— Замерзнешь и простынешь, — услышала она за спиной тихий голос Евгения. Алина не удивилась, а даже обрадовалась, словно ожидала, что он придет и спасет ее от одиночества и удручающих воспоминаний. Евгений легонько коснулся ее плеч, но тут же отдернул ладони, будто обжегшись.
— Прости.
Алина оглянулась и встретилась с мужчиной взглядом.
— Я опять облажался, — удрученно пробормотал он. — Слишком поторопился. Я не хочу на тебя давить. Просто ты… мне слишком нравишься.
— Тш-ш, — перебила его Алина, прикладывая палец к своим губам.
— Да, я опять не то говорю. Какая неловкость! Только все порчу сегодня. Будет ли у меня еще возможность реабилитироваться?
— Будет, — улыбнулась Алина, потому что он так смешно всплеснул руками, выражая отчаяние. — Только давай сейчас вернемся домой. Слишком поздно.
— Да, конечно, — ухватился за предложение, спасающее его от окончательного падения, Евгений.
Они вернулись в зал. Мужчина расплатился, а затем проводил Алину к машине.
В какой-то момент, когда они прощались возле ее дома, Евгений вдруг шагнул к ней и взял ее лицо в ладони. Сердце Алины учащенно забилось в ожидании поцелуя, но в то же время она чуть отступила назад.
— Спокойной ночи, — прошептал мужчина. И неохотно выпустил ее заалевшее лицо из ладоней.
Он ушел. И только возле машины оглянулся и коротко махнул Алине рукой. Она слабо улыбнулась, не зная, разглядит ли он в потемках ее улыбку. Взревел двигатель, и Алина, провожая взглядом маленький «Фольксваген», тихо вздохнула — то ли с облегчением, то ли с сожалением.
6
Решение поехать в Гористый было спонтанным и потому рискованным. Двигал Германом вовсе не страх, а понимание того, что процесс запущен и назад хода нет. Чувства, похожие на те, что испытывал сейчас, он переживал в юности на американских горках — в тот момент, когда техник запускал аттракцион и поезд медленно начинал движение. Это уже потом захватывало дух, и мысли в противовес несущемуся поезду замедляли течение, а в «мертвой петле» и вовсе останавливались. Но в те первые секунды, когда гусеница из кабинок неторопливо вползала на первый подъем, чтобы потом ухнуть с высоты и на бешеной скорости пронестись по всем спускам и подъемам, сердце отбивало ритм не хуже каблуков танцовщицы фламенко, кровь пульсировала в висках, а в животе ворочался и бурчал разбуженный адреналином неведомый зверь.
Герман ждал этого момента — когда неведомый «техник» запустит аттракцион, когда ему дадут понять, что игра началась. Но когда это случилось, неожиданно оказалось, что к адреналиновому возбуждению примешиваются сомнения. Может, он просто повзрослел, сменил безбашенность на ответственность, как джинсы с майками — на деловые костюмы. А может, просто понимал, что в отличие от аттракциона здесь еще можно сделать ход назад. Просто рассказать девчонке все, что он знает, и настоять на том, чтобы она уехала.
Только вряд ли это что-то изменит в игре, на место рыжей найдут кого-то другого.
Герман не собирался сегодня встречаться с девицей, лишь желал разведать обстановку. Машину он думал спрятать в укромном месте и пройтись пешком, выбирая темные улицы и стараясь не выдать себя. Сложность заключалась в том, что его походка слишком уж приметна. Трость придется оставить, хоть без нее он чувствовал себя безоружным, и стараться идти ровно, бесшумно и по возможности легко.
Но когда Герман доехал до места, где от шоссе ответвлялась ведущая в поселок дорога, он заметил спускающуюся с горы машину — старую, неказистую, в которой на пассажирском сиденье рядом с водителем сидела Алина. Герман успел проехать дальше по шоссе, чтобы не вызвать у находящихся в машине подозрений, но затем торопливо развернулся и отправился вслед за стареньким «Фольксвагеном». То, что некто отважился на такой нехарактерный для жителей поступок и повез девушку в город, лишь подтверждало, что ситуация начинает стремительно развиваться. И ему снова подумалось о том, что знак у его двери оставила Вика — как предупреждение, чтобы он не дремал. Значит ли это, что она на его стороне? И что в ней осталось что-то от прежней Вики?
Герман оставил джип на той же стоянке, где и хозяин «Фольксвагена», и на безопасном расстоянии отправился за парой. То, что происходило, его не удивляло. Предсказуемый ход. Но пусть уж все их ходы окажутся такими предсказуемыми.
Пара подошла к известному в городе ресторану, но внутри не задержалась. Герман наблюдал за разговором издали, не слыша слов, но догадываясь, о чем могла идти речь. Молодой мужчина сконфуженно поводил плечами, перетаптывался с ноги на ногу и что-то, потупив взор, объяснял девушке. Она же, напротив, горячо его в чем-то убеждала. Не составило особого труда понять, что парень признался Алине в своей финансовой несостоятельности, а она благородно пыталась убедить его в незначительности для нее такого конфуза. Герман невольно усмехнулся, но не злорадствуя неловкой ситуации, в которую попал ухажер девушки, а разгадав истинную причину его поступка. Он бывал в этом ресторане, помнил его интерьер и еще раньше догадался, что жители поселка не покидают своего уединенного места именно во избежание таких ситуаций, в какую едва не попал этот парень. Зеркала — вот чего они все избегали. Почему — Герман и сам хотел бы это знать.
Как и следовало ожидать, пара выбрала неприметный бар, который понравился не столько Алине, сколько ее поклоннику, но вовсе не из-за демократичных цен. Герман вернулся в машину. Ждать, удивительно, пришлось недолго. Когда маленький «Фольксваген» выехал со стоянки, Герман незаметно отправился следом. Он убедился, что Алину повезли в Гористый, припарковал джип в укромном месте и дальше отправился пешком.
Поселок, казалось, был погружен в мирный сон. Но это впечатление, как и все тут, обманчиво. Герман повел плечами, словно от прохлады, но на самом деле избавляясь от наваждения, которое уже дурманило голову и усыпляло бдительность. Наверное, если бы этот поселок описывался в научно-фантастическом романе, все бы потом объяснилось отравленным какой-нибудь «химией» воздухом. А может, и нет. Он не читал научную фантастику, любил исторические и приключенческие книги. И толстые учебники по экономике и бухгалтерскому учету, как когда-то смеялась Вика.
Чем выше он поднимался по неосвещенной улице, тем больше тишина, не нарушаемая ни собачьим воем, ни шелестом листвы, выглядела настораживающей. Казалось, жители не уснули, а притаились в засаде, наблюдая в щели неплотно прикрытых ставень за одиноким чужаком. В связи с чем у них появилась эта странная любовь к ставням и закрытым наглухо окнам? Кого боятся жители Гористого, особенно в полнолуние? Ведь когда-то тут все было по-другому. Герману еще помнились распахнутые настежь окна, густой воздух, насыщенный свежестью и фруктово-цветочным ароматом, сочившийся медом в спальни, узоры из лунного света на половицах и искреннее радушие соседей, всегда готовых прийти на помощь или угостить чем-нибудь вкусным из своего сада. Этот знакомый и одновременно уже чужой путь, которым он когда-то ходил не таясь, будил воспоминания, паутину которых оказалось стряхнуть куда сложнее, чем сонное наваждение.
— …Гера, гля! — восторженно воскликнул институтский друг Степан, первым заметивший на доске в институтском холле новый листок. Объявление, в котором студентов, начиная с третьего курса, приглашали во время летних каникул на раскопки, в их вузе сухих экономических и финансовых наук казалось неожиданным и экзотичным, как влетевшая в окно яркоперая африканская птица. От обычного листка с напечатанным на компьютере текстом вдруг дохнуло зноем и терпким запахом мускуса. Даже ветер, который вместе со стайкой первокурсниц ворвался в холл через распахнувшуюся дверь, принес не дождливую прохладу, а пыльный жар пустынных суховеев. Родители обещали Герману, что, если он сдаст сессию с хорошими отметками, его отправят на каникулы в Европу. Но в тот момент, когда он увидел тот листок с малоинформативным (по всем вопросам предлагалось обращаться в деканат), но таким многообещающим текстом, Европа с ее средневековыми замками, мрачностью узких улиц и каменными мостами вдруг утратила свою привлекательность.
— Пойдем, — решительно сказал Степан.
— Куда? — опешил Герман, еще не зная, что в тот момент решалась его судьба.
— Как куда? В деканат! Пока очередь не набежала. Думаешь, мы одни желающие будем?
Их записали без проблем: заместительница декана, которая курировала их поток, выдвинула условие, что на раскопки возьмут лишь тех, кто сдаст сессию без задолженностей. Герман шел твердым хорошистом, Степан клятвенно заверил, что подтянет все «хвосты». Отец желание сына поменять цивилизованный отдых в Европе на археологические раскопки в российской глубинке воспринял с энтузиазмом. В отличие от матери, которая всполошилась и нарисовала себе всякие ужасы, которые могли бы поджидать ее единственного сына в полевых условиях — от смерти от дизентерии до гибели от укуса какой-нибудь ползучей твари.
— Брось, Яна. Ничего с ним не случится. Напротив, наш домашний мальчик наконец-то повзрослеет, — снисходительно усмехнулся отец, чем не успокоил мать, а встревожил еще больше. Однако она вынуждена была в итоге сдаться.
Герман еле дождался августа, а за месяцы сессии, помимо билетов к экзаменам, изучал материалы, связанные и с тем краем, куда ему предстояло ехать, и с раскопками. Он даже увлекся древней историей и зачастую перед сном рисовал в воображении момент триумфа, когда раскопает под слоями земли и песка нечто ошеломляющее, что еще никому до него не удавалось обнаружить. Но на деле все оказалось куда прозаичнее. Работа, на которую набрали студентов-добровольцев из разных вузов, напоминала Герману копание в большой песочнице: монотонные манипуляции совочками и ножичками и бесконечные ведра земли, которую ссыпали в кучи, воздвигая гигантские куличи. Вставали в семь, быстро завтракали и в восемь уже приступали к раскопкам. Работали с перерывами каждый час на десять минут до полудня, затем был получасовой обед и снова, уже до вечера, работа. О том, чтобы откопать нечто грандиозное, как Герман мечтал, пришлось забыть уже на второй день раскопок. Чаще всего попадались бусины и бисерины, немного реже — черепки и обломки костей. Но Герман, несмотря на разочарование первого дня, увлекся. Этому способствовали и особая атмосфера полевой романтики, и компания (работали споро, слаженно, с шутками и интересными дискуссиями), и внезапно обрушившееся на него осознание близости к древней культуре. Но главной причиной всему была, конечно, Вика.