ническим гением с Чагыллы-депе, Вами или какого-либо еще поселения.
Насчет технического гения сказано не ради красного словца.
Плоское каменное кольцо с дыркой посередине — действительно блестящее техническое новшество, резко повысившее производительность труда древних земледельцев. Так что это был, конечно, гораздо более значительный факт в развитии техники, чем, скажем, переход от одной модели самолета к другой в наше время.
То, что использование утяжелителя давало значительный эффект, доказано экспериментами. Г. Ф. Коробкова в своей книге «Орудия труда…» рассказывает, что археологи, работая палками-копалками то с утяжелителями, то без них, убедились в том, насколько повышается производительность труда с применением утяжелителей.
Следующим крупным техническим новшеством было появление каменной мотыги: в 1967 г. это орудие найдено на Чакмаклы-депе. Однако находка относится уже не к неолиту, когда процветал Джейтун, а к более поздней эпохе — к энеолиту. Отсутствие мотыг у джейтунцев настораживает, ибо в то же время в Хассуне (Ирак) и в Сиалке (Иран) земледельцы уже пользовались этим орудием. Трудно решить, в чем тут дело: то ли мотыги чисто случайно не сохранились на Джейтуне, то ли техника здесь была более застойной в своем развитии, чем у соседних племен, то ли она развивалась иными путями.
Каменные топоры. Джейтун. Неолит
Каменный кетмень. Чакмаклы-депе. Энеолит
Каменная мотыга из Чакмаклы оказалась прообразом того среднеазиатского кетменя, который, став железным, дожил до наших дней. «Употребление кетменя при различных земляных работах положительно универсально… — писал В. И. Масальский. — Кетмень заменяет плуг, лопату, заступ, лом, сапку и т. п.; им устраиваются грядки и валики и проводятся оросительные борозды и каналы; он служит для уничтожения корки или так называемого спекания на лессовой почве и для ее разрыхления, для выкапывания сорных трав и мотыжения посевов, для постройки запруд, рытья ям, выравнивания дорог и проч.»{41}.
Сейчас кетмень во многом вытеснен машинами, но там, где приходится применять ручной труд, он и в наши дни остается незаменимым орудием в условиях Средней Азии. Думается, что и древние земледельцы Южного Туркменистана использовали свои каменные мотыги не менее широко, чем их потомки — железные кетмени.
Учитывая все сказанное, можно реконструировать примерно такую картину земледельческих работ в Джейтуне: весной Карасу разливалась и около Джейтуна возникало мелководное озеро, быстро высыхающее под жаркими лучами южного солнца. После того как вода испарялась, влажную почву разрыхляли палками-копалками и засевали пшеницей и ячменем. Когда зерновые поспевали, их жали составными серпами, обмолачивали, веяли и сушили, но какими способами все это делалось, мы пе знаем. Затем зерно доставляли в поселение. В чем? Возможно, в глиняных сосудах, но скорее в плетеных корзинах.
Меньшая часть зерна рушилась в ступах и затем растиралась на зернотерках, после чего из растертого зерна (муки? или это еще была не мука?) пекли хлеб. Но вполне возможно, что зерно до рушения обжаривалось: ранние формы культурных злаков отличаются твердой оболочкой, отделить которую не так-то легко. Недаром на раннеземледельческих поселениях археологи находят так много обгорелых зерен. Возможно, что хлеб в то время вообще еще не выпекали, а после растирания зерно употреблялось в виде каши.
Большую же его часть надо было хранить длительное время, до следующего урожая. Возможно, зерно держали в крупных сосудах (корчагах), но скорее в ямах, обмазанных глиной. Туркменский археолог О. Бердыев отмечал, что хранение зерна в таких ямах практикуется и поныне населением Южного Туркменистана, причем зерно в них не портится.
Как уже не раз говорилось, основными зерновыми культурами у джейтунцев были пшеница и ячмень. Так как в подгорной полосе эти злаки не произрастают, то джейтунцы, видимо, принесли их с собой, со своей прародины. Ведь район обитания их предков был в то же время и одним из центров происхождения культурных растений. Детально проблему таких центров разработал выдающийся советский биолог, путешественник и общественный деятель Н. И. Вавилов.
Талантливостью, разносторонностью дарований, широтой интересов Н. И. Вавилов чем-то напоминал П. П. Семенова-Тян-Шанского. Н. И. Вавилов был генетиком и селекционером, географом и путешественником, президентом ВАСХНИЛ и президентом Всесоюзного географического общества, создателем уникальной мировой коллекции культурных растений Всесоюзного института растениеводства (ВИР) и членом ВЦИК. Он был автором «Закона гомологических рядов в наследственной изменчивости» и многих работ по происхождению культурных растений. Блестящие научные работы, многочисленные (и весьма результативные) экспедиции, яркость таланта, высокая принципиальность — все это создало Н. И. Вавилову мировую известность. «Многогранность его научных исследований, — пишет советский селекционер, академик ВАСХНИЛ Н. А. Майсурян, — позволила Н. И. Вавилову поднять в науке такие мощные пласты, разработка которых была посильна только его научному гению»{42}.
Н. И. Вавилов прозорливо связал вопросы происхождения домашних животных и культурных растений с проблемой возникновения древних цивилизаций. Он писал: «Проблема происхождения домашних животных так же, как происхождения культурных растений, связана с историей народов: она есть часть истории материальной культуры… география первобытных цивилизаций мира совпадает в значительной мере с географией мирового распределения первоисточников культурных растений»{43}.
Н. И. Вавилов установил, что центры происхождения культурных растений находятся в горных районах; среди семи таких центров он выделил и Юго-западно-азиатский, куда включил Малую Азию, Кавказ, Иран, Афганистан, Среднюю Азию и Северо-Западную Индию. Здесь, полагал Н. И. Вавилов, возникли многие виды пшеницы, ржи, различные зернобобовые, дыня, лен, ряд плодовых культур и овощей, так что один этот центр дал около 14 % всех культурных растений, используемых человечеством.
В более поздней работе он разделил этот центр на два — Среднеазиатский и Переднеазиатский. В последний Н. И. Вавилов включил Малую Азию, Закавказье, Иран и горы Туркмении. В списке культурных растений этого очага (или центра) числится 84 растения. Заканчивая главу о Переднеазиатском очаге происхождения культурных растений, Н. И. Вавилов писал: «Этот очаг замечателен прежде всего исключительным богатством видов культурных пшениц… В Передней Азии сконцентрирован мировой потенциал европейского плодоводства… Новейшими данными показано, что все мировое виноградарство, весь основной ассортимент винограда заимствованы из Передней Азии… Из Передней Азии ведут свое начало важнейшие кормовые травы»{44}.
В рассказе о Копетдаге мы уже перечисляли растущие там плодовые деревья и кустарники, многие из которых были впоследствии введены человеком в культуру; к ним остается теперь добавить встречающиеся в этих же горах дикую пшеницу и дикий ячмень, лен и люцерну, клевер и различные огородные растения. И сейчас в Копетдаге можно видеть заросли дикого ячменя, местами образующего сплошной покров. А к востоку от этих мест, недалеко от афганской границы, дикого ячменя так много, что до Великой Октябрьской социалистической революции русские переселенцы пытались даже косить и обмолачивать его. Этому, однако, мешали ломкость колосьев и небольшие размеры зерен; зато дикий ячмень с успехом использовался как кормовое растение.
Так что предки джейтунцев жили, можно сказать, среди зарослей дикого ячменя и дикой пшеницы, зерна которых они собирали и использовали в пищу; когда же обитатели гор двинулись на поиски лучших мест, они захватили с собой и зерна этих злаков. Так пшеница и ячмень попали в Прикопетдагскую подгорную полосу.
Итак, Южный Туркменистан не случайно оказался одним из тех мест на земном шаре, где земледелие возникло в глубокой древности. Этому способствовали и благоприятные природные условия, и наличие племен охотников-собирателей, находящихся на достаточно высоком уровне развития и готовых поэтому сделать следующий шаг — перейти к земледелию и скотоводству.
Переход к земледелию — один из главных факторов, способствовавших росту производительности труда и накоплению богатств. Земледелие стало более надежным источником получения пищи, нежели охота, рыболовство и собирательство, почему переход к нему сразу же сказался на численности населения: оно стало возрастать быстрее, чем при присваивающем хозяйстве. Наконец, регулярное употребление в пищу продуктов земледелия имеет огромное значение для человеческого организма, который с этими продуктами получает большое количество столь необходимых ему углеводов.
Переход к земледелию важен еще и потому, что он дал мощный импульс развитию знаний и в конечном счете способствовал появлению современной науки. Занятие земледелием невозможно без знания того, как и когда сменяются времена года, без некоторых, пусть самых элементарных, познаний в почвоведении и агрономии, метеорологии и ботанике, без создания календаря и первых ростков астрономии. Не случайно поэтому, что именно земледелие стало основой всех высокоразвитых культур и возникших на их базе цивилизаций.
Но, оказывая такое могучее воздействие на все стороны жизни людей, земледелие — при том уровне развития культуры — неизбежно должно было восприниматься не только как некое реальное явление, но и как нечто сверхъестественное, дарованное богом, а потому и зависящее от него.
Недаром все земледельческие народы с поразительным единодушием считали земледелие даром богов. Древние вавилоняне верили в Таммуза — бога зерна и плодородия, подателя влаги и жизни; древние египтяне считали, что Осирис, бог умирающей и воскресающей природы, был и богом зерна. Как говорится в одном древнем тексте, Осирис принес людям «всемирный свой злак и пищу»