Его самого это смешит и немного смущает. Все эти готические ребята встают со своих мест, сопровождая аплодисменты возгласами типа «отрави этих тварей», «если нужен будет первоклассный яд, обращайся».
Даника смеется, смотря на растерянного Ривера.
– И для тех, кто не знает: сегодня мы смотрим «Гробницу Лигейи», а затем я буду читать «Падение дома Ашеров». Да пребудет с нами дух Эдгара в эту магическую ночь, когда на небе полная луна! – И с этими словами Джетро присаживается рядом с Даникой, которая оказывается между двух парней.
– Ривер, будешь? – Джетро протягивает ему шланг от кальяна.
– Нет, спасибо, я не…
– Да ладно тебе, попробуй. Тебе нужно расслабиться, – настаивает Джетро, и Ривер не может отказать.
Он делает одну затяжку, а затем еще. Начинается фильм.
Двадцать минут спустя, когда опиум просочился в кровь; Ривер не может оторвать взгляда от прекрасного лица Даники, на которое падает свет проектора. Она и правда красива, а он так расслаблен. Ему хочется прикоснуться к ее руке, лежащей рядом. И он делает это. Странная Даника, она даже не пытается от него отодвинуться.
В подвале темно. Чей-то силуэт в дверном проеме привлекает внимание Ривера. Женщина. Она словно не решается войти в комнату. Ищет кого-то?
Ривер осматривается по сторонам и вновь смотрит на женщину. Она манит пальцем к себе: наверно, хочет что-то сказать.
Ривер осторожно встает с подушек и, стараясь никого не отвлекать, идет к женщине, которая уже успела скрыться.
Он замирает у лестницы. Тут темно, и без Даники Ривер вряд ли сможет подняться. Он достает из кармана телефон и включает фонарик. Ривер останавливается, когда слышит женский голос, напевающий какую-то мелодию.
Он прислушивается: голос звучит откуда-то из-за стены, будто кто-то замурован и не может выйти.
Ему знакома эта мелодия – колыбельная, которую ему и его брату пела мама, когда они были еще детьми.
На коже проступают мурашки, а дыхание учащается. Ривер закрывает уши руками.
– Уходи, уходи, уходи, – шепчет он.
Температура его тела меняется почти каждую секунду. Ривера бросает то в жар, то в холод. Голос, напевающий колыбельную, становится металлическим и неприятным. Это больше не голос его матери, а голос разозлившегося на весь мир мертвеца, который жаждет возмездия.
Его собственный голос.
Ривер облокачивается о стену и бессильно сползает на пол. Он дрожит и не решается открыть глаза. Ее руки сжимают его плечи, стараясь приподнять. Он пытается отбиваться.
– Ривер! Ривер, открой глаза! – встревоженный голос Даники пробивается сквозь кошмар.
Он открывает глаза, красные и блестящие от выступивших слез.
– Ривер…
– Оно опять в моей голове, заткни ее! Я не могу, она поет это, попроси ее замолчать! – Он в истерике и даже не думает о том, как выглядит перед Даникой, которая и близко не может предположить, в чем дело.
Но ее лицо выглядит абсолютно спокойным.
– Где она?
Ривер замолкает и растерянно смотрит на нее. Сейчас он похож на маленького ребенка, который боится собственных фантазий.
– Ривер, где она? Скажи, и тогда я заставлю ее заткнуться, – абсолютно серьезно говорит Даника. Ее зеленые глаза смотрят прямо ему в душу.
Голос матери, поющей колыбельную, звучит у Ривера в ушах, и от этого ему становится еще страшнее. Эта сущность словно играет с ним и издевается.
– Я думаю, она в стене… – Его голос дрожит от слов, которые звучат полнейшим бредом.
Но Даника игнорирует всю чудаковатость этой ситуации. Она разворачивается к стене и начинает бить по ней кулаками что есть силы.
– Заткнись к черту! Оставь его в покое! Оставь его! – Ее голос почти срывается на хрип, но ей все равно. – Уходи! Уходи, гребаная сука! Исчезни во мраке!
Когда она поворачивается к Риверу, который замер под впечатлением от этих действий, по ее щекам текут слезы.
– Почему ты плачешь? – с ужасом в голосе шепчет Ривер. Его руки дрожат, он прижимает к себе колени.
– Потому что я тоже слышу ее голос.
Но несуществующее пение уже прекратилось.
Глава девятнадцатая
Ривер стоит у входа в кабинет психиатра, неуверенно сжимая в кулаке ту самую бумажку с контактной информацией:
Анна-Мария Лилоу – специалист в области психиатрии.
4356, Лейксайд, дом 7.
Он глубоко вздыхает. Если бы в восемнадцать лет ему сказали, что в двадцать три он отправится на прием к психиатру, он бы ни за что не поверил. Но жизнь порой слишком непредсказуема, и иногда нам приходится делать вещи, о которых мы даже не задумывались.
Ночь в подвале Джетро стала последней каплей. В тот момент Ривер окончательно понял, что не сможет пережить очередного приступа галлюцинаций и эпилепсии. Ему нужна помощь. Правда, сам Ривер относится к психиатрии с явным скептицизмом. После аварии медицина вообще начала казаться ему чем-то абсолютно бесполезным. Таблетки, тренинги, занятия с психологом – пару лет было потрачено на восстановление. Только ради чего? Чтобы все врачи разом отказались от тебя и направили к психиатру?
Эти мысли заставляют Ривера сжать кулаки. Злость накатывает на него волнами, но он стучит в кабинет и, услышав громкое «войдите», проходит внутрь.
Комната залита солнечным светом, что заставляет Ривера недовольно прищуриться. Здесь чисто, как в операционной. А еще тут приятно пахнет цветами, только Ривера это раздражает. С детства у него аллергия на пыльцу.
– Я не могу тут находиться, – без приветствия выдавливает он.
– Я могу вам чем-то помочь?
Перед ним сидит женщина лет тридцати пяти. Ее светлые волосы аккуратными локонами спадают на узкие хрупкие плечи. Вместо медицинского халата – светлый кашемировый свитер и тонкий шарф того же цвета. От нее веет уютом и чем-то очень непривычным.
– Я пришел по направлению. – Ривер протягивает ей бумажку.
Она берет ее и, надев очки, быстро просматривает.
– Ривер Аккерман… Да, меня предупредили, что ты можешь прийти. Что ж, присаживайся, будем знакомиться, – откладывая направление на край стола и снимая очки, говорит психиатр. – Меня зовут Анна-Мария Лилоу, можешь звать меня просто доктор Лилоу или Мари.
Ривер кивает. Кажется, он слишком раздражен и изможден работой, чтобы быть в настроении для разговоров.
– Как ты себя чувствуешь?
Ривер пожимает плечами. Ему весьма неловко выкладывать свои проблемы незнакомым людям, даже если это их работа.
– В тот день, когда мне позвонил твой психолог, я попросила прислать мне на почту копию всех твоих тестов, анализов и историю болезни…
– Можете сразу выписать мне таблетки для дебилов, которые высушат мои мозги, и я пойду домой… – агрессивно рявкает Ривер.
Доктор Лилоу вздыхает и смотрит на него.
– У тебя, кстати, очень необычные глаза.
– Что необычного в гетерохромии? Это патология, отклонение от нормы, – все тем же раздраженным тоном отвечает Ривер.
– Отклонение от нормы – это не всегда плохо, Ривер. Иногда быть немного ненормальным – благословение свыше, – говорит доктор Лилоу.
Раздражение в глазах Ривера сменяется заинтересованностью, но он ничего не отвечает.
– Вернемся к истории болезни. Когда я изучила ее, то пришла к выводу, что твой психолог погорячился, выписав направление к психиатру. Не знаю, с чем это связано, но я не собираюсь выписывать тебе «высушивающие мозг» таблетки или уколы. Прежде чем сделать окончательный вывод, мне следует с тобой пообщаться. Только так я смогу понять, чем мы можем тебе помочь. Как я понимаю, все началось после той аварии. И галлюцинации, которые ты периодически видишь, вызваны не столько поражением мозга, как, к примеру, приступы эпилепсии, а моральным потрясением. И это вполне нормальная ситуация. Сколько тебе было лет, когда это произошло?
Ривер тяжело вздыхает и переводит взгляд на окно.
– Мне было девятнадцать.
– То есть почти четыре года назад… – Она записывает что-то в свою тетрадь. – Ты помнишь день, когда очнулся после комы?
Ривер погружается в мысли. Вспоминать тот ужасный день, переполненный физической и духовной болью, неприятно. Именно поэтому Ривер так ненавидит тренинги и занятия с психологом. Они заставляют его переживать весь этот ужас снова и снова и никак ему не помогают.
– Нет, я не могу вспомнить тот день. Сестра моего отца сказала, что я восстанавливался больше двух недель. Для меня те две недели после комы – как сон, очень мутный и странный сон, – честно отвечает он.
– Хорошо. Его наказали по заслугам? – все тем же врачебным тоном продолжает спрашивать Лилоу.
Глаза Ривера округляются.
– В смысле?
– Этого мудака посадили? – взглянув прямо ему в глаза, повторяет вопрос доктор Лилоу.
Ривер молча смотрит на нее. Впервые он видит доктора, который задает подобный вопрос. В этот момент Ривер меняет свое мнение о психиатре. Она больше не кажется ему роботом, который умеет говорить одни и те же бесполезные фразы монотонным голосом.
– Нет, его родители проплатили все суды, – мрачно отвечает Ривер.
– Не скажу, что я удивлена… – откинувшись в своем кресле, говорит доктор Лилоу. Взгляд ее становится тяжелым, словно Ривер заразил ее своим состоянием.
– Почему вы спросили?
– Потому что это важно. Ты сам знаешь, насколько.
– Важно? Что вы имеете в виду? Моих родных уже не вернуть… – Ривер изображает безразличие в надежде узнать истинное мнение психиатра.
– Для тебя, Ривер. Это важно для тебя. Если бы его наказали по закону, поверь мне, тебя не мучили бы галлюцинации. Да и эпилепсия не выражалась бы так ярко. Я вижу твою мимику, повадки и движения, я слышу твой голос. В тебе живет ненависть. Все те, кто работал с тобой до меня, видели в тебе скорбь. Но я тебе скажу вот что: твоя скорбь уже давно улетучилась. Она испарилась и навещает тебя так редко, что ты едва замечаешь ее. А вот ненависть сильна. Она заменила скорбь, пришла вместе с осознанием того, что кто-то с такой легкостью отобрал жизнь дорогих тебе людей, сделал тебя инвалидом и при этом продолжает жить счастливо, обрекая тебя на вечные страдания. Я понимаю тебя, Ривер. Тебе не нужны таблетки. Тебе нужно возмездие.