— Видно, хуже. Она ведь идет под руку не с тобой, а с ним.
Я встал, прошелся по кабинету, посматривая в окно.
— Ты не пори горячку. Ты помнишь предложение Тюхи?
— Какое предложение? Ах, да… насчет меда. Так и вы в курсе? — спохватился я. — Ну, допустим, помню. Что из этого?
— Если ты согласен, то я даю слово — она станет твоей. Этот капитан завтра же смоется из города.
— А ты, Дмитрий Иванович, интересный человек. Ну, меня ты хочешь купить, а ее? Если ее сердце не лежит ко мне, если я противен ей, то что ты сделаешь, чтоб она вернулась ко мне?
— Еще неизвестно, куда лежит ее сердце. — Он поцарапал ногтями подбородок.
— Если она любит меня, то мы без тебя обойдемся, Дмитрий Иванович.
— Любит не любит, к черту пошлет, — хихикнул он. — Ты еще мальчишка, Иван. Опьянел. Ты глупый парень. — Он вытянул тонкую морщинистую, как гофрированная трубка, шею, затряс головой.
— Я не мальчишка. Я пойду в райком и расскажу о твоих предложениях насчет меда. И вообще…
— Иди в райком, — спокойно сказал Дабахов, сверкнув холодными стеклянными глазами. — Не поверят твоим россказням. У тебя нет никаких фактов. А меня там знают. У меня кругом знакомства. Да и не держусь за это место. А вот кто ты? Только что из тюрьмы вылез — и в райком. Тоже мне правдоискатель.
Я вышел из типографии и побрел в ту сторону, куда пошла Марина. Потом повернул обратно. Над тенистыми тополями у церкви вились галки, но я не слыхал их крика. Белое небо казалось пустынным и блеклым. Меня ничто не интересовало. Никто мне не дорог, кроме Марины. Всему конец, мелькнуло в мыслях. Капитан живет у них. Марина даже демонстративно прогуливается с ним по улицам. И все видят. Чего же больше? Надо трезво смотреть на жизнь, смириться. Нет, надо уехать. Это выход: сразу разрубить узел и не думать о ней, не переживать. А может, найти другую девушку, краше Марины? И появляться с ней всюду, ходить по городу, даже пустить слух, что женюсь? Вот тогда она поймет, кого потеряла. Ах, Марина!..
Я не заметил, как снова очутился возле типографии. Здесь движется основной поток людей. Видимо, я подсознательно надеялся, что встречу Марину. И не ошибся.
Она шла, цокая каблучками. Он склонил голову к ее плечу, о чем-то говорил, жестикулируя левой рукой. Погоны поблескивали на солнце. Он хорош собой. Маленькие усики, чернобровый. Сапоги начищены до блеска.
Не доходя до меня шагов десять, Марина, чуть улыбнувшись, что-то шепнула на ухо капитану, и он тотчас подтянулся и взглянул на меня проницательно, но без признака насмешки, которой я так боялся. Марина прищурилась и тоже смерила меня с ног до головы своим взглядом, отчего я съежился (на мне был помятый, в пятнах костюм) и молча прошмыгнул мимо.
И тут же услышал за спиной:
— Ваня, подожди!
Оборачиваюсь. Они смотрят на меня и широко, весело смеются. Мне кажется, что я где-то видел этого капитана.
— Ваня! Что с тобой? Ты не узнаешь Гришу? Это мой сводный брат. Вот приехал в отпуск. Знакомьтесь!
Мы познакомились.
— Ну и ревнив же ты! А что будет дальше? Вот в присутствии Гриши говорю: переделывай свой характер. А то…
— А то что будет? — спрашиваю.
— Не буду любить, — смеется. — Тебя Хайдар прислал? Он молодец. Сделал, как я просила. Ну, идемте к нам. Там нас ждет мама.
22
Вечер опустился на землю незаметно. Тишина. В фиолетовой мгле слезятся звезды. На городской площади оглушительно кричит громкоговоритель. Передают какую-то пьесу, кажется, о гражданской войне. Кого-то пытают, бьют, издеваются. Бедняга стонет. У меня тревожно на душе. Я стараюсь быстрее пробежать через площадь, словно опасаюсь, что меня сейчас схватят и начнут пытать.
Я пробираюсь к дому Марины по узким переулкам. Она ждет меня. Вот и знакомый дом, палисадник. Из окон льются густые потоки электрического света. И над крыльцом лампочка. В доме — Машенька. Днем я попросил ее, чтоб она предупредила Марину. Шагаю взад-вперед, нетерпеливо поглядывая на окна. Кто-то приподнял краешек занавески. Нет, это мне показалось. Но почему долго никто не появляется? Десять шагов от старого тополя до палисадника, десять обратно. А может, уйти? Терпения не хватает. Все испытывают меня. Пожалуй, это верное решение: уйти! До свидания! Я как другу кланяюсь тополю. Прощай! И снова смотрю на окна. Вот сейчас она появится. Что я скажу ей? Какие слова найду? Я поздороваюсь и скажу:
«Марина! Я все время, днем и ночью, думаю о тебе. Иду по траве среди цветов и думаю: хорошо бы идти рядом с тобой. Купаюсь, работаю, а ты не покидаешь меня. Мой сон сливается с твоим. Ты захватила весь мой мир, все отняла и ничего не даешь взамен. Я как в плену».
Нет, так я, конечно, не скажу, не получится.
Мимо меня прошел человек с мешком за спиной. Я узнал Дабахова.
— Здравствуйте, Дмитрий Иванович.
Он опустил мешок на землю.
— Это ты, Иван Петрович? А я новые сети достал. Марину ждешь? — Он присел рядом. — Смешно мне смотреть на вас. Молодость — глупость. Волнения какие-то. Все от безделья. Я никогда этого не знал. Ни к чему. Туман один. — Он помолчал. — Некоторые из-за этой самой любви стреляются, травятся, топятся. Ты бери пример с Тюхи. Он познакомился с моей дочерью, и все решил без мороки. Деловой парень. А что такое любовь? Выдумка, чушь. Говорят, жить без нее нельзя. Жить нельзя без еды, без воздуха, без обуви и угля. И человек должен всегда думать об этом. Вот ты посиди три дня голодом, небось не побежишь к девке. Все как рукой снимет. Значит, жир играет — и начинают беситься. Ты постарайся сначала обеспечить себя денежными средствами, а потом думай о семье. Вот вся философия. И по ночам не ходи, мой совет. Мало ли хулиганов. Голову еще снимут. А тогда и шапка не нужна.
Распахнулась дверь, и на крыльцо вышла Марина, я кинулся к ней.
— Здравствуй, Ваня. Почему не заходишь? Там у меня Машенька и еще одна соседка. Телевизор смотрят.
Она сбежала по ступенькам, увидела Дмитрия Ивановича.
— Здесь еще один гость. Добрый вечер, дядя.
— Здравствуй, племянница. Как поживаешь? Давненько не виделись.
— Живу хорошо. Мама сейчас гостит у Гриши, корову мы продали. Начальник железнодорожной станции обещал маме новую благоустроенную квартиру. «Ваш муж, — сказал он ей, — всю жизнь проработал на железной дороге и мы обязаны позаботиться о вас. Продавайте свой старый курятник».
— Вот-вот, — возмутился Дмитрий Иванович. — Денежки за корову твоя мачеха положила на свою сберкнижку. Так и знал. Ну-ка, попытайся взять хоть четвертную! Не дадут! Она купила тебе что-нибудь?
— Я ни в чем не нуждаюсь, — ответила Марина. — Все есть.
— Ишь ты, богатая какая! Надела юбку выше колен, сумку через плечо, на ногах — ветродуйки и летит, как стрекоза. Ей ничего не надо!
И он начал запальчиво говорить, что Вера Павловна хитрит, что она что-то задумала, не любит Марину, а только притворяется любящей, доверять ей ни в чем нельзя. Марина уже не дитя и должна понимать жизнь и видеть ее без прикрас.
— А насчет дома что скажешь? Ты чуешь, куда гнет твоя мачеха? Корову прибрала к рукам. Теперь подкатывает колесики к дому. Гриша здесь не был сто лет и вдруг заявился. Зачем? Наверное, денег не хватает на «Ладу» и кстати бы дом загнать. Теперь с собой увез ее, чтоб окончательно дельце обтяпать. Меня на мякине не проведешь.
— Дядя! Не говорите, чего не следует, — рассердилась Марина. — Моя мама никого никогда не обидит. Это честнейший человек!
— Нет, скажу. Я тебе заместо отца, и ты должна слушать меня, если своего ума не хватает. Дом-то тебе по всем законам принадлежит. Береги его, как дорогую память, как реликвию. Его выстроил твой отец, покойничек, когда женился на твоей родной матери. Вера Павловна не имеет никакого касательства к хороминам.
— Так уж и хоромина! Гнилой курятник. Хватит об этом.
— А как же! Смотри! На каменном фундаменте. Все отделано под масляную краску, три комнаты, кухня. В любое время четыре тысячи дадут. Выйдешь замуж, где будешь жить? У Веры Павловны? А если ей не понравится твой муж, куда тогда? Смотри, Марина. Помянешь мои слова. В общем, придется мне ввязаться в дело. Я тоже не сторонний человек.
Назавтра Дмитрий Иванович действительно пошел к прокурору, рассказал, что у него умер брат, что племянницу-сироту выдворяет из дома мачеха Вера Павловна, разбазаривает ее имущество. Корову продала. Теперь хочет продать дом. Надо бы урезонить бабу, заступиться за сироту. Дабахов подал заявление, якобы написанное Мариной.
Ему обещали разобраться.
…И вот Вера Павловна вернулась домой. Она посвежела. В глазах появились жизнерадостные искорки, с губ не сходила теплая улыбка. О Москве рассказывала много и увлеченно.
Неожиданно ее вызвали к прокурору. Шла, волнуясь. Уж не случилось ли чего с Алешей или Гришей? За всю жизнь она не переступала порог этого учреждения.
Прокурор, похожий на учителя, человек средних лет, черноволосый, в больших очках, вежливо предложил ей сесть на диван. Скользнул по ее лицу любопытным взглядом.
— Вы, конечно, догадываетесь, зачем я пригласил вас?
— Понятия не имею, — ответила Вера Павловна, тяжело опускаясь на диван. — Что-нибудь случилось с сыном? У меня их два…
Он улыбнулся, покопался в бумагах и спросил:
— У вас есть падчерица Марина Андреевна Дабахова?
— Да. Она мне как родная дочь, — с достоинством ответила Вера Павловна. — Работает в редакции.
— Родная… А имущество не можете поделить.
— Имущество мы не собираемся делить. — Она вопросительно посмотрела на прокурора. — Какое имущество?
— Однако корову продали и деньги положили в сберкассу на свое имя.
— Откуда у вас такие сведения? И разве я не имею права распоряжаться своими деньгами?
— Имеете. Но в данном случае надо все разделить по закону. Падчерица требует свою долю. К нам поступила жалоба, что вы самолично намереваетесь продать дом. Пока воздержитесь. Не делайте этого.