Я чувствую, как вода начинает процессом осмос вытекать из моих пальцев в скорбную рыбу, отчего она не стала более радостной. И я тоже. Может быть, надо поливать на нее кипяток, типа доширак-уха?
Он заметил, что я еще не ем, и дружно изобразил международный знак: «Ешь!»
«А что мне есть-то? – подумал я. – Кости? Лицо? Это типа источник коллагена?»
Я ложливо улыбнулся, стараясь передать «спасибо, не хочу, я ем только еду, а не вот это вот все».
Он улыбнулся в ответ, принимая мою улыбку как благодарность, и начал сиять.
No-o-o, I don’t wanna eat the dead fish bones!
Он внезапно начал раздолблывать обезвоженную рыбку по столу.
– Стучи ее, Крэйг.
«Потому что вдруг она жива??» – Я покорно, но нерешительно постучал ее.
Дальше я наблюдал, как он открывал рыбу. Monkey see, monkey do – я тоже открываю останки своей палой рыбки. Тонкая струйка пыли полетела в воздух и рассеялась.
Сколько попало в мои легкие, неизвестно… Может, рыбью пыль нюхают носом?
– Крейг, смотри, пузырь!
Я смотрю на пузырь. Я не знаю уже, что ожидать.
– Обжигать надо.
Этого я точно не ожидал. Видимо, это на всякий случай, вдруг осталась там капелоченька влаги…
Он мне осторожно и нежно протянул пузырь, и я вспомнил документальный фильм про крокодилов – у них сверхмощные челюсти, но они способны ультранежно нести свои яйца в зубах. Видимо, пузырь – очень ценная штучка. Видимо, мне придется это есть.
Изображая искреннюю благодарность, я протянул руку. Но в этот переломный момент вломился Андрей с большой улыбкой и двумя ветками для порки.
«О, слава Богу», – подумал я.
– Крэйг, пошли, попарим тебя! – сказал он.
Я кивнул Андрею и посмотрел на человека с воблой, поднимая плечи и изображая искреннюю грусть, что придется отложить скушанье обожженного пузыря на потом. Он сочувствительно и чтоделатно улыбнулся и передвинул мне по столу газету. Я, с нежностью мамы-крокодила, положил пузырь и воблу на нее, встал и пошел в издвухзоломеньшейную парилку.
Кстати… Почему все русские перекуски имеют 0–5 % воды? Или меньше…
Семечки – 5 % (это до того, как их жарят).
Козинаки – в соответствии с ГОСТ 21–78, влаги – не более 0,14 %.
Сухарики – норма по ГОСТ 8 %, фактически 4,4 %.
Восточный сладостный блок из арахиса этот… Как его там? Ну, 0,01 % влаги, полюбасу.
Сушки – the ultimate Russian snack – я не смог найти ГОСТ, но мне кажется, что массовая доля влаги в них 0,0001 %. Это по ГОСТ, а фактически – минус 17 %. Одна из них способна лишить тебя дара речи от обезвоживания.
Единственные как-бы-ные исключения – зефирчик и пряник. По закону массовая доля влаги не должна быть менее 11 %. Но и не более 25 %. Я думаю, фактически получается 6 %. В прянике массовая доля влаги должна быть в диапазоне от 8,5 % до 16,0 %. Фактически от 5 % до 9 %.
Русские не любят влагу в своих snacks-ах. Влага в снеке – хуже татарина.
Вы даже молоко сушите в сгущенку…
Ну, и какие у вас еще вкусняшки… Вяленое мясо, сушеный кальмар (кошмар), сушеные рыбы неведомых англичанам видов, чипсы со вкусом сметаны и лука, лука и сметаны, лука со сметаной, зеленого лука, зеленого лука со сметаной или краба для разнообразия. Ну, и все горячего и холодного копчения – во всем этом практически нет воды.
Что-то я увлекся перекусками
Иностранцам часто сложно привыкнуть к вкусняшкам другой страны.
Необычные вкусы и странные сочетания (ну, квас в салате, например) сбивают мозг с ума.
Так же бывает сложно привыкнуть и к поведению другого народа…
Прогулка
– Крэйг, пошли гулять! – сказала она с улыбкой.
– Гулять?
– Ага!
– Извини, а что такое «гулять»? – «Извини-а-что-такое…» был моим главным вопросом первые 6 месяцев в Петербурге.
– Ну, типа ходить в городе.
– Гм-м-м… Ок, а куда?
– В смысле куда?
– Куда пойдем?
– Гулять пойдем.
[Translating… To walk we will walk]
– Я не понимаю…
– Ну, на вашем, walk, что ли?
– Ворк?
– Фиг с ним, давай, пошли! – Она рукой показала, чтобы я пошел с ней.
– Ну ок, а куда?
– Гулять в центре!!
– Ок, а куда в центре??
– Ё-моё, пошли… – она прошептала, уже потеряв весь свой энтузиазм.
Увидев, что она подустала и теперь не представляла для меня опасности, я согласился пойти походить в городе.
Тут ваша система глаголов движения сбивала с толку. Нас учили: «идти» – оттуда туда, от А до Б. «Ходить» – никуда особо, двигаться туда-сюда бесцельно.
И мне русские долго объясняли, что «гулять» – это когда ты ходишь с друзьями. Потому что весело. Сложно было понимать.
– Смотри, «гулять» – это когда ты с друзьями ходишь, веселишься.
– Извини, а что такое «веселишься»?
– Это когда тебе хорошо. Типа fun.
– «Фан»? Вентилатор?
– Ах ты… Нет, ну, блин… Как это сказать-то?..
– Я не знаю, – сказал я helpfully.
– Ок, представь себе, ты с друзьями, и ты ходишь в городе, и вы все улыбаетесь.
– Ок!
– Ты понял?
– Ну да… А куда мы ходим?
– Ну, никуда.
– Тогда мы не ходим, – сказал я, чувствуя, что меня обманывают.
Тут она поняла.
– Смотри, ходить и идти – это немного разные действия.
– Они не оба «гоу пешком»?
– Они оба «гоу пешком», но идти – это прямо в определенное направление.
– Ок…
– И ходить – это в неопределенное направление.
– …?
Она показала рукой «ходить».
– Вы идете так, в кругах? – спросил я, повторяя ее жест.
– Ну, типа да.
– Вы не определяете свое направление?
– В принципе, да…
– Зачем?
– Как зачем?
– Ну, если ты ходишь, то должно быть, – *посмотрел в мини-словарь* – место назначения, – сказал я авторитетно.
– Блин, ну просто!
– Русские просто так ходят в кругах?
– Ну, не просто так. Это же прикольно.
– Извини, а что такое «жепрекольно»?
– Типа нравится.
– Вам нравится ходить в кругах?
– Да.
«Бедные русские, – подумал я. – В СССР было так грустно, что им оставалось только собираться с друзьями и ходить в кругах. Вот такая у них русская забава…»
Она смотрела на меня несколько секунд. Я улыбчиво смотрел на нее, стараясь подбодрить грустную постсоветскую девушку.
Она попробовала другое направление:
– Смотри, что вы там делаете с друзьями после школы?
– После школы мы перейдем в колледж, потом в университет.
Она смотрела на меня, словно слов у нее не было. Ну, не матерных слов.
– Ну, или на работу, – продолжал я, улыбчиво и помочливо.
– Нет… – она выдохнула. – На выходных чем ты с друзьями занимаешься?
– А-а-а… Ну, мы сидим у себя дома, играем во что-то. Или в футбол играем.
– Хорошо, как называется твоя эмоция при этом?
– Fun.
– Я и сказала fun!
– Ты сказала fan!
– Тьфу, не суть! Короче, когда с друзьями делаешь fun, как это называется?
– Hang out?
– Ок, можно сказать «Go hang out in city»?
– Да, – сказал я.
– И это весело?
– Ну да.
– Хорошо. Craig… You want go hang out in centre? – спросила она.
– Yeah.
– Да?
– Да!
– Ну слава богу!
– Только где?
– Все, не могу, пошли.
(Это был разговор в 2003-м с девушкой из Мурманска, которая хотела со мной дружить и поздно поняла, чего ей будет эта дружба стоить.)
Прогулки по летнему Санкт-Петербургу – это одна из причин, почему я переехал к вам жить.
Золотые башни с крестами, массивные каменные колонны с ангелами, кораблями, дворцы, перетягивающие величие прошлого в настоящее.
Архитектура центра Санкт-Петербурга так вдохновляла меня, что я в первые месяцы понял, что, несмотря на абсурдно высокое количество жесткозубых комаров и серое небо, в котором летели эти трудолюбящие комары, я хотел тут провести как можно больше годов моей жизни.
Я хотел переехать, даже несмотря на тонкие жалюзи, которые, кажется, шили советские квантум-физики из ткани, которая одновременно существует, когда комары хотят в них скрыться, и не существует, когда солнечный свет свободно и радостно проходит через них в 3 часа ночи.
Когда я смотрел тогда на красивые здания, я чувствовал, как душа спела песнь и появилось желание тоже что-то делать, куда-то стремиться и развиваться. Правда, я не сразу стал стремиться, но… Вдохновение пришло сразу и так же сразу пропало, когда я вернулся в Ройтон. Мне нравится Ройтон, мне нравятся ройтонцы, они очень колоритные и родные. Но… Невысокие на Неве здания звали меня в путь.
А мой путь требует постоянный уход за моим русским…
Глючики
20 лет прошло с того урока с Кэтрин, и мой русский все еще не идеальный. И последнее время он стал порой сильно глючить. К счастью, не постоянно, только когда надо говорить.
Много работаю сейчас, иногда весь день говорю только на английском. В такие дни мой русский тяжело переносит эту обиду и драматично падает до уровня, который был в 2003-м. В результате я задаю вопросы в магазинах и ресторанах, а в ответ вижу выражение лица особого сорта. Затрудняюсь описать его, но…
Представьте себе, что стоите в летнем саду, белок разглядываете. Внезапно неуклюже пришлятается ирландский сеттер и с вежливой мордой говорит вам:
– Здробствуйдень, молотый чебурек.
Что происходит с вашим лицом? У меня так: приоткрывается рот, слегка выпучивается правый глаз, чтобы больше инфо получить, и закрывается левый от легкого ужаса. Вы непроизвольно произносите «уэ-э-э?».
Вот. Вот как на меня смотрят в магазинах и рестиках теперь Хочется прямо убежать и спрятаться в темный угол. Стыдовищно!
Но сейчас белые ночи и солнечные дни, темных углов нет. Не могу сделать вид, что я померещился, и исчезнуть. Приходится продолжать выносить разговор, несмотря на слова-химеры типа «здробствуйте» – нечестивый плод запретной любви между «добрый день» и «здравствуйте».