– Анюта, – воскликнула она, – что с тобою? Что такое случилось? Ты на себя не похожа.
Анна Николаевна, нервы которой были натянуты до невозможности, не выдержала и отчаянно разрыдалась.
– Будет, голубчик! – стала утешать ее Соня. – Как бы горе ни было велико – слезами все равно не поможешь. Пойдем-ка лучше ко мне в спальню, успокойся и расскажи мне все подробно.
Трубецкая, как послушный ребенок, пошла, поддерживаемая своей подругой, силясь удержать слезы, струившиеся по щекам, но совсем не облегчавшие ее. Софья Дмитриевна подождала, пока она успокоилась, и только затем решилась повторить свой вопрос.
– Ну, что такое случилось? Рассказывай! Кто тебя огорчил?
Она нарочно старалась взять шутливый тон, нарочно заставляла себя улыбаться, но в то же время видела, что Трубецкая расстроена слишком сильно, что несчастье, которое ее потрясло, должно быть велико.
– Баскаков пропал, – медленно ответила Анна Николаевна, с трудом сдерживая рыдания.
– То есть как пропал? Бросил тебя, уехал из Петербурга?
Этот наивный возглас заставил Трубецкую улыбнуться сквозь слезы.
– Ну! Вот еще! – проговорила она. – Как могут приходить тебе в голову такие глупости? Неужели ты думаешь, что, если бы это случилось, я могла бы поддаться такому отчаянию? Это – обида самолюбию, а самолюбие не так чувствительно, как сердце.
– Так куда же он делся?
– Вот в том-то и дело, что я решительно ничего не знаю. Он должен был сегодня прийти ко мне в два часа, как приходил постоянно, каждый день, и не пришел. Я посылала к нему домой, и дома его нет. Мало того, он даже не ночевал сегодня дома.
– И ты думаешь…
– Я думаю все, что может прийти в голову расстроенной женщине. Нет никакого сомнения, что с ним что-то произошло, что его что-то задержало, и понятно, что это не без участия Александра Ивановича.
Софья Дмитриевна испуганно расширила глаза:
– Тебе кажется, что тут замешан Головкин?
Трубецкая кивнула:
– Несомненно! Он не из таких, чтобы прощать обиду, которую я ему нанесла.
– Но ведь он же не знает о твоем романе?
– Ах, боже мой, разве это так трудно узнать?
– Да, положим, – с легкой улыбкой заметила Софья Дмитриевна, – ты действовала достаточно открыто.
– Да я и не считала нужным скрываться, – горячо перебила Трубецкая. – Впрочем, дело не в этом. Теперь нужно что-нибудь предпринять: разыскать Васю, избавить его от беды, если он попал в нее.
Софья Дмитриевна задумалась и после небольшого молчания спросила:
– Но что же можно сделать? Не поедешь же ты к Головкину требовать от него отчета в том, что он сделал с Баскаковым.
– Отчего же не поеду? Если это будет необходимо, так я не остановлюсь перед этим.
– По-моему, это и бесполезно, и рискованно. Прежде всего, еще не доказано, виноват ли в этом Головкин, а кроме того, он не сознается, даже если бы он был виноват. Нет, дружочек, нужно поискать какой-нибудь другой способ.
Трубецкая заломила руки и хрустнула пальцами.
– Но какой же, какой? – простонала она. – Ты же понимаешь, что я не могу спокойно дожидаться, отыскивая этот более удобный способ. Я с ума сойду от отчаяния.
– Какой ты еще ребенок, Анюта! Успокойся, подожди немного, а я постараюсь отыскать человека, который нам может быть полезен.
Она торопливо подошла к маленькому секретеру, стоявшему в простенке, откинула доску и, взяв листок бумаги, набросала несколько строк.
– Кому это ты пишешь? – спросила Анна Николаевна, заходя сзади ее стула.
– Одному из своих поклонников, – с усмешкой отозвалась Соня, запечатывая письмо облаткой. – Это – человек, который за меня пойдет в огонь и в воду, – добавила она, – и я рассчитываю, что он может быть очень полезен нам в данном случае. Кроме того, у него есть кой-какое знакомство в Тайной канцелярии, а мне кажется, что первые поиски нужно начать именно оттуда.
Трубецкая испуганно попятилась.
– В Тайной канцелярии? – прошептала она. – Ведь Тайная канцелярия бездействует, теперь ведь кончились эти кровавые дни…
– Бездействует, но не уничтожена, и кто может знать – может быть, Баскаков попал именно в один из ее казематов.
– Но в таком случае, – воскликнула Анна Николаевна, – я найду способ избавить его от тюрьмы. Я тотчас же поеду к правительнице.
– Зачем?
– Затем, чтоб рассказать ей об этом ужасном злодеянии, указать на то, что ее повеления не исполняются, потому что я наверное знаю, что принцесса отдала строгий приказ, чтобы все дела Тайной канцелярии были закончены как можно скорее.
Софья Дмитриевна покачала головой.
– Горячка ты, Анюта! – проговорила она. – Ты думаешь, что правительница так и схватится за это дело, так и постарается оказать тебе помощь?
– Конечно, – отозвалась Анна Николаевна, гордо поднимая голову, – к ней приедет просить помощи не какая-нибудь захудалая дворянка, а княгиня Трубецкая, в жилах которой течет кровь нисколько не хуже крови брауншвейгских принцев. И потом, разве так трудно исполнить мою просьбу, ей стоит только отдать приказ освободить Баскакова, и мне больше ничего не нужно. Нет, лучше не отговаривай меня, Соня. Будь что будет, а я поеду во дворец. Если даже это необходимо – как я ни горда, – я на коленях буду умолять принцессу помочь мне. Я слишком люблю Васю, чтобы задуматься хоть на минуту, раз есть возможность его спасти.
– Как хочешь, как хочешь! – раздумчиво повторила Софья Дмитриевна. – Поезжай! А что до меня, то я все-таки пошлю это письмецо. Я не хочу пророчествовать, но думаю, что из твоего визита в Зимний дворец ничего ровно не выйдет. – И она протянула руку к сонетке, чтобы позвать прислугу.
Анна Николаевна торопливо поднялась с места, наскоро поцеловала свою подругу и быстро направилась из комнаты, горя нетерпеливой надеждой тотчас же увидеться с принцессой и вымолить у нее спасение Баскакову.
IVПо горячим следам
Анна Леопольдовна, по обыкновению, полулежала на своей любимой кушетке и жмурилась от лучей солнца, целым снопом бивших в оконные стекла и заливавших ярким светом ее маленький кабинетик. На низеньком табурете около изголовья кушетки сидел граф Линар и с веселой улыбкой на холеном самодовольном лице что-то рассказывал принцессе. В дверь кто-то постучал. Анна Леопольдовна недовольно повернула голову и крикнула резким тоном, в котором зазвучала нотка озлобления:
– Войдите!
Вошла Юлиана.
– Ах, это ты, Лина! – встретила ее принцесса, на лице которой снова появилась улыбка. – Садись около меня и давай вместе слушать, что рассказывает граф.
– Я хочу потревожить ваше высочество, – промолвила Юлиана. – Приехала княгиня Трубецкая и просит, чтобы вы ее приняли.
Улыбка опять потухла в глазах Анны Леопольдовны, по лицу ее опять скользнула недовольная гримаска, и она спросила:
– Трубецкая? Что ей нужно? Неужели для своих визитов она не могла выбрать более удобное время? Если б ты знала, Лина, как мне не хочется с ней разговаривать!
Юлиана усмехнулась:
– Я это вижу, ваше высочество. Может быть, позволите мне переговорить с нею от вашего имени? Я скажу, что вы нездоровы.
– Да, да, пожалуйста! – торопливо отозвалась Анна. – Выйди к ней и спроси, что ей от меня нужно.
Девица фон Менгден отправилась в приемную, где, вся дрожа от нетерпения, дожидалась выхода правительницы княгиня Трубецкая. С Юлианой она была хорошо знакома и теперь, дружески пожав руку молодой девушки, быстро спросила:
– Что же, ее высочество скоро примет меня?
Юлиана развела руками:
– Принцесса больна и просила меня, княгиня, поговорить с вами… может быть, дело не настолько важно…
– Нет, нет! – торопливо перебила ее молодая женщина. – Мне необходимо видеть принцессу лично. Не обижайтесь на меня, дорогая, но дело слишком серьезно, и я не могу посвящать вас в мою тайну.
– Если так, – проговорила Юлиана, – я передам это ее высочеству и постараюсь, чтобы она вас приняла.
Когда девица фон Менгден сообщила принцессе о неудачном результате своей миссии, Анна Леопольдовна досадливо воскликнула:
– Ну, что еще за важные тайны? Знаю я их! Наши светские барыни каждую муху готовы превратить в слона.
– Она очень взволнована, – заметила Юлиана, – и я думаю, что она приехала по какому-нибудь важному делу.
Принцесса лениво поднялась с кушетки и вышла в приемную.
Анна Николаевна встретила ее глубоким реверансом и проговорила дрожащим голосом:
– Извините меня, ваше высочество, может быть, я явилась в неуказанное время, но на это есть очень важные причины.
– Что ж вам угодно, сударыня? – обдавая Трубецкую безучастным взглядом, спросила правительница, медленно опускаясь в кресло, стоявшее у окна.
– Ваше высочество, – заговорила Анна Николаевна тем же дрожащим голосом, – я пришла умолять вас о милости. Вы меня поймете, вы сами молоды, и ваше сердце не может быть глухо к мольбе любящей женщины. – У нее перехватило дыхание, и она приостановилась, точно дожидась поощрения со стороны принцессы на дальнейший рассказ.
Анна Леопольдовна прищурилась и тем же холодным, безучастным взглядом скользнула по лицу своей собеседницы. Было заметно, что слова Трубецкой совсем не тронули ее сердца, и она снова, по-прежнему холодно, но уже более резко, повторила:
– К делу, сударыня, к делу! Я вас слушаю.
Анна Николаевна была слишком взволнована, чтобы заметить эту перемену тона. Мысли целым вихрем проносились в ее разгоряченной голове, и все они группировались только около одной думы, думы о том, что Баскаков теперь томится в каземате Тайной канцелярии, откуда его необходимо вырвать во что бы то ни стало. И, задыхаясь, нервно вздрагивая, молодая женщина заговорила снова, с мольбой устремляя свои глаза на сумрачное лицо принцессы:
– Ваше высочество, моя просьба не велика, ее легко исполнить, но она имеет для меня громадное значение. Я люблю одного человека, этот человек для меня дороже жизни, я готова пожертвовать всем для его счастья, и он пропал, пропал бесследно… Верните мне его, верните!