Глава четвертая
Когда Лалага вернулась домой, мать сказала ей, что Тильда уснула, и она вышла во двор, чтобы наконец прочитать пришедшие утром письма.
Аврора Леччис писала о том, какая у неё храбрая кошка, о нуге, которую она попробовала на деревенском празднике, о сварливой соседке-сплетнице... Неужели она думает, что кому-то интересны подобные глупости?
Письмо Марины Доре оказалось, по крайней мере, забавным. Она в эпическом ключе рассказывала о недавней семейной ссоре. Греков в ней представляли родственники, не возражавшие против того, чтобы её восемнадцатилетняя сестра Виттория приняла участие в конкурсе «Мисс Серрата», для чего требовалось пройти по подиуму не только в вечернем платье, но и в купальнике. В роли троянцев же выступали родственники, которые, напротив, всеми силами противостояли этому мероприятию, считая его позором для семьи и бесчестием, от которого Виттория никогда не сможет отмыться, а главное, не сможет потом найти себе мужа – а всё из-за купальника!
– Но ведь на пляже нас всех видят в купальниках, – заметила Марина.
– Да, но босиком или, в лучшем случае, в шлёпанцах. А для конкурса придётся надеть туфли на каблуке. И никаких летних сандалий – закрытые туфли, как зимой. Голые бедра и закрытые туфли – признак женщины с дурной репутацией.
В общем, заключила Марина, понять, как взрослые определяют, считать ли одежду приличной или нет, невозможно.
Но с учётом того, что происходило с ней самой, даже подобный рассказ не показался Лалаге интересным. Единственное, что стоило бы обсуждать, – это любовные истории, особенно когда влюблённые должны идти наперекор всему, подумала она. Вот она бы могла написать письмо, от которого перехватит дыхание.
Хотя нет, именно написать-то и нельзя, вздохнула Лалага, прервав полет своих мыслей. Нельзя записать даже в «Летнем дневнике», иначе придётся постараться, чтобы он не попался на глаза Ирен.
Тильда проснулась к семи вечера. Лихорадка немного спала, но пострадавшая нога настолько распухла, что в доме не нашлось бы подходящей по размеру обуви – даже у дяди, хотя Тильда вряд ли согласилась бы надеть мужские ботинки.
– Да зачем тебе обувь? Всё равно же на улицу не выходишь, – проворчала синьора Пау, перемеряв на неё столько туфель, ботинок и тапочек, что потерял бы терпение даже принц из «Золушки».
– Сегодня не выхожу. А завтра?
– Завтра, завтра... Завтра будет видно.
Взрослые, выходя из себя, всегда говорили что-то подобное.
Завидев Лалагу, Тильда бросила на неё вопросительный взгляд, но в присутствии всей семьи, оживлённо болтавшей возле постели, у них не было возможности перекинуться хотя бы словом.
Когда же они наконец остались на минутку одни, Лалага едва успела шепнуть: «Миссия выполнена. Сегодня, здесь. Под окном», – как Зира и Форика уже снова стояли у двери, навострив всегда готовые уловить самый тихий шёпот уши.
Ужин подходил к концу, когда раздался стук в дверь – это Ирен раньше ожидаемого вернулась из Тоннары.
– Мы закончили к восьми, и крестный отвёз нас в Портосальво вместе с платьем. Смотрится замечательно, завтра синьора прапорщица будет самой нарядной.
– Раз уж твоя подруга вернулась, – сказал Лалаге отец, – почему бы тебе не сходить с ней в бар и не попросить немного льда для Тильды?
Терраса бара, спрятавшаяся под тростниковым навесом, вся светилась огнями керосиновых ламп. Граммофон на подоконнике гремел американскими дисками, но музыка с трудом пробивалась сквозь шум разговоров. Сегодня были заняты все столики, и Пьерджорджо, старший брат Ирен, деловито переходил от одного к другому с подносом, полным бокалов.
– Смотри! – тихо сказала Ирен, потянув подругу за рукав. – Здесь Лопесы. Странно, что на этот раз они соизволили сесть среди прочих смертных.
Лалага решила не смотреть в их сторону, чтобы не здороваться, но услышав мужской голос, так удивилась, что не могла не обернуться.
Да, вот уж этого она ожидала в последнюю очередь! Эти жеманницы сидели за столиком в компании трёх «дикарей» с Репейного острова: Джакомо, Пьетро и Джорджо, который оживлённо беседовал с Франциской.
Глава пятая
– Судя по всему, принцессы сегодня в ударе, – заметила Ирен.
Лалага прикусила язык, чтобы не сболтнуть лишнего и не выдать тайну. Она была вне себя от ярости и дикой ревности за сестру: среди всех девушек на Серпентарии Джорджо и его друзья умудрились выбрать именно этих трёх змеюк!
Должно быть, сестры Лопес сами проявили инициативу: они считали, что их слово – закон для всех, не понимая, что настоящее достоинство присуще тем, кто уважает себя, а не презирает других. Но ведь ребята, думала Лалага, могли, даже обязаны были избегать их, под любым предлогом отказываться от их компании. Особенно Джорджо. Как он может спокойно сидеть здесь, попивая лимонад, когда его любовь прикована к постели?
«Вот сейчас я подойду и скажу ему, что Тильду нужно везти в больницу на вертолёте, – пустилась фантазировать Лалага. – А ещё лучше, скажу, что она умерла».
Какое же это будет удовольствие – наблюдать, сколь мучительно раскаяние преступника, сколь сильно гложет его чувство вины! А она только поглядит на него без тени сочувствия и рассмеётся! Так тебе и надо, предатель! «Бедняжка Тильда, её сердце будет разбито, когда она узнает. Нет, она не умерла, но, конечно, умрёт, если не от яда морского дракона, то от грусти и печали. Ведь эту боль не вылечишь кордиамином».
– Лалага, что с тобой? – нетерпеливо подёргала её за рукав Ирен. – Что ты застыла, глядя на этих Лопес? Хватит, не будем доставлять им такого удовольствия.
– Нет, постой, я пытаюсь понять, чей это голос.
– Ты что, не узнала? Это ребята из палатки. Когда я за тобой пошла, они сидели одни. А потом, видимо, эти принцессы углядели свободные стулья и прилипли к ним.
– Не верю. Мне кажется, они заранее назначили свидание.
– Вполне возможно. Но нам-то какое дело? Давай, поторопись, твой отец ждёт лёд.
Проходя мимо столика, Лалага всё никак не могла отвести глаз от Джорджо. И тут произошло нечто странное. Тот, будто бы случайно, поймал её взгляд, чуть приподнял брови и сделал знак рукой, как бы говоря: «Увидимся позже!». Значит, болтовня Франциски Лопес не заставила его забыть о своём обещании! Но что это за безрассудный жест на глазах у всех? Лалага настороженно взглянула на Ирен: как ей это объяснить?
К счастью, подруга ничего не заметила.
Возвращаясь домой, Лалага мучилась сомнениями, следует ли ей рассказать об увиденном Тильде. Ох, сейчас она отдала бы все на свете за возможность посоветоваться с Ирен! Ей никогда не приходилось принимать столь важного решения, не поинтересовавшись мнением подруги. В конце концов она решила промолчать и ничего не говорить Тильде – по крайней мере, пока. Но она проследит за Джорджо и, если узнает, что он ведёт двойную игру...
Ну и денёк! Сколько открытий, сколько эмоций! А ведь он ещё не кончился, впереди ночное свидание...
Ложась в постель, Лалага не собиралась спать до прихода Джорджо. Тильда задула свечу, чтобы не вызвать подозрений у дяди. По той же причине сестры молчали, вглядываясь широко раскрытыми глазами в темноту. Сон подкрался внезапно, будто под ногами предательски распахнулся люк, и, проснувшись утром, Лалага поняла, что несмотря на все свои усилия пропустила последнюю главу этой истории.
– Он приходил? – спросила она сестру, немного стыдясь своего предательства: ведь если бы оруженосец Ланселота заснул, пока сам рыцарь бодрствовал, их обоих, по меньшей мере, перестали бы пускать за Круглый стол.
– Да, – лаконично ответила Тильда. Похоже, она, как обычно, не собиралась откровенничать и вдаваться в детали, но, к счастью, не подавала и признаков дурного настроения. Похоже, её беспокоила не желавшая спадать опухоль на ноге, а не подозрения и ревность.
«Ах, если бы только она знала...» – подумала Лалага. И с лёгкой грустью поняла, что теперь ей придётся хранить ещё один секрет.
Глава шестая
Когда Тильда поднялась с кровати и, опираясь на плечо Лалаги, вышла из комнаты, она, казалось, совершенно изменилась – как будто её тело, избавившись от яда морского дракона, заодно освободило душу от другого яда: упорного молчания, презрительного самодовольства и нарочитого одиночества.
– Я же говорила, нужно просто немного терпения, – кивнула Ирен, довольная точностью своего предсказания.
Теперь Тильда вела себя так, как будто их с кузиной всегда связывала дружба, основанная на симпатии, доверии и сочувствии. Она шутила с Лалагой, часто шептала ей что-нибудь на ухо, читала вслух отрывки из своей книги, а на яхте и на пляже старалась устроиться к ней поближе.
– Как спелись эти двое! – раздражённо заметила через несколько дней Анна Лопес, досадуя, что Тильда общается не с двумя её старшими дочерьми, более подходящими ей по возрасту, а с этой соплячкой Лалагой.
– Раз уж ты подружилась с кузиной, может быть, Ирен наконец от тебя отлипнет? – спросила у дочери синьора Пау.
Но Лалага не собиралась бросать подругу. Она была рада изменению поведения Тильды, хотя реакции Ирен побаивалась: та могла решить, что кузина вытеснила её из сердца Лалаги. Кроме того, Тильда обычно проявляла свои чувства только по утрам. После обеда девушка, к величайшему удивлению дяди и тёти, продолжала гулять одна.
Она даже пыталась убедить Лалагу соврать:
– Скажи, что пойдёшь со мной! Тогда они расслабятся и больше не станут мучить меня вопросами.
Разумеется, Тильда не хотела, чтобы кузина шла с ней до самого места встречи, не свечку же ей держать, в самом деле. Деревню они покидали бы вместе, а потом расходились бы поодиночке, каждая в свою сторону.
– И куда мне идти одной? Чем заниматься? Если бы я могла взять с собой Ирен, всё было бы совсем по-другому.
– Нет. Помни, что ты обещала никому не говорить. Никому!