л синьоре Пау:
– Добро пожаловать на борт, синьора. Моё почтение, доктор.
– Уже знакомы с малышками, капитан? – поинтересовался доктор Пау. (МАЛЫШКАМИ?!) – Это моя племянница, а это – дочь.
Капитан вытянулся во весь рост, щёлкнул каблуками и протянул Тильде руку.
– Очень приятно, – сказал он формальным тоном, будто видел её впервые.
Теперь настала очередь Лалаги, которая смущённо уставилась в пол, чувствуя, как кровь стучит у неё в ушах. Контериос ласково погладил её по голове, но не сказал ни слова. Потом галантно улыбнулся матери:
– Никогда бы не сказал, что у Вас такая взрослая дочь.
«Узнал ли он меня? Почему не посмотрел мне в глаза? И что значит «взрослая»? – спрашивала себя Лалага. – Достаточно взрослая, чтобы влюбиться, несмотря на белые сандалии модели «Малыш»?
– Могу ли я иметь честь пригласить Вас на танец, синьорина? – Расс Тэмблин поклонился Тильде и увёл её.
– Давай, Лала, не стой тут, прилипнув к матери. Спускайся вниз, там есть и другие ребята, – сказал доктор Пау.
Глава седьмая
Но Лалагу сразу же поймала Ливия Лопес, которая затащила её в тёмный угол под кубриком:
– Видала? У моей сестры Франциски новый ухажёр. Если постараемся, может, даже застанем их целующимися.
Между тем вальс закончился, и они увидели, что Джорджо оставил свою партнёршу, даже не проводив на место, как это должен сделать любой хорошо воспитанный кавалер. Парень подошёл к Тильде, по-прежнему болтавшей с Рассом Тэмблином, и взял её за запястье:
– Следующий танец мой.
– Эй, молодой человек! Умерьте-ка пыл! Только если синьорина согласна, – строго перебил его офицер.
– Да пожалуйста! – ответила Тильда, имитируя снисходительность. И громко добавила, обращаясь к возлюбленному: – Мы, кажется, не знакомы? Или нас уже кто-то представил? Меня зовут Тильда.
Лалага поняла, что она старается быть замеченной всеми присутствующие.
– А я Джорджо. Очень приятно, – сказал парень, слегка смутившись: он явно не умел так же хорошо притворяться. К счастью, тут оркестр заиграл следующую мелодию, и, вдвойне к счастью для двух влюблённых, она оказалась медленной (slow, как пишут в газетах).
– Похоже, твоя кузина не прочь украсть чужого парня! – возмутилась Ливия.
Слава богу, Франциска уже нашла себе нового кавалера. Среди приглашённых вообще было гораздо больше мужчин, чем женщин, и вскоре Ливию с Лалагой наперебой приглашали танцевать – то ребята постарше, то какие-то моряки, и так до трёх часов ночи.
Всё это время Лалага переживала, что Контериос станет её искать. Но капитан проявлял галантность где-то в другом месте – возможно, обязанности хозяина отнимали у него больше времени, чем хотелось бы. Или, услышав о злоключениях Ирен, он решил не компрометировать Лалагу. А, может, уже просто о ней забыл – кто знает?
Ещё она очень волновалась за Тильду: та отказывала всем подряд, продолжая танцевать с одним только Джорджо, хотя в её положении смена кавалеров выглядела бы куда благоразумнее. Среди наиболее юной части отдыхающих кое-кто уже отпускал по этому поводу злобные шуточки, поскольку трёх «дикарей» с Репейного острова, приехавших на Серпентарию впервые, здесь считали чужаками, а то и захватчиками. Да и о ядовитых язычках сестёр Лопес не стоило забывать.
Но Тильда, несмотря на умоляющие взгляды кузины, без тени смущения продолжала кружиться в объятиях возлюбленного. К счастью, они не танцевали щека к щеке, не слишком прижимались и не часто смотрели друг другу в глаза, зато оживлённо общались, не обращая внимания на грохочущую музыку и шум разговоров. Всякий раз, проходя мимо них, Лалага изо всех сил старалась услышать, о чём они говорят, но ничего не получалось. Ну, зато их не мог бы подслушать и никто другой – по крайней мере, пока синьора Пау что-нибудь не заподозрит и не поинтересуется, что за кавалера выбрала на этот вечер племянница.
Глава восьмая
Но настала пора уходить. Когда доктор Пау, собрав семейство, попытался найти капитана и поблагодарить за вечер, ему сказали, что они с боцманом обсуждают на камбузе подачу коктейлей. Пришлось передать благодарности через помощника, который сперва склонился в поклоне, чтобы поцеловать руку синьоре, а затем попытался проделать то же самое и с Тильдой, но та грубо отдёрнула руку: как ни странно, она выглядела очень взвинченной.
Рано утром танкер отправится в обратный путь, а через две недели, возможно, придёт другой, с другой командой и другим капитаном.
Лалага подумала, что никогда больше не увидит Контериоса, и пришла от этой мысли в отчаяние: она ведь даже не узнала, взаимна ли её любовь.
Никто в мире не знал о них с капитаном, но это лишь делало страдание ещё более горьким. Ах, как жаль, что утром она не успела довериться Ирен! Сейчас бы поплакаться подруге, узнать её мнение... Ах, если бы только Тильда не была настолько поглощена своими собственными проблемами, если бы заметила, что и Лалага уже достаточно взрослая для несчастной любви...
Да, наверное, она сама виновата, что не взяла инициативу на себя и не сказала ему. И теперь ей нестерпимо хотелось кому-то открыться.
Наконец, закрыв за собой дверь спальни, она, преодолевая стыд, спросила кузину в упор:
– Как думаешь, капитан танкера меня любит?
Тильда потрясённо уточнила:
– Какой ещё капитан? Тот, старый? Ты что, рехнулась?
– И вовсе он не старый, а похож на Тайрона Пауэра.
– Подумать только! Знаешь, я слышала, как он говорил твоей матери, пока с ней танцевал: «У вас такая очаровательная девочка, синьора. У меня самого дочь примерно того же возраста», – а потом рассказал ей, что случилось сегодня утром в баре. «Мы, – говорит, – подыграли немного этим танцовщицам», – а твоя мать рассмеялась.
– Но... но он же назвал меня dulceridentem... – запинаясь, прошептала Лалага, раненая в самое сердце.
– Слушай, забудь ты этого слюнявого старикашку. Знаешь, что? Мужчины – редкостные негодяи.
Тут Тильда в бешенстве начала выдирать шпильки из волос, а потом, к величайшему удивлению Лалага, расплакалась.
Борясь с рыданиями, она рассказала, что провела ужасную ночь, непрерывно переругиваясь с Джорджо. А всё почему: в парне взыграла необоснованная ревность.
– Говорит, я заигрываю со всеми подряд. Только поднявшись на борт, вместо того, чтобы пойти его искать, сразу же начала охмурять этого рыжего офицера.
– А сам он что, разве не танцевал с Франциской, когда мы пришли? – возмущённо заметила Лалага.
– Вот и я то же самое сказала. До чего же он противный! Никогда его не прощу! Ненавижу его! Видеть его не хочу!
– Прости, это Джорджо тебя ревнует или ты его?
– Я бы не ревновала, но я не могу стерпеть, когда он пытается ограничить мою свободу, хотя сам любезничает с этой самонадеянной дурой Франциской, – сказала Тильда, обиженно утерев слезы тыльной стороной ладони и шмыгнув носом.
Лалагу вдруг поразила ужасная мысль: «А если бы она знала о том вечере в баре?» Права ли она, скрывая от кузины предыдущее предательство?
– Знал бы он, что с этим рыжим мы сегодня утром уже танцевали танго, танец греха! – с саркастической усмешкой воскликнула Тильда. Она бросила щётку, которой безуспешно пыталась расчесаться, и с горечью добавила: – Но теперь это уже не имеет никакого значения. Мы расстались.
– Да ладно! – удивилась Лалага. – Завтра же все ему объяснишь, и вы помиритесь.
– Не будет никаких объяснений, – снова зарыдала Тильда. – Завтра Джорджо возвращается в Плайямар.
Они всё равно собирались уехать через неделю, потому что товарищам Джорджо по палатке в августе нужно вернуться в Лоссай: их оставили на осень, и обоим придётся ходить к репетитору, чтобы подготовиться к экзаменам.
Лалага не могла поверить своим ушам: неужели Тильда думала, что их отношения будут длиться всё лето?
– Я была уверена, чтобы найду предлог заставить его остаться без них: он-то в следующий класс уже перешёл. Но Джорджо заявил, что ни дня больше не задержится на этом чёртовом острове! Они уезжают утром, с первым катером, а сейчас собирают вещи.
– Но это невозможно! Вот увидишь, он передумает.
– Нет, если Джорджо что пообещал, то сделает. И потом, я тоже не хочу его больше видеть.
Лалаге казалось, что земля уходит из-под ног, словно в каком-то кошмарном сне. Ощущение неминуемой трагедии раздавило её. Возможно ли, чтобы все несчастья случились в один и тот же день? Сперва Ирен. Потом Контериос, отрёкшийся от неё, как святой Пётр. А теперь и любовь Тильды разрушена – любовь, казавшаяся настолько сильной и прочной. Она тоже расплакалась.
– Прекрати сейчас же! – яростно приказала ей кузина. – Ты-то что ревёшь? Мы не доставим ему такого удовольствия. Пусть катится к чёрту, идиот! Не хочу его больше видеть.
– Девочки! – прошептал доктор Пау, тихонько постучав в дверь. – Хватит болтать, ложитесь.
Глава девятая
Наутро Лалага проснулась в меланхолическом настроении. Правда, она слегка смягчилась, осознав, что у них с Тильдой наконец-то есть что-то общее: обе они разочарованы и брошены.
Но кузина не собиралась ничего с ней делить – особенно главную драматическую роль. Ведь если кто-то и имел основания отчаиваться, то только она, Тильда. Только её сердце могло с полным основанием считаться разбитым. Так что печалиться – её монопольное право.
– Ты-то на что жалуешься? Не смеши!
Тщетно Лалага пыталась отстоять право на несчастье. Тильда, когда хотела, умела находить неоспоримые аргументы, так что Лалага вскоре вернулась к единственной роли, которую та ей оставила: помощницы, доверенного лица и утешительницы.
В тот день на пляж отправились позже обычного. Танкер уже ушёл, и от вчерашнего приключения не осталось никаких следов.
Ирен, разумеется, на причале не появилась, и Лалаге пришлось изобрести ещё один предлог, чтобы оправдать её отсутствие. Ей уже стало казаться, что жизнь покрылась сплошной паутиной лжи, из которой невозможно высвободиться.