Все утро она пыталась взбодрить Тильду, мрачно стоявшую в стороне:
– Вот увидишь, он передумал и решил не уезжать.
– Когда Джорджо что-то говорит, он это делает. Уж я-то его знаю, – скептически отвечала кузина.
После обеда, обнаружив, что Ирен всё ещё в плену и что на данный момент речи об её освобождении и не может быть, они взяли лодку доктора Пау и отправились ловить рыбу к Репейному острову. Тильда надела тётину широкополую соломенную шляпу и тёмные очки.
– Это на всякий случай, чтобы Джорджо не узнал меня, если вдруг не уехал. Не хочу, чтобы он решил, будто я за ним бегаю.
– Но меня-то он узнает.
– И что? Ты разве не можешь порыбачить там, где захочешь?
Подплыв к островку, они обнаружили, что палатки и след простыл.
– Ну, что я тебе говорила? – воскликнула Тильда с горечью.
Лалага уже хотела поворачивать к Портосальво, но кузина настояла на высадке. На месте лагеря ещё виднелись следы пребывания трёх друзей: кусты с обломанными ветками, раковины от мидий и моллюсков, аккуратно сложенные под куст можжевельника вместе с ореховой скорлупой и несколькими пустыми банками из-под сардин в масле... На безопасном расстоянии от иссохших зарослей репейника, который и дал название острову, в небольшой ямке в песке прятался очаг, где приятели готовили еду. Сейчас его покрывал толстый слой пепла.
Тильда с яростью, какой Лалага в ней и предположить не могла, принялась пинать и раскидывать камни, окружавшие очаг.
– И это после всего, что я из-за него пережила! – в бешенстве кричала она. – Я могла бы сейчас быть в Плайямаре, а не на этом чёртовом острове! Ела бы сейчас мороженое на набережной вместе с подругами! Ненавижу! Из-за него я всё лето проведу одна, как шажка подзаборная!
– Но есть же я, – не смогла смолчать Лалага, обиженная за Серпентарию: уже второй раз за день её называют «чёртовым островом», а ведь это совсем не так!
– И что с того? Ты мне не подруга, а всего лишь кузина.
Глава десятая
На следующий день Ирен выпустили из заточения. Лалага сразу рассказала ей историю о капитане, танцах и предательстве, получив в ответ спокойствие, внимание и сочувствие, которых так и не дождалась от Тильды.
Вот же глупость: Ирен, оказывается, вовсе не была влюблена в лейтенанта, а танго с ним танцевала, только чтобы ему угодить.
– Мне вообще не нравятся такие старики.
Так что её побили и наказали совершенно ни за что.
– В общем, хватит на этот год и мужчин, и влюблённостей! Слишком уж с ними много сложностей, – изрекла, наконец, Лалага с облегчением, пусть даже и смешанным с некоторой толикой сожаления.
Тильда, казалось, немного успокоилась. На пляже с тётей, кузенами, кузинами и семейством Ветторе она вела себе умеренно вежливо, но от сестёр Лопес старалась держать подальше, используя для этого всю свою едкость и весь свой сарказм. После обеда она снова стала в одиночку гулять по пустошам с книгой под мышкой, а закончив «Преступление и наказание», сразу принялась за другую книгу того же автора с непроизносимым именем. (Название «Униженные и оскорблённые», как считала Лалага, обещало ей вместо утешения только дополнительную порцию соли на раны.)
Единственное изменение, показавшееся её тёте подозрительным или, скорее, достойным осуждения, заключалось в том, что Тильда перестала так уж сильно заботиться об элегантности и могла три дня подряд ходить в одной и той же полосатой рубашке и шортах.
Она теперь приходила домой полдничать и после оставалась в компании близнецов, не пытаясь присоединиться к старшим девочкам. Лалага сдалась и больше не ожидала от кузины дружбы. Видимо, разница в возрасте – совершенно непреодолимое препятствие, утешала себя она. К счастью, у неё была Ирен.
Тильда же, выйдя однажды вечером с близнецами и нянями за ежевикой, своей весёлостью, остроумием и дружелюбием совершенно завоевала сердце Зиры. Теперь младшая из нянь ловила каждое её слово, копировала её причёски и даже попросила одолжить какую-нибудь лёгкую книгу, чтобы почитать, когда Пикка и Тома отдыхают после обеда.
Форика, напротив, по-прежнему смотрела на Тильду с подозрением и недоверием. Оставшись наедине с сестрой, она предостерегла её против «этой бесстыжей облизяны». Под «облизяной» она, конечно, имела в виду обезьяну, что ужасно возмутило Зиру, пламенно защищавшую объект своего обожания.
Так прошла ещё неделя. Близился конец июля. У некоторых отдыхающих скоро закончится отпуск, они вернутся на «большую землю», а им на смену придут другие семьи, которые поселятся в тех же домах. Но большинство всё-таки останется на Серпентарии до конца лета.
Однажды вечером, уже устроившись в кровати и погасив свет, Тильда вдруг повернулась к Лалаге и тронула её за плечо:
– Мне нужно тебе кое-что сказать.
– Ну скажи.
– Тебе скоро придёт письмо. От Джорджо.
– Ты с ума сошла?
Тильде пришлось нырнуть под простыню, чтобы подавить смешок.
– Разумеется, оно для меня. Ты должна отдать его мне, не открывая.
– Не понимаю. Почему это я его получу?
– Тьфу ты! Почему бы тебе его не получить? Он же не может написать мне, иначе твоя мать что-нибудь заподозрит. Допустим, она его перехватит, откроет и прочтёт. И всё узнает.
– Что – всё? Вы разве не расстались?
– Расстались. Но теперь снова помирились.
– Как так?
– Я ему написала и извинилась. Сказала, что прощаю его за Франциску. Смотри, Лала, теперь я знаю, что он меня любит, и не собираюсь больше его отталкивать. Мы просто обязаны помириться. Так что позавчера я написала ему письмо, и он, конечно же, ответит в понедельник. Я посоветовала ему указать на конверте твоё имя, а в качестве отправителя Сандру Паскуали – кажется, так зовут ту твою одноклассницу, что по воскресеньям заходит за тобой к бабушке, чтобы вместе сходить в кино?
– Сандра мне никогда не пишет. Она не моя одноклассница и вообще не из интерната.
– Разумеется. Мне просто был нужен кто-то из Лоссая. Если Джорджо подпишется Мариной или Авророй, твоя мать увидит штемпель и поймёт, что что-то не так.
– Но она же заметит, что почерк мужской!
– Я сказала, чтобы адрес написала его сестра.
В общем, Тильда подумала обо всём. Разве что спросила разрешения Лалаги не ДО того, как вовлечь её в этот новый обман, а ПОСЛЕ того, как пути назад у кузины не осталось.
Глава одиннадцатая
К счастью, письмо от Джорджо пришло вместе с двумя другими, тоже адресованными Лалаге. Одно снова было от Марины, другое – от Джанны Черри, которая в общей спальне «Благоговения» спала рядом с ней. Почтальон приходил, пока все были на пляже, и Аузилия положила их Лалаге на комод.
Лалага обнаружила их первой: Тильда во дворе ещё споласкивала волосы пресной водой из кувшина. Ей даже захотелось вскрыть конверт со штемпелем Лоссая, а потом сказать, что сделала это по ошибке, но она сдержалась, потому что дала обещание. И отчасти потому, что знала: Тильда устроит из этого целую трагедию.
В ожидании кузины Лалага стала читать письма от подруг: как обычно, ничего интересного. Или, может быть, это только так казалось с тех пор, как её саму стали занимать взрослые темы, дававшие острое ощущение риска и опасности.
Тильда, получив конверт, прижала его к груди, а потом поцеловала.
– Выйди, я хочу прочитать его в тишине.
– Но ты мне всё расскажешь.
– Знаешь, ты что-то слишком любопытна! Брысь!
Правда, чуть позже она всё-таки не смогла справиться с чувствами и, отведя Лалагу в сторону, пересказала ей письмо. Джорджо не только принял предложение помириться, но и извинился за свои подозрения. Он торжественно объявил, что ревновал без причины, что Франциска Лопес – наглая идиотка, что ему вообще не нравятся брюнетки, особенно кудрявые... Короче говоря, что единственная женщина в его жизни в прошлом, настоящем и будущем – это Тильда.
– Он хочет, чтобы я ответила как можно быстрее, и обещает писать мне каждый день. Так что будь готова получить много писем от своей подруги «Сандры».
Через три дня и впрямь пришло второе письмо со штемпелем Лоссая. Почтальон принёс его сразу же после обеда, когда Тильды не было дома. Лалага с Ирен сидели на крыльце и вклеивали в альбом новые карточки актёров. Теперь её подруге нравилась американка, светловолосая, слегка слащавая блондинка по имени Дебби Рейнольдс.
– Кто тебе пишет? – спросила Ирен заинтересованно.
– Сандра Паскуали, – смущённо ответила Лалага, торопясь убрать письмо в карман.
– Кто такая Сандра Паскуали? – Ирен не помнила, чтобы её подруга хоть раз говорила о девочке с таким именем. – И почему ты даже не открыла письмо? Не хочешь читать?
– Потом, – сказала Лалага – там наверняка одни глупости. Сандра с нами не учится, она вообще довольно глупая.
Ирен удивлённо посмотрел на неё:
– Если вы не подруги, зачем переписываетесь?
– Не знаю.
– Тогда давай, прочти, и я узнаю.
– Сейчас не хочу.
– Я тебе не верю. Ты покраснела, когда узнала почерк. Лалага, зачем ты мне врёшь? – пылко спросила Ирен. – Я же всегда говорю тебе только правду.
Лалага снова покраснела от стыда и смущения. Но она не могла предать кузину.
– А вдруг Сандра пишет мне что-то, чего ты не должна знать?
– Так прочти, – настаивала Ирен, – а потом решишь, должна я это знать или нет.
Почувствовав, что прижата к стенке, Лалага, вместо того чтобы сердиться на Тильду, которая и поставила её в это безвыходное положение, разозлилась на подругу:
– Послушай, ну, что ты пристала? Ведёшь себя, как сплетница какая-то!
Оскорблённая Ирен вскочила на ноги.
– Я поняла, – сказала она с горечью. – Я заметила это уже некоторое время назад, но не хотела верить. Ты меня больше не любишь. Уехав в Лоссай, ты изменилась. Может, стыдишься меня, потому что я-то учёбу бросила. Наверное, думаешь, что когда я вырасту, стану невежественной швеёй, как тётя Чичита.