Гул возбужденных голосов навалился со всех сторон, волынка перекликалась с бомбардой, завлекая всех, кто не стар душой, кто молод и полон сил, в разудалую джигу, голоса певцов летели над головами людей, уговаривая пить сидр — сегодня можно, сегодня нужно, славься, Луг!
Мимо пролетел в танце Леан, в паре со смутно знакомой девицей с соседней улицы, и я пихнула локтем Кайдена, кивнула на танцующих, и перекрикивая шум, попеняла своему спутнику:
— Какие вы, все же, мужчины непостоянные! Переменчивые! Только что на праздник меня зазывал — а уже другую обнимает!
Кайден хохотнул, и я, глядя в светлые серые глаза, невинно обронила:
— И, главное, ушел, не дождавшись… Не знаешь, почему?
— Понятия не имею, — отозвался Кайден, и его ответный взгляд был до того чист и безмятежен, что я не выдержала, расхохоталась, уткнувшись лбом в крепкое плечо.
Кайден разбойно ухмыльнулся в ответ, легонько приобнял одной рукой, сжав на краткий миг мою талию, и тут же отпустил на волю.
Вот ведь, балбес! И не признается же, за что Леана шуганул. Но спасибо ему за это преогромное!
Я ухватила Кайдена за руку, и потянула к столам с угощением, к бочкам с сидром — перехватим чего-нибудь, а там можно и развлекаться идти.
Друг на друга мы старательно не смотрели — но заговорщицкие улыбки не сходили с лиц у обоих.
У бочек с сидром людей было полно — народ перемещался от одного столат к другому, обменивался мнением, у кого в этом году как напиток удался, стукался глиняными кружками, которые можно было купить тут же, за самую мелкую монету. Я лишней монеты пожалела, и решила, что мы с Кайденом будем пить из одной кружки — все равно я много не выпью, и лучника от себя этой ночью не отпущу — мало ли, что его болячка может натворить во хмелю? Нет уж, надо бдеть!
Вот и буду бдеть. И пить с ним из одной кружки.
Лучник и не возражал — он уже сам ухватил меня за запястье и потащил вдоль ряда пузатых бочек, задерживаясь ненадолго то у одной, то у другой, принюхиваясь, и таща меня дальше. А я не упиралась, радостно шла, порой, не удержавшись и начиная пританцовывать под летящую над холмом музыку. Что он там вынюхивал — я и близко не представляла, пахло, как по мне, везде одинаково — яблочно, хмельно, одуряюще!
Кайден выбрал наконец и, дождавшись нашей очереди, протянул нашу одну-на-двоих кружку щедрому хозяину, орудующему здоровенным черпаком. Дядька Гикель, распевающий во весь голос вслед за музыкантами «Пей сидр!», улыбнулся мне, кивнул как старой знакомой, щедро плеснул светлого душистого напитка, протянул наполненную до краев посудину мне, а не Кайдену — я улыбнулась в ответ, приняла с поклоном и благодарностью.
Пригубила хмельное питье, одобрительно кивнула и передала сидр Кайдену, сжимая глиняные бока обеими руками, улыбаясь ему искренне и радостно. Широкие мужские ладони легли поверх моих, лучник принял кружку из моих рук, залпом опорожнил ее до дна, с победным кличем вскинул над головой, переворачивая кверху дном, показывая, что она пуста — и народ вокруг одобрительно засвистел, загалдел, хлопая в ладони. Я заулюлюкала вместе со всеми, завизжала, глядя в смеющиеся светлые глаза.
И снова моя кисть утонула в мужской руке, и снова я кожей чувствовала твердые мозоли на жесткой мужской ладони. А волынки пели, и бомбарды не умолкали вслед за волынками, и джига сама просилась в ноги, и перекликались между собой певцы — пей сидр!
Лугнасад — щедрый праздник, Лугнасад — долгая ночь.
Я сама не заметила, как мы очутились в круговороте танца — переплетались пальцы, мир кружился, я взлетала птицей, когда сильные ладони, обхватив меня за талию, вскидывали вверх, и с замиранием сердца падала вниз под собственный смех.
— Больше… не могу! — объявила я, рухнув на широкую скамью возле порядком опустевшего праздничного стола.
Сердце колотилось как бешеное, щеки горели, ноги подкашивались, попытки использовать ладонь в качестве веера особого облегчения не принесли. А едва запыхавшийся Кайден только посмеивался, прихлебывая сидр из непонятно откуда взявшейся кружки.
Ее-то я у него и отняла, жадно припав к холодной, покрытой капельками влаги, глине.
— Тебя развезет, — хмыкнул лучник, не пытаясь, впрочем, посудину у меня отобрать.
— Иди в лес! — ласково посоветовала я, оторвавшись лишь на мгновение, а, опустошив кружку, тут же подскочила. — Я слышала в этом году петушиные бои вместо кулачных решили устроить. Пойдем посмотрим?
И, не дожидаясь ответа, уже привычным жестом ухватила лучника за руку и потащила туда, где обычно устраивались всяческие состязания.
Сегодня там соревновались умельцы стрелять из лука (Кайден в их сторону глянул и только скептически фыркнул), мерялись силой подниматели тяжестей, ребятня покоряла высокий, смазанный салом, шест в надежде заполучить красующуюся на вершине корзину со сластями. А обещанные петушиные бои, очевидно, стали главным развлечением, потому что самая большая толпа собралась вокруг хлипкого плетеного загона, и сквозь крики, ругань и улюлюканье птичий клекот едва пробивался.
Нам повезло: при нашем приближении плотный круг слегка расступился, выпуская одного из проигравших с петушиной тушкой подмышкой, всклокоченной бородой и яростным взглядом, обещающим предателю незавидную участь завтрашнего супа. Так что нам удалось проскользнуть в образовавшуюся брешь и занять место почти у самого плетня, позади трех возбужденно подпрыгивающих мальчишек.
За кулачными боями я наблюдать не любила. Наверное, издержки профессии — на каждый удар у меня в голове только строчки конспектов всплывали, лекции наставников, да применимые в том или ином случае лекарства. Вот здесь можно приложением капустного листа отделаться, а тут без шепотка не обойтись, а этот вообще теперь месяц не сможет рабочий инструмент в руку взять.
Петухов лечить не придется, их было не жалко. А один из тех, которых выпустили вот только что, ну до того напоминал одну наглую тварь, добрых полчаса гонявшую меня по двору в детстве, что я с большим бы удовольствием посмотрела, как разлетаются по площадке его рыжие перья.
Жаль только, его противник был раза в полтора мельче, раза в два ощипаннее и совершенно не вызывал доверия. Душа не выдержала, и я, нашарив в кошеле мелкую монетку, кинула ее устроителю, перекрикивая гул голосов:
— На черного!
По толпе пронеслась череда смешков и диагноз «вот баба-дура».
— Это правильно, — ухмыльнулся рядом Кайден. — Я тоже рыжих не люблю.
Я только пихнула его локтем в бок, не отрывая взгляда от «арены».
Отмашка. Петухов стравили, отпустили, и тут же округу огласил яростный клекот и хлопанье крыльев, а обе птицы взвились в воздух, сталкиваясь грудью. Закружился пух — черный, рыжий, разноцветный, оставшийся с предыдущих боев. Я азартно вцепилась в Кайдена, шепотом приговаривая: «Ну давай, давай…».
И к всеобщему удивлению, рыжий вдруг неловко опрокинулся, тут же получил несколько ударов клювом и счел за благо удрать от не в меру драчливого противника. Толпа взорвалась хохотом, глядя, как ощипанный черный, горделиво топорщит воротник вокруг шеи и зыркает на людей то одним, то другим глазом.
— Эй ты! — перекрыл вдруг этот хохот оскорбленный рев. — Ты, рыжая! Ведьма! Ты моего петуха сглазила!
Гомон резко стих и взгляды всех обратились… на меня. Вслед за тыкающим в мою сторону бугаем по другую сторону круга.
— Знаю я тебя, школярка! Видел, как ты наговор свой злобный шептала! Прокляла! Испоганила! У-у, ведьма!!
— Я маг! — искренне оскорбилась я и только потом запоздало сообразила, что не на то оскорбляюсь. Хоть за ведьмоство, хоть за магию в состязаниях по головке никто не погладит…
Но это же смешно, ничего я не делала!
Только порядком перебравший мужик и несколько его сотоварищей считали иначе.
— Ведьма! — по новой взревел обиженный хозяин рыжего и на этот раз даже не один.
— Шела, пусти, я объясню этому доброму горожанину разницу между магами и ведьмами, — прошипел над ухом Кайден, выдергивая руку из моих пальцев и протискиваясь вперед мимо мальчишек. Те задрали головы и смотрели на меня, открыв рот, будто увидали диво дивное.
Лучник пересек круг так стремительно, что никто и ахнуть не успел, а повисшую тишину спустя мгновение нарушил звук удара и почти одновременно с этим раздавшийся хруст. Я охнула и заозиралась в поисках стражей порядка.
Бугай отлетел назад, угодив в вовремя подставленные руки, взревел и кинулся на Кайдена. А за ним еще несколько таких же горячих голов. И спустя несколько мгновений на петушином поле образовалась такая свалка, какая петухам и не снилась. Кажется, кулачные бои заменить на птичьи не получилось…
Мне одновременно хотелось обреченно зажмуриться — добделась! — и в то же время самой сломя голову кинуться в кучу-малу, вытаскивать оттуда нерадивого пациента. Нет, за Кайдена в драке я не переживала совершенно, а вот за то, что с ним сделают, если он обидчиков поджарит — еще как!
Когда городские стражники, наконец, соблаговолили оторваться от кружек с сидром и пивом и вмешаться в происходящее, драка уже успела набрать масштаб и перерасти в праздничную народную потеху под названием «Набей недругу рожу под шумок». В итоге и разнимание драчунов, и выяснение, кто прав, кто виноват, отчаянно затянулось.
Я, наконец, отыскала взглядом Кайдена, который что-то яростно втолковывал нашему главному стражнику, и его изначального противника, и с облегчением убедилась, что первый на вид не сильно пострадал, а второй, по крайней мере, не вопит, что помимо ведьмы тут еще и ведун на него накинулся.
— Хорош мужик! — одобрительно крякнул рядом знакомый голос.
Тетка Маэлан, наша соседка напротив, всеми уважаемая матрона, мать десятерых мальчишек и одной девочки, смотрела в том же направлении, что и я.
— Ты с таким не пропадешь!
— Да я не… — попыталась я оправдаться. Еще не хватало, чтобы до отца донесли, что я уже чуть ли не замужем.
— Дурень ты, Шела, — сурово оборвала меня тетка. — Когда такой мужик зовет, надо идти!