зо всех сил зажмурилась. Мотоцикл бешено лавировал, мотор ревел. Потом он резко затормозил, я открыла глаза и увидела, что мы подъехали к Мартиному дому. Улица была пустынной. Габриэль поставил свой мотоцикл на привычное место. В лифте он снова обнял меня и не отпускал, пока мы не доехали до шестого этажа. Его тело было как натянутая струна. Потом он взял меня за руку и переплел свои пальцы с моими. Дверь квартиры открыл Жак, белый как мел.
– Она в гостиной…
Габриэль увлек меня в коридор. Жак окликнул его. Мы обернулись одновременно.
– Примите мои соболезнования.
Габриэль покачнулся. Но мы все же продолжили идти в мертвой тишине. На пороге большого салона я окинула взглядом открывшуюся картину. Сквозь шторы, задернутые наполовину, пробивались лучи утреннего света, в них порхали пылинки. Марта сидела на диване, на своем обычном месте. На ней было самое первое из сшитых мной платьев. Я его сразу узнала. На маленьком приставном столике стояла пепельница, сверху лежал ее мундштук, рядом стакан ждал, когда его наполнят джином, и бросалась в глаза коробочка для лекарств. Пустая.
– Все кончено, – прошептал Габриэль.
Он отпустил мою руку, прошел по комнате, стал напротив Марты. Присел на корточки и долго всматривался в нее. Потом погладил ее волосы и уткнулся лицом в ее колени. С трудом сдержал рыдания. Мое сердце разрывалось на части. Я не в силах исцелить эту рану. Я вся сжалась в комок, вцепилась зубами в кулак, стараясь не заплакать. Я должна обуздать свое горе любой ценой.
Тишину разорвал приближающийся вой сирен. Я стряхнула оцепенение и отправилась за Жаком. Он подтвердил, что вызвал скорую помощь и полицию. Еще через несколько минут раздался звонок в дверь. Габриэль не двинулся с места. Я встала на пути врача скорой, не пуская его.
– Позвольте мне пройти, мадам.
– Пожалуйста, дайте нам немного времени. Не торопите его.
– Это ее сын?
– Практически да.
Я вошла в салон, опустилась на корточки за спиной Габриэля, обняла его за плечи. Марта выглядела роскошно, с идеальным макияжем и прической. У нее было спокойное лицо. Мои руки ощущали, как рыдания сотрясают тело Габриэля. Я заговорила тихо-тихо, совсем шепотом:
– Надо впустить врачей. Пойдем со мной.
Он поднялся, снова поцеловал Марту и отошел в сторону.
– Я еще побуду с ней, – сказал он, не отрывая от нее глаз. – Скажи, пусть они заходят.
Я пригласила их войти и ушла.
Полицейские тоже приехали и стали задавать Жаку вопросы. Потом пришла моя очередь, и я механически отвечала им. Мне показалось, что все это длилось несколько часов. Закончив со мной, они отправились в гостиную. Я последовала за ними, беспокоясь за Габриэля, и на пороге испытала шок. Марта уже лежала на носилках, и санитары задергивали молнию черного пластикового мешка. Полицейские направились прямо к Габриэлю. Я не слышала, о чем они говорят. Полицейские разрешили ему подойти ко мне. Он взял меня за руку и повел по коридору к выходу.
– Жак, – позвал он.
Жак вырос на пороге.
– Закажите Ирис такси, пожалуйста.
– Да ты что? Нет, я остаюсь с тобой.
Он нахмурился.
– Я бы хотел, чтобы ты ушла, возвращайся домой, отдохни. Я еще долго буду занят…
– Месье, – позвал его полицейский.
– Иду-иду, – ответил он и снова повернулся к Жаку: – Я могу на вас рассчитывать?
– Безусловно.
Габриэль пристально посмотрел на меня, откинул с моего лица прядь волос, провел пальцами по виску, развернулся и ушел. Через десять минут Жак сообщил, что такси ждет внизу. Чтобы убедить меня уехать, он пообещал, что будет все время на связи. Я застыла на пороге при виде машины скорой помощи и полицейских автомобилей с включенными мигалками. Вокруг, как стервятники, бродили зеваки. Еще восьми утра не было, а мне казалось, что после звонка Жака прошло несколько дней.
Следующие часы я провела забившись в угол дивана, или расхаживая взад-вперед по квартире, или глядя в окно и ничего не видя. Я не решалась звонить Габриэлю, чтобы не беспокоить его. А телефон Жака мне не пришло в голову записать.
Когда ближе к пяти вечера раздался звонок, я бросилась к двери. На пороге стоял Жак, нагруженный, как вьючная лошадь. Я впустила его и помогла донести пакеты.
– Извините, не смог связаться с вами раньше.
– Как он?
– Не знаю, он все еще в комиссариате.
– Почему так долго?
– Не волнуйтесь, это стандартная процедура.
Я вздохнула с облегчением и обратила внимание на сумки, которые он принес. В ответ на немой вопрос он грустно улыбнулся:
– Габриэль попросил меня собрать ваши вещи и кое-что купить. Он боялся, что вы останетесь голодной. Для начала я сварю вам кофе.
– Лучше травяной чай, нервы и так никуда.
Мы переглянулись. Наше состояние было примерно одинаковым, и у нас вырвался нервный смех.
– Нет, серьезно, Жак, не тратьте на меня время, у вас наверняка и так много дел.
– Вовсе нет, Габриэль распорядился, чтобы я возвращался домой, после того как все для вас сделаю.
– Так нельзя! Он не должен оставаться…
Я уже была у двери, но Жак придержал меня за плечо:
– Это его решение. Он хочет сам со всем разобраться. Для него это важно.
Я опустила голову и вернулась из прихожей.
Через несколько минут мы уже сидели за стойкой в центре кухни. Передо мной стояла чашка с отваром вербены, перед Жаком стакан джина – в память о Марте.
– Как вы? – спросила я.
– Я знал, что однажды все кончится именно так. И Жюль это знал. Марта была ослепительной женщиной, обворожительной, но больной. От Габриэля это скрыли, Жюль запретил мне рассказывать, но она наблюдалась у психиатра и психоаналитика и еженедельно посещала их. Из-за нарушений психики она принимала сильнодействующие средства, но очень ловко скрывала свою болезнь – в этом ей не было равных.
Наступит ли когда-нибудь конец ужасным открытиям?
– Господи…
– В последнее время реальность практически потеряла для нее смысл. Она по поводу и без повода глотала то анксиолитики, то нейролептики… начала заговариваться, постоянно вспоминала свое прошлое и по-всякому трансформировала его. У нее даже появились галлюцинации: как-то я застал ее за тем, что она рассказывала Жюлю о вас, о Габриэле. Приступы безумия участились, и, главное, они становились неуправляемыми, нужно было молча дожидаться, пока гроза пройдет…
Я вспомнила ее маниакальную потребность все контролировать, перепады настроения, которые сходили за капризы звезды, мигрени, бывшие, как выяснилось, вовсе не мигренями, а чем-то совсем другим, ее неадекватную реакцию на мое решение вернуться к Пьеру, неконтролируемая ярость и нападение на меня в последний вечер…
– Той ночью я не должен был оставлять вас с ней наедине. Простите меня, Ирис, за то, что она с вами сделала.
Он поглядывал на синяки на моей шее, которые постепенно принимали фиолетовый оттенок.
– Вы тут ни при чем, Жак. Она тогда была не она, а кто-то другой, так я воспринимаю случившееся. Во всяком случае, это не то воспоминание, которое я хотела бы о ней сохранить. Вы все рассказали Габриэлю? Ему стало бы легче.
– Да, рассказал. Время тайн прошло… И ни вы, ни он не должны винить себя в том, что случилось.
– Легко сказать.
– Я был у нее вчера. И слышал их разговор по телефону.
– А-а…
– Я хотел дать ей дополнительную дозу лекарств, но она долго проплакала, а потом сама успокоилась. Марта отправила меня домой, и когда я уходил, она сказала, что ей плохо без Жюля, она тоскует по нему. Честно говоря, я полагаю, что она приняла решение абсолютно осознанно и потому, что любила вас обоих.
– Как Габриэль реагировал на ваш рассказ?
– Это его успокоило, но сражение со своими демонами у него еще впереди. – Он отхлебнул глоток и долго перекатывал джин во рту. – А вы, Ирис? Вы-то как?
– Не знаю. Я не в состоянии поверить, что она умерла, и могу думать только о нем.
– Дайте волю печали, вы ведь тоже любили ее. Я знаю.
– Пусть пройдет время, – только и смогла ответить я.
Жак допил джин и встал с табурета:
– Не оставайтесь одна, пойдемте со мной, побудьте вечером с моей женой и детьми.
– Спасибо, Жак, вы просто чудо, но я лучше останусь здесь. Не хочу, чтобы Габриэль вернулся в пустую квартиру.
– Как хотите, но только не стесняйтесь звонить, если что-то вдруг понадобится.
Он записал мне свой номер телефона и направился к двери. Я вышла в прихожую вместе с ним. Он чмокнул меня в щеку, и я потеряла дар речи от неожиданности. А он ушел, оставив меня в одиночестве переваривать его откровения.
Я вытащила из чемодана чистые вещи и туалетные принадлежности. Потом пошла в ванную и долго стояла под горячим душем. Надеялась снять таким образом напряжение, но мои надежды не оправдались. Одевшись, я поплелась на кухню. Нужно было что-то съесть. Содержимое холодильника, несмотря ни на что, вызвало у меня улыбку. Он был заполнен готовыми блюдами из лучших магазинов. Траур не траур, а роскошь никто не отменял, с иронией подумала я. Я взяла первый попавшийся лоток, немного поклевала, оставила больше половины и вернулась с телефоном в руках на диван дожидаться Габриэля.
– Ирис, ты почему не легла? – едва войдя, спросил Габриэль.
Я заморгала. Оказывается, я заснула на диване. Он сел рядом, я увидела, как он осунулся за эти часы, погладила его по лицу. Он прижался к моей ладони.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила я.
Он встал:
– Иди ложись.
Он направился на кухню, долго стоял, опершись о стойку. Потом взял стакан, налил немножко апельсинового сока, щедро плеснул рому. Я подошла к нему, стала за спиной, обняла.
– Это лучше, чем снотворное, – объяснил он.
Я поцеловала его. Он осушил стакан тремя глотками.
– Жак приходил? – спросил он.
– Да.
– Она была безумной… совсем свихнулась… Как я мог ничего не замечать?
– Я уверена, она хотела тебя защитить. Какое значение имеет ее безумие? Ты же ее любил такой, как она есть…