Зиганшин поймал грустный взгляд Анжелики. Что ж, лишнее доказательство. Готовясь к самоубийству, многие женщины наводят на себя лоск. Наверное, Оксана Максимовна, позволяя себе это последнее кокетство, не думала, что тело ее будет изуродовано взрывом. Бедная, бедная женщина…
– Какой урод мог совершить такое! – пробасила Ирочка, залпом выпила стакан воды и умчалась в кухню за новой минералкой.
Зиганшин вдруг вспомнил рассказ учительницы музыки. Мать Рогачева подсовывала ему варианты контрольных работ, приговаривая, что они слишком сильно обездолены судьбой, чтобы позволить себе роскошь моральных принципов. Жизнь все у них отобрала, так что теперь Костя должен брать от жизни все. Что ж, это распространенная философия, и правоохранительным органам приходится иметь дело как раз с ее носителями. Те, кто поглупее да посмелее, берут все подряд, а умные и трусливые – только то, за что им ничего не будет. Но это уж берут до донышка…
Да что кивать на других, если он сам много лет был таким. Ну или почти таким. Когда Лена предала его ради богатого жениха, он тоже решил, что жизнь выдала индульгенцию. Раз настоящего счастья ему никогда больше не видать, то справедливо не отказывать себе в разных мелких радостях.
Но только чужое счастье он не забирал. Старался не забирать.
С неожиданной, почти пугающей ясностью вспомнилась встреча с бывшей одноклассницей, как бы случайная, а на самом деле, наверное, нет. Про эту толстую некрасивую девочку он знал, что она влюблена в него, но, поглощенный Леной, о ней не думал, а после школы ни разу не вспоминал, пока не столкнулся с ней возле булочной. Он тогда учился на втором курсе школы милиции, одноклассница приобретала благородную профессию врача, но внешне совершенно не изменилась. Слово за слово, и он оказался у девушки дома, а там выяснилось, что родители – на даче, в холодильнике ждет бутылка вина и полный комплект домашней еды, даже пирог имеется. Похоже, одноклассница хорошо подготовилась к случайной встрече. Зиганшин тогда уже не любил алкоголя, точнее, того состояния, которое он вызывает, и предпочитал обходиться без него, но тут как-то растерялся и под напором одноклассницы пропустил рюмку, а дальше пошли какие-то высокодуховные разговоры о любви, которой хватит на двоих, и прочем таком. Одноклассница выразила полную готовность уврачевать его душевные раны своею любовью и лаской, и настала минута, когда Зиганшин подумал: «А почему нет?» Почему бы не принять эту жертву, раз она сама только об этом и мечтает? Почему Лена может делать ему больно, а он этой восторженной дуре – нет? Если высшая цель ее жизни – сделать его счастливым, зачем ей мешать? Пусть старается, раз хочется.
И никогда в своей жизни, ни до, ни после того вечера, он не вожделел женщину так сильно, как тогда хотел трахнуть одноклассницу. Это был какой-то совершенно животный, свирепый порыв, что у него даже скулы сводило.
И все же в последнюю секунду ему удалось остановиться. Пряча глаза, он пробормотал, что пока хочет быть один, не готов к серьезным отношениям, а одноклассницу считает слишком хорошим другом, чтобы портить все сексом.
И убежал, хотя возбужден был так, что искры из глаз сыпались.
На улице он немного отдышался и интуитивно понял, что избежал какой-то страшной опасности, хотя и не сообразил тогда, какой именно, но на всякий случай дал себе зарок больше никогда не пить и держался этого правила до сих пор.
Теперь понятно, от чего он тогда уберегся. Поддался бы соблазну, превратился бы в такого же, как Рогачев, вампира, питающегося чужой радостью.
А толстая одноклассница стала еще в три раза толще, по классике жанра вышла за дрища, и Бог многократно благословил их союз качественными детишками.
Он видел ее несколько лет назад на встрече одноклассников, куда сдуру поехал в сентиментальной надежде повидаться с Леной, которая, естественно, не пришла.
Одноклассница не без злорадства заметила, что он до сих пор один, Зиганшин признался, что в тот вечер так хотел ее, что еле ноги унес, и последний ледок между ними был сломлен.
Ирочка протянула ему стакан воды, заставив вынырнуть из воспоминаний.
Хорошая женщина… А ведь могла распорядиться информацией совсем иначе. Например, шантажировать Оксану или просто рассказать все Давиду Ильичу из соображений якобы справедливости.
Все в этом деле – хорошие люди, тем легче было Рогачеву их мучить.
Он мог хотя бы отдалиться от старого друга, но нет, ему нравилось наблюдать, как Оксана корчится от бессильной ненависти. Нравилось, наверное, еще изображать перед собственной женой, что «первая любовь не ржавеет», демонстративно вздыхать по Оксане, чтобы Маргарита полнее чувствовала собственное ничтожество.
А когда гости уходили, Давид, наверное, радовался, как ему повезло с другом.
И это Оксана тоже должна была терпеть. Только всему есть предел.
Выйдя от Ирочки, Ямпольская и Зиганшин как по команде глубоко вдохнули колкого морозного воздуха. Сели в машину, но Зиганшин не спешил трогаться.
– Дай-ка сюда. – Он протянул руку.
Анжелика достала из сумочки телефон Оксаны Максимовны. Зиганшин удалил будильник на девятнадцать сорок пять и вернул Ямпольской.
– Ну что, за неустановлением лица? – усмехнулась она.
– За ним, родимым.
– А как же истина?
– Это такая истина, что уже хуже вранья.
– Согласна.
– Эх, не бывать мне начальником отдела…
– И никто не узнает, какие у меня мощные ум и интуиция…
– Что поделать.
– Да уж, нечего поделать. Поехали к Давиду Ильичу. Только он не дома, а в больнице с женой.
Не успел Зиганшин проснуться в субботу и помечтать о ленивом выходном, как Фрида огорошила его новостью, что они едут в центр планирования семьи.
– В смысле? – спросил Зиганшин, отзевавшись. – По мне, так мы уже напланировались дальше некуда.
Оказалось, нет. Мама Фриды и мама Зиганшина дали денег на суррогатную мать, и когда Фрида чуть не замерзла в автобусе, это она, оказывается, ездила к врачу и выяснила всю процедуру.
– Нет, нет и нет! Никуда не поеду. И так пятеро.
– Слава, во-первых, думай о том, что общее количество детей возрастет всего на двадцать процентов, а главное, ты имеешь право на своего собственного ребенка.
– Интересно, а эти чьи?
– Ты имеешь право, – упрямо повторила Фрида.
– А ты?
– У меня из-за сильных спаек не получится взять яйцеклетку.
– Ну и все. Хватит нам ребятишек. Батоны только-только спать по ночам начали, и снова-здорово. Верни мамам деньги, и закрываем проект.
Фрида продолжала сидеть на краю постели, внимательно глядя на него.
– Нет, – повторил Зиганшин уже без прежней уверенности, – ну нет.
– Собирайся.
– А если она нас обманет? Такое сплошь и рядом. Деньги возьмет, а ребенка оставит себе, и ничего ты не сделаешь.
– Ничего. Мы это обсуждали, и мамы готовы к такому повороту.
Зиганшин поморщился:
– Фридочка, правда, не нужно этого.
Она встала:
– Славочка, неужели ты до сих пор думаешь, что твое мнение тут что-то еще значит?
Он засмеялся.
– Что ты, зайчик.
– Ну и собирайся тогда.
Зиганшин взял Фриду за руку и притянул к себе:
– А ты не боишься, что если появится мой кровный ребенок, я стану хуже относиться к нашим детям?
Жена улыбнулась:
– Нет, Слава, этого я не боюсь. Поехали.
Маргарита припарковалась возле роддома и стала ждать, когда Вадим выйдет после дежурства. Он хоть и был профессором, но любил работать по ночам, кроме того, его часто вызывали на сложные случаи, так что у них оставалось совсем немного времени друг для друга.
Что ж, она тоже устроилась на работу. Редактор звал ее к себе в издательство, но Маргарите захотелось настоящей жизни, и она поступила учительницей в школу, настолько не престижную, что там закрыли глаза на ее гигантский перерыв стажа и отсутствие педагогического опыта.
Отцовский архив она показала ученику академика Дымшица, который сейчас стал совсем стареньким профессором и возглавлял кафедру в педагогическом университете.
Видимо, он не был знаком с творчеством Константина Рогачева, потому что не заподозрил ничего плохого, а просто стал готовить папины рукописи к публикации. Хотел активно привлечь к этому делу Маргариту, но ей было некогда. Она стала работающим человеком, а кроме того, у нее еще Давид, которому надо помогать ухаживать за Оксаной. Физически она совсем выздоровела, но голова сильно пострадала. Она теперь стала как пятилетний ребенок, и врачи говорят, что это уже вряд ли изменится к лучшему.
Но Давид все равно счастлив, что она жива, и радуется, когда Оксана улыбается ему.
Правда, Вадим обещал устроить консультацию у какого-то невероятно умного профессора, вдруг поможет?
Маргарита взглянула на дверь. Вадима еще не было, что ж, она подождет. И час, и два, и сколько нужно, потому что у него может быть «сложный случай». Нет унижения ждать, когда мужчина занят делом.
А если вдруг она его и не дождется, тоже ничего страшного. Она научилась быть сама с собой, а не просто чьей-то тенью. В сорок семь лет, конечно, это поздновато, но лучше поздно, чем никогда.
Маргарита улыбнулась и подумала, что скоро начнется выписка и надо будет отъехать, чтобы освободить место счастливым родителям. Отогнать машину за угол, а самой сесть в кафе и ждать Вадима.
За перекрестком как раз освободилось местечко, Маргарита стремительно ринулась туда, успев в последнюю секунду перед громадным внедорожником, который тоже нацелился на это место.
Маргарита эффектно, немного рисуясь, поставила свой «мерседес» и моргнула джипу аварийкой. Через секунду в сумочке ожил мобильный. Она обрадовалась, что это Вадим, но оказался незнакомый номер.
– Ай-ай-ай, Маргарита Павловна, – засмеялись в трубке, – нарушаем, значит?
Обернувшись, она увидела, что джип, оставшись посреди дороги, тоже включил аварийку, и из него выходит тот самый красивый полицейский.