добра. О чем бы вы ни думали, к чему бы ни стремились, реальность всегда идет своим чередом. Она не последует за вашими представлениями о том, каким все должно быть, и не станет дожидаться вашего согласия. Реальность всегда будет оставаться самой собой – то есть абсолютным добром, независимо от того, понимаете вы это или нет.
Пытаясь призывать людей к морали, вы провоцируете раздражение и злость
Присутствовать в настоящем – значит не стремиться контролировать реальность и всегда радоваться тому, что есть. Для людей, уставших от постоянной боли, нет ничего хуже, чем пытаться контролировать то, что не подлежит контролю. Если хотите настоящего контроля, забудьте о своих иллюзиях. Позвольте жизни проходить через вас – тем более так оно и есть. Вы постоянно пытаетесь убедить себя в обратном, но ваша история никогда не станет реальностью. Не вы создали дождь, солнце или луну. Вы не можете контролировать свои легкие, сердце, дыхание или зрение. Сейчас вы можете быть здоровым и жизнерадостным, а в следующее мгновение ситуация изменится кардинально. Стараясь всячески уберечь себя от беды или болезней, вы становитесь излишне осторожным и из-за этого не можете наслаждаться жизнью во всей ее полноте. Ведь любой опыт полезен для нас. Я люблю повторять: «Не стоит быть таким осторожным, можете пораниться».
И даже не пытайтесь сделать людей нравственными, поскольку они такие, какие есть. Они делают то, что делают, не оглядываясь на наше одобрение. Вспомните эпоху сухого закона. Я слышала, что данный законопроект был принят с подачи добрых, высокоморальных людей, которые просто хотели уберечь нацию от соблазнов алкоголя. Разумеется, их благое намерение потерпело крах, потому что трезвость – внутреннее состояние. Нельзя заставить людей быть трезвыми, честными или добрыми. Вы можете до хрипоты кричать о том, как важны нравственные ценности, а люди по-прежнему будут поступать так, как считают нужным.
Самый лучший и эффективный способ переубедить другого человека – самому стать примером для подражания, а не навязывать свою волю. Я тоже пыталась привить моим детям нормы морали, объясняя, как следует и как не следует поступать, что может нравиться, а что нравиться не должно. Я глубоко заблуждалась, пытаясь таким образом быть хорошей матерью. Я искренне верила – мои увещевания способны превратить моих детей в хороших, честных людей. И когда они не поступали так, как мне бы хотелось, я стыдилась своей материнской несостоятельности или наказывала их, считая, что это пойдет им на пользу. Поэтому я фактически учила их нарушать установленные мной законы, но так осторожно, чтобы, не дай бог, не попасться. Я вынуждала их изворачиваться и лгать ради иллюзорного мира и спокойствия в семье. Кроме того, я сама очень часто нарушала свои же собственные правила, при этом не признавая своей вины. А иногда я делала это открыто, на глазах у детей. И ожидала, что они не будут совершать неблаговидных поступков только потому, что я так сказала. Но дети продолжали нарушать установленные мною правила. И я не испытывала ничего, кроме замешательства.
Я потеряла своих детей еще двадцать лет назад. Но я также поняла, что, по сути, они никогда не были моими. Потеря была ужасной: мои дети действительно для меня умерли. Поскольку я обнаружила – тех людей, которыми я их считала, на самом деле никогда не существовало. А сейчас мне даже трудно описать ту близость, которая существует между нами. И когда мои дети спрашивают меня, как им поступить, я отвечаю: «Не знаю, милая», «Тебе виднее, мой дорогой». Или говорю: «Я могу рассказать, как я сама поступала в подобной ситуации. И я хочу, чтобы вы знали – я всегда рядом, чтобы выслушать вас. И я люблю вас независимо от того, какое решение вы примете. И еще вы должны знать главное: любое ваше решение будет правильным. Обещаю вам!» Так в конце концов я научилась говорить своим детям правду.
Родители причиняют себе постоянную боль, думая, будто им известно, что лучше для их детей. Навязывать кому-то свое мнение – безнадежное занятие. Когда вы верите в необходимость оберегать и защищать своих детей, вы учите их тревожности и зависимости. Но начав исследовать свои мысли, вы постепенно отучаете себя постоянно вмешиваться в дела своих детей. И в конце концов в вашем доме появляется образец для подражания – человек, который действительно знает, как жить спокойно и счастливо. Ваши близкие видят, как вы благополучны и радостны, и невольно начинают следовать вашему примеру. Раньше вы обучили их всему, что необходимо знать о тревожности и зависимости, а теперь они учатся чему-то новому. И наконец-то у них появляется представление о том, как выглядит настоящая свобода.
То же самое произошло и с моими детьми. Они теперь не настолько озабочены своими проблемами, как бывало раньше. Ведь находясь в присутствии человека, у которого вообще нет проблем, им тоже нет смысла сокрушаться по поводу своих трудностей. Если ваше счастье целиком и полностью зависит от счастья ваших детей, вы превращаете их в своих заложников. Думаю, гораздо разумнее ни во что не вникать и быть счастливой здесь и сейчас. И проявить тем самым безусловную любовь.
Как я вообще могу давать своим детям какие-либо советы, если не знаю, что для них лучше? Если они занимаются чем-то, что приносит им счастье, значит, так нужно мне. И если они делают что-то, причиняющее им боль, это тоже нужно мне, поскольку таким образом мои дети учатся тому, чему я не в состоянии их научить. Я радуюсь тому, что есть, и они доверяют моим чувствам, как доверяю им я сама.