Когда правду узнала моя Нольвенн, она день плакала не переставая, заставляя меня метаться между двумя койками в разных крыльях замка. А нарыдавшись, рассказала мне, где она видела эту школу, где ради вшивой второй молодости наставники убивают школяров в целом и ее брата в частности. И вообще! Учиться здесь дальше она не будет, а вернется к матери, и все ей расскажет, и вдвоем они этой школе такое устроят, такое!
Я извертелась, пытаясь успокоить ведьмину дочь, уговорить одуматься и не бросать обучение на последнем году, но куда там, подруга закусила удила, и не слышала никаких доводов. Тогда я махнула рукой, и использовала последний козырь: посоветовала бедовой не рубить сплеча, не уходить молча, а сделать все чин чином, чтобы обвинение в нарушении магического контракта между школяром и школой не получить…
Подруга гласу разума вняла, накарябала заявление, щедро перемежая казенные фразы грязными ругательствами, яростно шмыгнула носом, вытерла слезы и понесла отдавать свое творение ныне исполняющему обязанности директора наставнику Одрану лично в руки.
Что уж там происходило, мне неведомо, свидетелей у беседы не нашлось, но вернулась ведьмина дочь тише воды, ниже травы, о возмездии больше не заикалась и садилась еще пару дней с некоторой осторожностью.
Еще через пару дней подруга переплела косы с девичьих в женские, да и перебралась в наставничье крыло. А там наставник Одран, на которого внезапно свалились обязанности директора, не стесняясь заявил ей, что долг жены — помогать мужу, и отправил читать магическую теорию всем первым курсам, кроме, собственно, будущих магов-теоретиков. Их, с видом величайшего одолжения, оставил себе наставник Маббон, который с момента смерти наставника Йохана вел все его лекции и уже мало не стонал под нагрузкой.
Нольвенн от такого поворота сперва растерялась и вовремя не взбрыкнула, а потом стало поздно упираться, и теперь чернокосая числилась недонаставницей и здорово подозревала, что муж ее как раз ради этого и женился.
Спустя неделю после восстановления Договора — как-то негласно вся школа решила этот день поименовать все же в честь восстановления Договора, а не всеобщего величайшего разочарования и жуткой трагедии — я сидела на кайденовской кровати в больничных покоях и изображала из себя горохового шута. А Кайден отчаянно страдал, как страдает любой нормальный мужчина, запетый в четырех стенах и прикованный к постели.
Магия может многое, но и она не всесильна. Вытащить лучника практически с того света у нее получилось, а вот восстановить организм могло только время. Сильнейшая кровопотеря, отдача от незавершенного ритуала… наставница Мадален лично с него глаз не спускала трое суток прежде, чем Кайден окончательно утвердился среди живых. Ну и я, конечно. Когда могла. Целительница меня гоняла, как кошку под ногами у готовящей ужин хозяйки, подозревая — не без оснований, да… — что дай мне волю, пациентов в ее вотчине станет больше на одну рыжую голову.
Кайден был все еще бледен, пусть и не той, почти мертвенной белизной, под глазами залегли глубокие тени, да и блестели они лихорадочно. А утвердиться полусидя он смог вот только сегодня.
Едва касаясь, я провела пальцами по затянувшимся плотной коркой ритуальным письменам на руке. Такие порезы могли бы с помощью целителя исчезнуть почти без следа за пару суток. Он вон у меня после выстрела в ногу через три дня прыгал как новенький. Ан нет… затягиваются медленно, несмотря на все наши старания, и ужасно чешутся, не добавляя Кайдену хорошего настроения. И шрамы, наверняка останутся…
Лучник мои пальцы перехватил, несильно сжал ладонь, а свою руку повернул так, чтобы порезы были не видны.
— Само заживет.
— Да я и не…
Договорить мне не дала негромко стукнувшая о косяк дверь. В покои зашла наставница Мадален, и я торопливо выхватила ладонь из Кайденовской руки и даже отодвинулась на пару пальцев. Нет, нехитрой ласки я перед ней не стеснялась, но вдруг тоже подумает, что я его лечу втихушку… а я не хочу опять полотенцем!
Целительница одарила меня подозрительным взглядом и мне оставалось только жалобно состроить брови домиком. Вот почему все вокруг считают, что я не способна удержать свои душевные порывы к исцелению окружающих. Я способна! Да! А той крошечной крошечки сил, что влились с прикосновением к ранам, никто и не заметит… и вообще она не считается. Да? Да.
Пока я сама себя убеждала в собственном исключительном послушании, наставница успела Кайдена бегло осмотреть. Вопросов я задавать не стала, и так знаю, что все хорошо, восстановление идет, только медленно-о. Но после осмотра она не ушла, как обычно, по своим многочисленным наставническим делам, а присела на соседнюю кровать.
— Расследование произошедшего завершено. Господин Гелес отбыл в столицу сегодня днем. У вас наверняка еще остались вопросы, и я думаю, вы оба имеете право знать всю правду, а не только витающие по школе обрывки и слухи. Лишь попрошу сохранить ее в тайне.
Лицо у целительницы было строгое и усталое. И это была не приятная усталость от пусть тяжелой, но хорошо проделанной работы. Нет, эта усталость с печатью разочарования, горя и злости. И как-то вдруг вспомнилась вторая жертва, взятая во имя сохранения Договора. А ведь во всех этих смертях тоже виновен директор…
— Зачем? — хрипло опередил меня Кайден.
— Старость. Страх перед смертью. Нежелание погибать «во цвете лет» на пике достигнутого могущества. В подвалах был найден его рабочий дневник. Выяснилось, что эксперименты в этой области он вел уже более пятнадцати лет, и… скажем просто, ты стал бы далеко не первой жертвой на этом алтаре. Начиналось все достаточно невинно — с животных и птиц. Потом человеческие жертвы. Маги… но всего этого было недостаточно. В какой-то момент он понял — чтобы победить человеческую природу нужна нечеловеческая сила. Начались опыты с фейри, которых доставлял ему с других концов королевства его цепной пес. Но и этого оказалось недостаточно, хоть и начало давать небольшой эффект, придавая ему толику сил и бодрости. Так он понял, что движется в правильном направлении.
Я заметила, что наставница избегает упоминать имя директора. Бывшего. Имя — дань памяти, а многие хотели теперь этого человека из нее вычеркнуть.
— К тому, что ему нужен метсавайм — и не какой-нибудь, а именно Брейденский, сильнейший — он пришел давно. Еще пять лет назад. Но сила метсавайма должна быть подкреплена жертвой. Кровью. Жизнь за жизнь. И не абы какой жертвой. Жертвой мага такой силы, которой не существует в природе. Силы, способной уравновесить силу метсавайма. Тогда он вспомнил о демонах. И это был самый невыполнимый этап плана. Мало того, что одержимые появляются все же крайне редко, так еще и не один из них не позволит принести себя в жертву. Одно дело убить одержимого, и совсем другое — медленно замучить на алтаре. Пять лет он искал способ запереть демона в носителе.
Наставница Мадален замолкла, внимательно изучая Кайдена, будто ожидала, что в любой миг у него отрастут рога, а школу охватит неукротимое пламя.
— Всего пять лет, — не удержалась я. — Но ведь уже столько времени ведутся исследования, и…
— Шела. — Целительница покачала головой. — Ты же изучала вопрос как никто в этой школе. Все исследования были направлены на то, чтобы изгнать демона. Никто никогда просто не задумывался о том, что демона можно запереть. Зачем? Сохранять такую угрозу, которая в любой момент может выйти из-под контроля? Если можно создать клетку, можно ее и разрушить.
Кайден напрягся, и я вместе с ним. Что это значит? Что с ним сделают? Они что, его сейчас лечат, чтобы потом образцово-показательно «уничтожить угрозу»?
Наставница, глядя на взъерошившихся нас, позволила себе легкую улыбку.
— Было решено, что одного демона под наблюдением опытной целительницы мир как-нибудь выдержит. Ради науки.
И по этой самой улыбке было ясно, что о научной ценности Кайдена наши наставники думали в самую последнюю очередь. А у господина Гелеса, если и были возражения, не его это дознавательское дело в дела шко… научные лезть!
Но я все же придвинулась к мужу поближе под бок. Так было спокойнее.
— Больше года он искал демона при помощи специального поискового заклинания, которое было разработано, между прочим, собственно господином Гелесом для директора лично, дабы он мог отлавливать для своей школы редкие таланты.
Хотела бы я видеть лицо многоуважаемого господина королевского дознавателя в тот момент, когда он это узнал. Невольное соучастие в страшном преступлении его вряд ли порадовало!
— Кроме того, оказалось, что это доверие даже дважды вышло уважаемому дознавателю боком. Ритуалы, которые он проводил все последнее время, чтобы найти убийцу требовали помощи. И за этой помощью он обратился совсем не к тому… — Наставница Мадален вздохнула и, пересилив себя, все же произнесла ненавистное имя: — Паскветэн незаметно вмешивался в них, чаще всего менял ингредиенты на негодные. Просто ли заметить, что трава собрана на утренней росе, вместо вечерней? Ну а дальше… дальше вы знаете. План был довольно шаткий, со множеством условностей, но время поджимало, иной возможности ему могло и не представиться, поэтому он решил рискнуть. И если бы не один неучтенный неугомонный элемент… — Наставница одарила меня непривычно теплым взглядом. — У него бы даже все получилось. Все-таки, он был одним из талантливейших и умнейших магов нашего времени.
— Хоть и порядочной тварью, — припечатал мой лучник, отказываясь испытывать к почившему даже толику уважения.
— Непорядочной, — солидарно поправила я.
Наставница Мадален снова улыбнулась. И от этой улыбки на измученном лице становилось как-то легче на душе. Да, многое и многих уже не вернуть назад. Но мы живы и жизнь продолжается.
— Самое изумительное в этом всем, что он действительно мнил себя порядочным. Для своих экспериментов он «использовал» только тех, кто изначально был обречен. Фейри, конечно же, не в счет. Смертельно больные, голодающие, брошенные матерями младенцы, те, за чью голову назначена награда. Он искренне полагал, что даже в твоем случае, Кайден, он не совершает страшного преступления, ведь если бы не он, ты бы умер, а значит, он забирал только то, что сам же и дал. Просто считал, что жизнь такого великого человека, как он, стоит десятки тех, что и без того обречены на скорую смерть.