— Ничего, освоишься! Легковых свободных не было, уж извини, так что пока на полуторке покатайся. Москву получше изучишь и все такое. А потом попробую тебя на «персоналку» перевести, вроде обещают нам в наркомат несколько машин.
«Про Зинку не спрашивает, значит, знает, что один я приехал, — думал Дергачев, прихлебывая из стакана в красивом подстаканнике и хрустя маленькими, очень вкусными сухариками. — А сам что-то невеселый — хоть и улыбается. Все о чем-то своем думает. Да, видно, не зря начальству паек побольше дают — забот и дел у них не с наше. И спрашивают небось построже…»
— Вы-то здесь как? — уже вслух спросил он, глянув на одинокие золотистые звездочки в петлицах хозяина. — Вам ведь вроде повышение обещали.
— Ты про это? — Медведев щелкнул пальцем по петлицам и, усмехаясь, пренебрежительно отмахнулся: — Да ерунда! Приказ уже подписан, так что скоро и звезды будут. Да не в них дело — работы, брат, невпроворот! А времени просто катастрофически не хватает. Не поверишь, жену реже, чем наркома, вижу!
— А вы товарища Сталина видели? — Матвей кивнул на портрет, висящий за спиной хозяина кабинета, и вновь отхлебнул из стакана. Хотелось курить, но достать свой «Беломор» он постеснялся.
— Видел, — ответил Медведев. — Правда, всего два раза, да и то издали. Первого мая на трибуне и на совещании. Ну что, тебе, я думаю, пора. Да и у меня дела. В общем, как что изменится, тебе сообщат. Бывай, друг…
Дергачев вернулся в казарму и завалился спать, не обращая внимания на читающего соседа по комнате — флегматичного рослого латыша. Имя — Улдис — Матвей уже знал, а вот фамилию не запомнил. Да и невелика беда — все равно ничего похожего на обычный армейский коллектив здесь не было и в помине. Вроде и соседи, а каждый сам по себе — во всяком случае, так казалось Матвею. Поначалу он намеревался познакомиться с товарищами как положено: с крепкими мужскими рукопожатиями и обязательной бутылкой водки под нехитрую закуску. Но, как выяснилось, собрать и угостить всех соседей по комнате было задачей практически невыполнимой — всегда кто-то был в рейсе, на дежурстве и черт знает где еще. Поэтому с идеей красивого знакомства пришлось расстаться, о чем Матвей не очень-то и сожалел, поскольку все эти якобы дружеские пьянки-посиделки не любил. Нет, под хорошую закуску вроде жирной селедочки с лучком, да с горячей картошкой, со свежим хлебушком он, конечно же, мог выпить, но пить где попало и с кем попало служба в органах давно отучила. Пьянка — это всегда разговоры о бабах, о том, о сем. А пустой болтовни Матвей терпеть не мог, поскольку накрепко запомнил слова своего армейского старшины насчет дурного языка, который «до Киева не всегда доведет, а вот до ближайшей стенки — запросто!»
О том, что грузовики хозотдела перевозят не только доски и продукты, Дергачев узнал совершенно случайно. Как-то вечером, уже после окончания рабочего дня, к нему подошел как всегда мрачный заведующий гаражом. Пыхнул папироской, обдал стойким запахом перегара и заявил:
— Сегодня в ночь выйдешь! Семенов в рейсе, а больше некому. Понял?
— Понял, чего ж не понять. А куда ехать-то надо? Я ж Москву пока плохо знаю.
— Дорогу тебе покажут. А пока заправься, и чтобы через полчаса как штык! И это… там в углу гаража ящик с опилками — кузов присыпь, а то отмывать потом замучаешься.
Опилки так опилки: командир сказал — боец выполнил. Что имел в виду завгар, предлагая присыпать кузов полуторки, Матвей понял уже через несколько часов…
— Новенький? — недовольно спросил незнакомый лейтенант, встретивший машину у неприметной двери на заднем дворе здания. — Одна морока с вами… Задний борт открой и подгоняй задом к двери!
Дергачев вырулил и аккуратненько подогнал полуторку почти вплотную к глухой стене. Выскочил из кабины и направился к лейтенанту — мало ли тому какая помощь понадобится. Помощь оказалась не нужна: дверь со скрипом распахнулась, и два молчаливых мужика ловко забросили в кузов три голых трупа. Матвей молча наблюдал, как грузчики раскачивают и на раз-два забрасывают режущие глаз неестественной белизной тела, слушал, как те с глухим стуком ударяются головами о доски кузова, и поражался какой-то особой, равнодушно-скучной будничности происходящего. Словно в кузов полуторки забрасывали не трупы, а освежеванные свиные туши.
Погрузка закончилась, дверь снова захлопнулась. Дергачев заскочил в кузов, прикрыл бесстыдно раскинувшиеся тела куском старого брезента, потом закрыл борт. Рукояткой — стартер не работал давным-давно — завел двигатель и сел за руль.
— На Донское давай! — распорядился лейтенант, забираясь в тесноватую кабину. — А, черт, ты же новый! Дорогу не знаешь… Ладно, поехали пока со двора, а там я покажу!
По скупо освещенным пустынным улицам ехать было одно удовольствие — если, конечно, не думать об особом грузе за плечами. С маршрутом тоже проблем не было: лейтенант всегда вовремя подсказывал, куда ехать, где поворачивать. Через минут сорок полуторка уже въезжала через центральные ворота безлюдного по ночному времени кладбища.
— Бывшую церковь видишь? Давай, по левой стороне объезжай, а там задом к черному ходу сдашь.
Матвей подрулил поближе к железной двери и выключил фары и двигатель. Лейтенант кулаком несколько раз грохнул по гулкому железу:
— Борт открой и в кузов запрыгивай — поможешь снять!
С помощью появившегося изнутри бородатого здоровенного мужика, перемазанного в угольной пыли, трупы сгрузили и переложили на тележку. На этом участие Дергачева в деле и закончилось. Несмотря на вполне естественное любопытство, вопросов Матвей, конечно же, не задавал. На обратном пути подсказки почти не понадобились — дорогу Дергачев запомнил хорошо, не путался и на перекрестках чувствовал себя вполне уверенно.
— Будешь? — В руках лейтенанта появилась чекушка водки.
— Не, товарищ лейтенант, я же за рулем, — помотал головой Матвей и, выудив из мятой пачки «беломорину», чиркнул спичкой. — Я лучше курну.
— Ну, как хочешь, мне больше достанется! За рулем, говоришь, нельзя? Ха, так на подножке можно. Или, например, на полметра от машины отойти… Ладно, шучу я! Рули себе спокойно. А я хлебну… Устал, как собака! Забыл уже, когда нормально высыпался… — Лейтенант тоже закурил и, выпуская облако дыма в приоткрытое лобовое стекло, сказал явно подобревшим голосом: — А ты молодец! И машину ведешь ровно, уверенно, и вопросов бабских не задаешь. Умеют у нас подбирать кадры, умеют! Сам-то откуда?
— Из Воронежа, — коротко ответил Дергачев, вести длинные и пустые разговоры «за жизнь» ему вовсе не хотелось. Тем более с совершенно незнакомым человеком из органов.
— В общежитии живешь?
— Да, в этом… Что в переулке. Черт, все забываю!
— Варсонофьевский?
— Ну да, он самый!
— Ничего, скоро все выучишь-запомнишь…
Через пару недель Матвей действительно твердо знал несколько основных маршрутов и колесил по столице, не дергаясь и не вздрагивая при каждом трамвайном звонке или трели милицейского свистка.
А в конце июля завгар подошел к Дергачеву и, обдавая уже привычным запахом застарелого перегара, буркнул:
— Сдавай машину и принимай другую. Четыре новых «газона» дали — одного приказано тебе отдать. Смотрю я, непрост ты, парень…
Глава тринадцатаяМосква, август 1936 года
Гнилые либералы — пособники врагов.
Выражая волю многочисленного советского народа, карающая рука пролетарского правосудия опустилась на головы злодеев из троцкистско-зиновьевского центра. Участники этой шайки разоблачены, осуждены Военной коллегией Верховного суда СССР и уничтожены. Трижды проклятые продажные агенты фашизма, изменники социалистической Родины — Зиновьев, Каменев, Евдокимов, Бакаев, Мрачковский, Тер-Ваганян, Смирнов, Дрейцер, Рейнгольд, Пикель, Гольцман, Фриц Давид, Ольберг, Берман-Юрин, Лурье М., Лурье Н. — расстреляны. С огромным удовлетворением воспринял советский народ и рабочий класс всего мира справедливый приговор Военной коллегии Верховного суда СССР.
Пленум Центрального Комитета КП (б) Грузии
Товарищу Сталину.
Дорогой товарищ Сталин! К тебе, наш родной отец и учитель, к тебе, великий вождь коммунизма, обращаем мы от имени большевиков и трудящихся Грузии нашу горячую любовь, преданность и самоотверженную готовность неуклонно бороться, каплю за каплей крови отдавать всю свою жизнь за новые победы социалистической пролетарской революции…
Новенькому «Газ-А» Матвей обрадовался больше, чем присвоению ему звания младшего лейтенанта Госбезопасности. Хотя и почетное, солидное звание, в официальных документах именовавшееся «специальным», грело душу и, конечно же, тешило самолюбие Дергачева. Да и как не гордиться, если звание соответствовало армейскому старшему лейтенанту!
Машину Матвей тщательно проверил, смазал все, что должно было быть смазанным, отмыл до зеркального блеска. Двигатель настроил так, что на холостых оборотах он не рокотал, а сыто урчал, совсем как кот, вволю наевшийся ворованной сметаны. У завхоза выпросил несколько кусков списанной ковровой дорожки и выкроил красивые коврики на пол, машина сразу приобрела солидность и почти домашний уют в просторном салоне. «Хоть самого наркома вози!» — довольно прикидывал Матвей.
Правда, возить младшему лейтенанту предстояло, конечно же, не наркома, генерального комиссара Госбезопасности, товарища Ягоду, а старшего майора Медведева, тоже далеко не последнего человека в НКВД…
В один из первых же дней Медведев, усаживаясь в машину, коротко приказал: «Домой!» Дергачев понятливо кивнул и нажал на стартер. После недолгой езды по улицам остановился у подъезда дома, в котором большинство квартир занимали ответственные работники наркомата. Медведев вышел из машины и скрылся за дверью подъезда. Отсутствовал недолго, вернулся с небольшим чемоданчиком, снова сел на свое начальственное место и скомандовал: «Теперь на проспект! Там прямо — до самого конца. Дальше — скажу…»