Вот так и вышло, что теперь я сидела за библиотечным столом, обложившись толстенными фолиантами, и методично перебирала то, что могло бы оказаться полезным в нынешних обстоятельствах.
Пока, к сожалению, не оказалось.
Дело двигалось, но ни шатко, ни валко — если бы я хоть примерно представляла, что мне надо, а так… Хоть бери, да самостоятельно осваивай полный курс демонологии с первого по пятый годы обучения, включительно. Я бы и не стала сопротивляться — но время, время…
Учебный день почти закончился, но я упрямо переворачивала страницы, мысленно взывая о помощи к Бригите. Вчитывалась в заглавия, если они казались перспективными — пробегала текст взглядом наискосок. Признать по совести, я уже с нетерпением ждала, когда библиотекарь выставит меня из храма знаний. Голова гудела, словно чугунная, в глаза как песка насыпали. От чтения скучных монотонный строк клонило в сон.
Я со стоном уронила голову на сцепленные руки.
О, Бригита, матерь всей исцеляющей силы, прародительница всякого целительного знания, простирающая ладонь свою над всякой живущей тварью (а значит — и надо мной), не оставь свою верную дочь во тьме незнания и пыли библиотеки! Смилуйся, ниспошли подсказку!
Не то, чтобы я была так уж набожна и в самом деле ждала ответа. Я, скорее, верила, что постоянно всех спасать — надорваться можно, и вообще это вредно, люди от такого наглеют и перестают что-то делать сами. Обращение к покровительнице целителей я использовал скорее как точку для сосредоточения. Оно помогало мне собрать волю в кулак, преодолеть страх или уныние.
Я вздохнула, захлопнула очередной пыльный том, переложила его в прочитанную стопку. Поднялась. Отряхнула форменное платье. Решительно сжала губы. Развернулась, и пошла из библиотеки.
Завтра будет новый день. А сегодня я устала. Я хочу спать и ужин.
Библиотечная дверь легко скрипнула, выпуская меня в коридор. Я сделала шаг, и замерла. Коридор был не тот. Совсем не тот.
Я оглянулась — библиотечная дверь исчезла. Н-да, зря выпустила дверную ручку, совсем зря. Теперь за моей спиной вдаль уходил такой же коридор, как и впереди.
Высокий, чистый. Окон здесь не было, но коридор все равно был светлым. По-дневному, не так, как бывает светло от магических фонарей или факелов. А по обе стороны от меня тянулись два ряда дверей. Каких-то совершенно разномастных, не объединенных единым стилем. Ничем не объединенных. Одни из них были закрыты, другие только притворены, а третьи распахнуты.
Страшно не было. Наоборот, я с уверенностью могла сказать, что место хорошее, спокойное. Мое. Совершенно определенно — мое. Я сдалась и медленно пошла вперед, вертя головой по сторонам, внимательно разглядывая двери и выискивая среди них знакомые. Некоторые их них остались на месте, другие двинулись вместе со мной.
Разумно. Свет без окон есть, почему бы движущемся дверям не быть?
Знакомых было много. По правде сказать, я начала подозревать, что все они — знакомые.
Вот эта, к примеру, деревянная, веселого голубого цвета, от родительского дома. Она, кстати, не заперта. Закрыта, но не заперта. Я подергала ручку — чтобы убедиться в том, что я и так знала. Просто знала.
А вот там, чуть дальше, большая дверь, выглаженная полировкой, изукрашенная резьбой, с массивным дверным кольцом — это школьный главный вход, за шесть лет изученный чуть более, чем полностью. И там не заперто.
Подходить и проверять я не стала. Есть вещи, которые не требуют проверки.
Я шагнула вперед, уходя от родного порога, и от узнавания этого чувства все внутри на короткий миг сжалось. Так уже было. Родной порог остался позади, дав мне идти вперед. Но он все равно оставался за моей спиной. Он был. Я видела его, стоило мне только оглянуться, я знала, что в любой момент могу к нему вернуться.
Я неторопливо перебирала ногами каменные плиты пола, разглядывая двери и пытаясь понять, к чему все это. Вот взгляд зацепился за еще одну дверь. Обычная старая надежная дверь, такая же как у нас с отцом, только канареечно-желтая. Эта дверь не двинулась вслед за мной, когда я прошла мимо, и она была надежно закрыта. Или здесь правильнее говорить — безнадежно?.. Смутно знакомая, она почему-то царапнула сознание, хоть я и не сразу ее узнала. А узнав, чуть не расхохоталась в голос — это же Леан! Леан, приятель детства, пытавшийся за мной ухаживать, звавший на танцы в Вирше, и не выдержавший лобового столкновения с Кайденом.
Тихонько пофыркивая, я подергала дверь, убеждаясь — да, надежно заперта. Ну и слава богам! У меня и других забот хватает, чтобы еще и об этом голова болела.
А вот эта дверь из гладкого неокрашенного бруса, потемневшего от времени, поросшая мхом, опутанная тонкими побегами цветущего вьюна, эта дверь не открыта и не заперта. Эта дверь заросла толстыми древесными корнями, и они заклинили ее намертво. Осталась только узкая щель между косяком и полотном, слишком узкая, чтобы сквозь нее могло протиснуться хоть что-то. Лишь легкий ветерок скользил туда и обратно беспрепятственно, и в его потоках над дверью плясали солнечные блики. Я смотрела и узнавала Лес. Эта дверь — Лес, и эта щель — моя кровь, доставшаяся мне от прабабки, восьмая часть, спящая, слабая, но все же позволяющая ветру с лесными запахами и солнечными зайчиками скользить в мою жизнь.
Я смотрела на коридор с возрастающим интересом. Эти двери — события, места и люди. Те, что были, есть или только будут в моей жизни. Все двери, а не только те, что я узнала. И неважно, имелись ли в реальности двери в тех местах, что нынче прятались за дверными проемами по обе стороны уходящего вдаль вперед и назад коридора. И неважно, что в Брейдене днем с огнем не сыщешь дверей, не важно, что люди дверьми и вовсе быть не могут.
Я точно знаю, что дверь в белых с розовым цветах, из-за которой тянет лесной сыростью и прохладой — это Брейден, а вон та дверь, рядом с дверью в родительский дом, из посеревшего от возраста дерева, похожа на дверь в отцовскую мастерскую, но на самом деле это отец. И эта дверь не заперта. Да, она закрыта, и я давно уже не открывала её. Из-за учебы я редко бываю дома, и мы отдалились с отцом друг от друга, как может отдалиться от некогда самого близкого человека выросшая дочь. И потому в стыках косяка уже успел завестись мелкий сор, а петли стали тугими, и дверь входит в раму так плотно, что открыть ее можно только с усилием, но она не заперта. Боги, да в ней даже замка нет — она не может заперта, для меня она всегда будет открыта.
А вон та дверь, мореная чем-то темным почти до черноты, пусть выглядит ненадежной, собранной вкривь и вкось, на деле слажена из железного дерева. Такую и топор не враз возьмет. Да что там топор — ее тараном пойди высади! Но дверь открыта. И пусть она почитай от притолоки до порога усажена задвижками и щеколдами, цепочками и крючками, замками навесными и врезными, и даже крючьями для запорного бруса с внутренней стороны — она открыта.
Н-да, подружка, ничего себе ты общительная…
Нездешний сквозняк толкнул ее, и она беззвучно качнулась на петлях, стукнулась о дверную лутку, но не захлопнулась, а снова открылась. Врезной замок, с зубастой мордой, защищающей замочную скважину, высунул стальные полосы языков, числом два. И сложная, хитрая конструкция утратила смысл, потому что в замочной скважине торчал остаток обломленного у самых зубцов ключа. Я не утерпела, и оглядела кусачий замок с обеих сторон, наружной и внутренней — так и есть, ключей было два, и оба торчали огрызками из замочных скважин. Возможно, это противоречит реальным дверям, но это очень соответствует логике этого коридора. Да что там, я ведь и осматривать этот замок взялась, потому что была уверена — он должен быть сломан с обеих сторон.
Дверь еще раз качнулась на сквозняке, ударилась язычками замка о раму, и не распахнулась, а осталась прикрытой.
Я вздохнула. Возможно, это намек? Возможно, мне не стоит давить на Нольвенн, когда она прикрывает свою дверь? Она не запрется от меня — ключ обломлен в замочной скважине с двух сторон.
Мысли крутились в голове в такт шагам. Дверей было много, очень много. Одни я узнавала сходу, наитием, а другие не узнавала вовсе, даже если и силилась рассмотреть их получше. Одни были заперты, некоторые и вовсе заколочены, другие же — распахнуты настежь. В кое-каких замках торчали ключи, а иные, напротив, были забраны решетками.
Дверь Кайдена была снята с петель. Я приблизилась к ней как-то вдруг, внезапно. Вот только что шла, глазела по сторонам, пытаясь отгадать, чья здоровенная монументальная каменная плита неспешно движется следом за мной в череде других, опознанных как преподавательские, и вдруг — оп! Пожалуйста.
Массивная, из светлого доброго дуба, не вычурная, но надежной работы, дверь стояла, аккуратно прислоненная к стене коридора. Замок был вывернут из дверного полотна с мясом, изуверски, и на том месте, где он должен был быть, зиял пролом, окруженный светлой щепой. Петли, судя по следам, аккуратно срезаны. Дверной проем был стыдливо прикрыт занавесочкой, а посередине него была навешена толстая цепь с болтающимся на ней здоровенным замком.
Я нервно подвигала бровями, изучая эту конструкцию. Веяло от нее какой-то безнадежностью, как по мне. Последний оплот благоразумия, да?
Осторожно погладила дверь, с удовольствием ощущая под кончиками пальцев гладкое, теплое дерево. Мысленно извинилась за варварство. Ну, что поделаешь? Извини, дверка, мне очень надо было! И, если уж быть честной с собой, то желания приставить дверь на место и сделать все «как было», я не испытывала.
Я повертела головой, из чистого любопытства пытаясь найти дверь Тонана, но не смогла. Что ж это, выходит, для него даже двери не нашлось? Нет, шепнуло на ухо уже знакомое наитие, просто это в твоей жизни так мало значило, что ты его дверь не узнала, не заметила.
Некоторые из проходов, кстати и вовсе не имели дверей — как, например, стрельчатая арка слева и впереди по коридору. Выложенная гладким облицовочным камнем, она казалась чистой и нарядной у входа, но там, дальше, в глубине полированный светлый камень сменялся необработанным, диким. Заросшим грязным мхом. Под сводами арки клубилась тьма. Тянуло затхлостью, сыростью. Угрозой. Вот эту дверь я бы и не прочь была закрыть, запереть на замок, да еще и запорным брусом поверх заложить, но увы — отгородиться от этого прохода явно не в моих силах. Понять бы еще, кто это или что это…