И вот я снова бородой вниз и голой попой вверх лежу в горячей бане. Во вторник, ночью, зимой, на этот раз на окраине Екатеринбурга.
Полчаса мы добирались сквозь уральский снег. Нас встретили знакомый дымный запах, Змей Горыныч на стене, икона в углу, стол с чайником травяного чая. Уютно и колоритно.
– Вашим пар-мастером сегодня будет Татьяна, – сказала девушка в кокошнике и пуховике.
– Мне, наверное, в плавках сходить?
– Не знаю, думаю, можешь и без, – ответила Алиса очень по-русски.
– Не уверен, что смогу… Что успею до этого момента дорусифицироваться… догола.
Мне в целом стало очень удобно с русскими. В общении, в дружбе, в разговорах. Появилась уверенность, что я правильно понимаю и не скажу глупость, что не буду неправильно принимать чужие слова и автообижаться.
Но остались пробелы в моей русскообразности. Например, когда можно жестко шутить (почти никогда), когда можно материться (почти никогда, но порой обязательно) и когда можно/нужно быть голым (почти всегда, когда не хотелось бы мне).
Не знаю, что хуже – перед незнакомыми, с которыми нет оснований открывать такую сторону себя, или со знакомыми, которые теперь будут знать тебя со всех боков.
Но привык я к русскому отношению к телу. Ценю даже (ну, порой издалека, одетым). Все мы люди, все человеки, что стесняться-то? А перед женщиной раздеться… моя Englishness резко повернулась с вопросом How on Earth are you even considering this as a viable option?
Банщица пришла, такая умудренная, шаманская. Поздоровалась с нами, про травы в чае рассказала и сказала, что первым буду париться я.
Алиса, зная меня и особенности моей национальной неохоты доголываться, спросила: «А молодому человеку в плавках или без?»
Спасибочки, дорогая…
Ну, на самом деле так лучше было – сразу решить этот вопрос. Это приятнее, чем находиться в суперпозиции – одновременно слишком одетым и полностью раздетым и в обоих случаях позорно не соблюдая правила хороших манер. Англичанин Шредингера.
Есть такая русская фраза «Не казаться, а быть». Очень нравится эта идея, и она совпадает с моим наблюдением, что, обще говоря, русские люди более искренни, чем тайноносные англичане. Много в чем я умею теперь «быть». Но порой приходится «казаться». Стиснуть свое воспитание и делать вид, что я такой же. Для меня нормально так делать, просто замечаю, что еще не дошел до цели обрусифицировать себя полностью.
Не факт, что дойду. Но иду.
Ответила банщица: «Ну, как хочет. Наверное, снимет, когда пойдет».
Она оказалась права. Я мужественно снял плавки и лег на полку. Сделал дело, парись смело.
Дальше я удивился. Мне было… нормально. Я не стеснялся, не пришлось зубы стискивать, не напрягался. Просто лег попой вверх и парился. Потом попой вниз, получив вместо фигового листа веточку елки.
Дальше знакомое *швык-швык-швык*, «согрелись?», «пойдемте в купель», «У-у-ух-х-х», «теперь обратно», *ГДИЩЩЬ*, «Ы-ы-ы-х-х-х», «теперь ложитесь, отдыхайте, с легким паром!».
Не испужался, обыкновенное дело. Как и многие русские дела стали для меня. Не все, конечно. Но… Новый год – новее я!
Коммуникашибка
Солнечное, август, 19-й год с начала изучения русского языка.
Собрались друзья у Наташи и Димы. Разговор в разгаре, тематика юридическая. Сложная для гостей страны, поэтому я не совсем включен в беседу.
Стараюсь открыть пакетик сухариков со вкусом холодца с хреном, не давая понять, что у меня не получается. Так, я немного отвлекся от разговора.
Мимоухом слышу:
– Триста тысяч, прикинь? – говорит юрист.
Прокурор, жена юриста, отвечает:
– И это на апелляции, такого просто не должно быть!
– Да, согласна, – говорит Алиса.
Я пока тихо радовался, что сухарики открылись. Ура!
Вдруг ко мне обращаются. Либо чтобы получить иностранное мнение, либо чтобы я чувствовал себя частью компании.
– Крэйг, а ты как думаешь?
Я положил сухарики на стул у ноги, не на стол. В России снэки на столе – это уже не твои снэки. Русский стол отменяет все имущественные права.
Подумав пару секунд, я ответил:
– Э-э-э, гм-м-м, ну-у-у…
Юрист добавил:
– Ну, триста тысяч рублей судье по апелляции, ты как думаешь?
– Э-э-э, ну… многовато…
– Многовато?! – удивились все.
Я немного заволновался. Не хотел я выглядеть дураком, даже перед друзьями.
– Ну… а сколько у него волос? – спросил я.
Жена юриста:
– …?
Жена Крэйга:
– …?
Юрист:
– В смысле?
– Ну, если это его спина, то в принципе понимаю…
Я увидел на лицах всех выражение «ты чокнулся, что ли?», которое уже много раз видел (провоцировал) в России.
– А это за лазерную?
Все-все-все:
– Чего???
– Ну, апелляция – это же когда волосы убирают?
После пары минут безудержного смеха мне объяснили разницу между апелляцией и эпиляцией.
Еще три часа до этого я с гордым и обиженным видом объяснял, что одежда моя грязная, потому что посудомойки в отеле, разумеется, нет.
Вот. Я вернулся в Россию, к русскому языку. Скучал 😊
Как русский звучал в начале?
Порой задают мне такой вопрос:
– Крэйг, а как ты воспринимал русский, когда только приехал?
Ответ таков:
– Слушай, там таковойная, но малека. Вопщам калековато, но тарпеймна.
– Ну, паршвийно, но саглас. Ойкста, ты, служай, вытам как пошивайте поздейно фемя?
– Нармано! Нратся, котя покоеа нерадуйет. Умрокная, серныная, да частейно холодно.
– Нуашта паделавать? Эдонашая судаба. Не Испания эе.
– Судаба, судаба, да делофто. В стелом хорошо. Этсамо загалавное.
Вот что я слышал, когда со мной разговаривали русские. С приоткрытым ртом я кивал и надеялся, что вопросов не будет. И если они и были, то русские слышали от меня похожий бредосказ. Не помню момент, когда я стал понимать. Но, слава богу, что стал!
Когда я первый раз приехал, весь в гордости от своих пятерок, я не ожидал, что практически каждый разговор будет мучительной пыткой для всех. Я думал, что у меня нормальный русский, но даже самые простые разговоры и даже простые предложения были просто непонятны.
И когда я просил объяснение, приходилось часто объяснять и объяснение.
Ad infinitum, ad nauseam, ad uzhasum.
Я помню, как однажды вечером ходил по Невскому, куда-то хотел пойти, но ничего не соображал, и пришлось поехать домой на Садовую, 123. Там я продолжал не соображать ничего, и единственная мысль, которая соображалась в голове, была I’ve forgotten how to think… Никогда не забуду это ощущение. Видимо, я дошел до какого-то психолингвистического дна, на котором клетки мозга панически бежали и кричали: «Да ни старый язык, ни новый язык никто не понимает! Покинуть корабль!»
Какое-то время мои русские друзья и знакомые беспокоились обо мне, как беспокоятся о ребенке, который заболел. Типа «спит все время, отказывается от икры и холодца, всякий бред несет. Дело дрянь, врача надо вызвать». Но потом, когда я начал есть икру, они успокоились.
Это помогло.
Объяснить иногда – это хорошо. Но (я считаю, это не объективная правда или доказанная наука!) объяснять слишком много – это плохо. Я думаю, что мозг должен привыкнуть анализировать и угадывать. Правда, нужно много контакта с языком, но это не так сложно устроить со всякими ютюбами и прочими такими сайтами.
Если вы учите английский и застряли на каком-то этапе, возможно, этот способ поможет.
Меньше думать, больше страдать.
Ну, страдать от непонимания. Эх, то есть не обращайте много внимания и не тратьте слезы на это. Примите как нужный этап. Уберите словарь, угадывайте слова, а после загляните в него с вопросом «а я правильно угадал?» вместо «а как это переводится?».
Больше слушать и читать. Гораздо больше. И в какой-то момент волшебным образом «сложная грамматика» внезапно станет понятна. Просто продолжайте, повторяйте.
Ad infinitum, ad vostorga.
Долгое время, общение с русскими у меня выходило как-то так:
я стою рядом с другими людьми, мы все танцуем. Я уже выучил движения танца, я мог танцевать, почти как все остальные.
Между мной и людьми стояла прозрачная стеклянная стена. С каждым днем, с каждым уроком она становилась все прозрачнее.
В какой-то день она стала почти невидимой. И мы танцевали.
Но в танце бывают моменты, когда все соединяют руки. А вот между нами это стекло. И я его пробить не могу. Все смотрят на меня, не понимают (ведь я сделал стекло прозрачным). Танец продолжается, но каждый раз, когда соединяются все руки, кроме моей, остается у всех некое недоумение. И у меня некое пустое чувство.
Это до сих пор иногда бывает, несмотря на мой прогресс с русским.
Кто-то однажды рассказал мне про разницу между «содержанием» и «контентом», но я забыл, как это объяснить. «Сказанное сказано мне-неулавливаемым несказанным образом». If that makes sense?
Вот… а я сейчас в «Сапсане» возвращаюсь домой из Москвы после самого московского разговора в моей жизни.
И вдруг такой момент танца, когда все берутся за руки.
Это будет звучать глупо, наверное… Но вот что случилось:
четверо мужчин сидят за столом, один из них я. Человек напротив хочет зарядить телефон, вежливо спрашивает соседа, который уже занял розетку:
– Можно зарядить телефон? У меня осталось пять процентов зарядки.
Я сижу напротив, подслушиваю, занимаюсь русским языком.
Сосед отвечает:
– Ах, простите, у меня три процента.
Тот загрустил.
Тут я, скрывая всю свою радость, тихо, но смело говорю:
– А у меня двенадцать процентов, можете тут зарядить.
И оба мужчины напротив улыбнулись, что-то пошутили про проценты (я не понял про что, был слишком в восторге, что участвую в обществе), и тот передал мне зарядку. Я ее поставил в розетку. Он мне кивнул, я ему покерфейсно кивнул в ответ и вернулся к своим делам, даже не визжа от восторга.