Ресторанчик на центральной площади был не лучше и не хуже, чем множество ресторанов и кафе, которые Гиббу приходилось видеть во время своих странствий, но то, что в субботний полдень он был полон народу, говорило в его пользу. Гибб занял место неподалеку от кассы и, просматривая местную газету, рассеянно жевал цыпленка под густым соусом с картофельным пюре.
Он почти закончил, когда наконец вошла Линдсей. Села за его столик. Посмотрела на тарелку Гибба и сказала:
— Если ты будешь так питаться, тебе в самом скором времени грозит сердечный приступ.
Гибб указал рукой на вывеску в окне:
— Там написано, что здесь подают домашнюю пищу.
— Может быть, конечно, — если только это дом для самоубийц. — Подождав, пока пройдет официантка с подносом, Линдсей заметила:
— Вот, например, полюбуйся. Три сэндвича с индейкой, с горчицей и кетчупом — это чересчур. — Она повернулась к Гиббу:
— Не стоит тебе ради меня позволять остыть своему обеду.
Он снова взял вилку.
— А ты не хочешь выпить кофе, наблюдая, как я засоряю холестерином свои артерии? Или ты и кофе считаешь слишком вредным для здоровья?
— Как раз кофе я пью с удовольствием. Но я сказала моей помощнице, что вернусь через десять минут. — Она теребила бусы на шее — деревянные раскрашенные бусы, нанизанные на леску. Ничего похожего на дорогие украшения, которые Гибб ожидал на ней увидеть — и которые она всегда так любила, — но, впрочем, может быть, в магазине она предпочитает скрывать свое пристрастие к роскоши.
Подозвав официантку, он попросил принести кофе для Линдсей.
Медленно потягивая кофе, она сказала:
— Ты уже просмотрел протоколы «Траста Арментраута»?
— Большую часть.
— В таком случае принимаю твои извинения за то, что ты обвинил меня в не правильном управлении.
— Очень великодушно с твоей стороны, Линдсей, особенно если учесть, что извинений я еще не приносил.
Гневные вспышки золотом засверкали в ее глазах.
— Ты что же, хочешь сказать, что по-прежнему думаешь, будто я перекладывала деньги траста себе в карман?
— Нет. Но не могу сказать, что средствами траста распоряжались очень правильно.
— Что ж, в следующий раз, когда в траст поступят деньги, ты можешь попросить отца позволить тебе заняться их распределением. А до тех пор дела «Траста Арментраута» тебя не касаются, понятно?
— Согласен. — Прожевав последний кусок жаркого, Гибб облизнулся. — Очень вкусно. Линдсей даже передернуло.
— Если ты считаешь это хорошей домашней пищей…
— Ты не можешь не признать, что мне, в сущности, сравнивать не с чем.
— Ну, если все это время ты жил в отелях… или ты имеешь в виду мою кухню? — Поначалу она хотела было разозлиться, но потом заставила себя изобразить принужденную улыбку. — Впрочем, я была никудышной поварихой. Помнишь тот вечер, когда я хотела разогреть курицу в микроволновке и умудрилась сжечь даже кости?
Гибб неотрывно смотрел на ее губы, изумленный неожиданной мягкостью улыбки.
— Но что я никогда не забуду, — отважился сказать он, — так это яблочный пирог.
Подошла официантка, держа в руках сверток из оберточной бумаги. Линдсей заплатила за сэндвичи.
— Спасибо за кофе, — сказала она Гиббу. Допив кофе, Гибб направился через площадь к своей квартире, наслаждаясь по пути солнечным теплом. Внезапный холодный порыв ветра напомнил ему, что сейчас только март.
Погода эта так похожа на Линдсей, подумал он, то теплая и ласковая, то, через минуту, холодная и злая.
Когда он женился на ней, она во многом была еще ребенком — пылким и очаровательным, но безумно упрямым. Ее мать умерла очень рано, и Линдсей для Бена Арментраута была светом в окошке. Поначалу и Гибб тоже прощал ей все ее прихоти. Но прошло несколько недель, потом — несколько месяцев, а ее своеволие и его упорство не только не уменьшились, но даже возросли; он попытался воздействовать на нее доводами разума и наконец в той, последней, ссоре решился на приказ.
Конечно, это возымело прямо противоположное действие. Этого и следовало ожидать.
В тот день Линдсей вернулась домой, прямо-таки танцуя от радости, что подыскала наконец идеальную мебель для их квартиры и купила ее, не подумав даже посоветоваться с Гиббом, потому что, как она заявила без обиняков, Бен Арментраут заплатит за все, что ни захочет его дочь.
Гибб уже сто раз пытался объяснить ей, что они должны жить только на его заработки и не зависеть от ее отца. На этот раз объяснять он не стал. Не стал даже подробнее выяснять, что именно она приобрела. Просто приказал Линдсей немедленно вернуть покупку в магазин.
На этом ссора, конечно, не закончилась, так что не совсем правильно было бы говорить, что их брак разрушился из-за какого-то мебельного гарнитура. Если бы не диван, или кофейный столик, или китайские безделушки, без которых она не могла жить, нашлось бы что-нибудь другое; все равно их брак был обречен на неизбежный и скорый конец.
Гибб шел погруженный в свои мысли и поэтому ничего вокруг не замечал, когда вдруг ему в живот стремительно врезалось что-то твердое, вроде пушечного ядра. Он охнул, согнулся и схватил за шиворот хулигана — и внезапно увидел перед собой широко расставленные карие, наполненные ужасом глаза сына Линдсей.
Мальчик как завороженный смотрел на него — а может быть, он просто перепугался до потери сознания. Гибб сжимал его плечи, казавшиеся такими тонкими и хрупкими в его руках.
Не надо было долго раздумывать, чтобы понять, что произошло: очевидная причина столкновения практически валялась у него под ногами. Недорогой бумажный змей с перепачканным в грязи хвостом лежал невдалеке на тротуаре, а Бип, выронив катушку, потирал рукой лоб.
— Простите, сэр, — выдохнул он. — Я просто пытался запустить змея и не заметил вас. Гибб все еще не мог отдышаться.
— Ты-то сам в порядке? Бип кивнул.
— Думаю, да. А вы… вы собираетесь рассказать все моей маме?
Гибб присел перед ним на корточки, не выпуская его плеч.
— Чтобы нам обоим досталось? Кажется, Бипа это озадачило.
— А вам разве что-то будет?
— Ну, я ведь тоже не смотрел, куда иду, и я мог тебя сбить с ног.
— Это другое дело. Вас она не отправит сидеть в комнате в наказание, — серьезно подытожил Бип.
Но Гибб почти не слушал его. Он смотрел на маленькое детское личико. Бип был очень похож на Линдсей. Он унаследовал ее большие карие глаза и нежную кожу. Хотя веснушек у Линдсей не было; Гибб невольно задумался, достались ли они мальчику от отца, или у его матери веснушки были в детстве, а потом пропали. Старая сплетница в кафе болтала что-то о том, что отец Бенджамена был рыжеволосым, так что веснушки вполне могли быть его подарочком. Да и в волосах Бипа в солнечном свете был легкий намек на рыжину. Гибб попытался припомнить всех своих местных знакомых с рыжими волосами. Да, были такие.
Выпустив плечи Бипа, Гибб выпрямился, чувствуя отчаянную неловкость. Он никогда понятия не имел, как нужно обращаться с детьми, и это, конечно, было заметно. Он даже не знал, как теперь выйти из этой ситуации. Обернувшись в замешательстве, он увидел валявшегося змея и подошел, чтобы поднять его. Одна сторона рамы сломалась, и бумага прорвалась в нескольких местах.
— Боюсь, твой змей пропал, — сказал он. Он ожидал слез, но Бип только ответил со спокойствием философа:
— Думаю, ничего страшного. Все равно это был не очень хороший змей. Даже мама не смогла его склеить так, чтобы он летал как надо. Но моих денег хватило только на такого.
Представив Линдсей, возящуюся с дешевым бумажным змеем, Гибб не мог не удивиться — настолько это было непохоже на ту избалованную женщину, которую он помнил.
— Твоя мать помогала тебе его клеить? Наверное, это прозвучало недоверчиво, и Бип слегка вздернул подбородок.
— Моя мама практически все умеет делать, — твердо ответил он.
— Не сомневаюсь, что ты в этом уверен.
Бип выпрямился и с вызовом посмотрел на него:
— Почему я вам не нравлюсь? Гибба вопрос обескуражил.
— Но ты мне не нравишься, — осторожно ответил он. — Я тебя и знать-то как следует не знаю.
— Так и моя мама говорит. Но мне все равно кажется, что я вам не нравлюсь.
В этот момент в «Попурри» открылась дверь, и голос Линдсей позвал:
— Бип! Пора обедать!
Услышав оклик матери, малыш повернулся и побежал к магазину, даже не оглянувшись.
Гибб не мог понять, заметила ли она его вообще на площади; по крайней мере рукой она ему не помахала и, как только Бип перешел дорогу, дверь закрылась.
Тут он заметил, что все еще держит в руках сломанного змея, и крикнул:
— Бенджамен, ты забыл своего…
Но Бип уже исчез.
Почему я вам не нравлюсь? — спросил он его.
Гибб мог бы дать не меньше дюжины ответов, но ни один из них не был бы достаточно вразумительным и привел бы только к новым вопросам. Но теперь не время для самокопания. Еще давным-давно он заглянул себе в душу и принял то, что там увидел, как есть.
Сложив сломанного бумажного змея, Гибб бросил его в ближайший мусорный контейнер. Но как только игрушка исчезла из виду, он ощутил укол совести. Вдруг Бип передумает и решит вернуться за змеем?
Конечно, даже если бы змей и не упал, он все равно не полетел бы — Гибб это понял с первого взгляда. Но принадлежал он ребенку. Он купил его на собственные деньги. А для внука Бена Арментраута, который, без сомнения, мог иметь все, что пожелает, это было уже чем-то значительным.
За углом находился магазин игрушек. Гибб зашел туда, а потом, с пакетом в руках, направился к «Попурри».
Молодая незнакомая девушка встретила его улыбкой.
— Добрый день, сэр. Могу я помочь вам что-нибудь выбрать?
— Мне нужен Бенджамен, — сказал Гибб и тут же увидел мальчика, сидевшего за столиком позади кассы с сэндвичем, стаканом молока и сборником комиксов в руках.
Когда вошел Гибб, он обернулся и с беспокойством посмотрел на него.
— Не переживай, я не передумал и твоей маме говорить ничего не буду, — негромко сказал Гибб, открывая разноцветный пакет и доставая сверток. — Вот этот змей, я думаю, побольше и покрепче. — Он отдал сверток Бипу. — Здесь еще есть все, что нужно, чтобы его собрать. Думаю, на этот раз он получится такой, как надо.