В конце концов синьора Пау сдалась: старшая дочь была её любимицей. К счастью, Саверио и близнецы отлично ладили с детьми Ветторе. А в этом году, с приездом Тильды, может, и сама Лалага не будет настаивать на своей вечной спутнице.
Наконец первого июля пришла телеграмма от тёти Ринуччи: Тильда покончила с экзаменами, перешла в следующий класс и завтра с утренним катером прибудет на Серпентарию.
Глава третья
Тильда приехала одна под присмотром капитана катера, друга отца. С собой она привезла два больших и ужасно тяжёлых чемодана.
– Что у тебя там, камни? – рассмеялся доктор Пау, пришедший встретить её на пирс в сопровождении возбуждённых от любопытства детей.
– Книги, – лаконично ответила племянница.
Но это было не так. Во всяком случае, не совсем так. В комнате, отказавшись от помощи нетерпеливо суетившейся Лалаги, Тильда распаковала багаж и переложила в шкаф и комод огромное количество одежды и обуви – слишком большое для спартанской жизни на Серпентарии, где дети обоих полов ходили в одних только купальниках, футболках и шортах.
Купальников у Тильды оказалось целых четыре: три закрытых и один раздельный, очень смелый. Также наличествовало: три юбки (две плиссированных и одна с жёстким кружевным подъюбником); три длинных платья; большое количество шорт, рубашек и блузок; четыре или пять шерстяных свитеров; длинные брюки (холщовые и вельветовые); ветровка; сандалии, сабо, балетки, туфли на завязках с джутовой подошвой, золотистые кожаные мокасины... Лалага не верила своим глазам: когда и где кузина будет носить всю эту красоту? И что скажут другие отдыхающие? Лопесы, конечно, умрут от зависти.
А ведь месяцем раньше Лалага, рассуждая о вероятности дружбы с Тильдой на Серпентарии, совершенно упустила из виду Аннунциату и Франциску Лопес, пятнадцати и тринадцати лет, – самый подходящий возраст. Правда, сейчас, хорошенько подумав, она уже не боялась соперниц: те всегда отличались злобой, высокомерием и тщеславием, поэтому чужаков в свою компанию никогда не принимали, а Тильда была слишком умна, чтобы увлечься столь легкомысленным обществом. Все знали, что у сестёр Лопес отвратительные оценки в школе, поскольку они думают только об одежде да о мальчиках. На каникулах их ни разу не видели с книгой в руках, а семейство Тильды слыло интеллектуалами.
Вот и сейчас под горой одежды в чемодане обнаружилась добрая дюжина книг – все для взрослых, как заметила Лалага, – хотя этого можно было ожидать: осенью её двоюродная сестра пойдёт в гимназию.
– Ладно, теперь я хочу принять душ, – заявила новоприбывшая, закрыв последний ящик комода. – Я вся липкая. Где у вас ванная?
«Как она может не знать?» – изумилась про себя Лалага. Марини в Лоссае не переставали жалеть «бедную Франку», страдавшую без водопровода. Но Тильда, конечно, всегда витала в облаках и ни разу не соизволила услышать других.
– У нас нет ванной, – начала Лалага смущённым тоном.
– А где же вы моетесь? – воинственно поинтересовалась Тильда. – В раковине на кухне, как нищие строители?
– Ты можешь принять душ во дворе, но постарайся сильно не тратить воду. Танкер придёт только через две недели, а наши баки уже наполовину пусты.
Тильда презрительно расхохоталась:
– Всё лучше и лучше! А туалет-то у вас есть? Или справляете нужду прямо в море?
Глава четвертая
Чувствуя чуть ли не личную ответственность за происходящее, Лалага наскоро объяснила кузине систему обязательного сбережения пресной воды, принятую во всех домах Серпентарии.
В доме было два бака: один, с дождевой водой, которую можно пить, – за дверью в кухне (воду оттуда, как для питья, так и для приготовления пищи, черпали оцинкованными вёдрами); второй, во дворе, каждый месяц зимой и каждые пятнадцать дней летом их наполняли при помощи большого прорезиненного шланга из подходившего к берегу танкера. Этой водой пользовались для мытья, стирки и уборки. При необходимости её тоже можно было пить, но только предварительно вскипятив. (В доме Пау, к возмущению всей прислуги, кипятили и дождевую воду – эта избыточная чистота была обусловлена прихотью хозяина, до смерти боявшегося микробов.) На каждого из членов семьи в день выделялся всего один кувшин, стоявший в спальне, на мраморной полке с широким круглым отверстием для кованого медного таза-умывальника. Чтобы умыться, в таз наливали немного воды, которую после использования спускали через клапан в подставленное ведро.
Когда ведро переполнялось, его относили в туалет – крошечную будочку в глубине двора, потому что в туалете всегда нужен запас воды, чтобы смыть за собой. Использовать для этого чистую воду было бы непростительным расточительством. При необходимости в туалете пользовались и морской водой – её носили вёдрами из бухты ниже бара Карлетто, той самой, где Лугия, кухарка, пристроившись на камушке, обычно чистила рыбу.
Можно было помыться и в море, но только специальным мылом, которое почти не пенилось (его выменивали на американских кораблях). Но кожа после него становилась сухой и раздражённой, как у потерпевших кораблекрушение.
Во всех домах на острове грязную, но не мыльную воду (например, ту, которую использовали для мытья пола или чистки овощей) тоже сохраняли: ей поливали цветы в горшках и грядки во дворе.
– Короче, здесь не тратят впустую ни капли, – насмешливо произнесла Тильда, прослушав объяснение до конца. – А пипи? Их тоже используют каким-нибудь заумным способом?
К счастью, кузина расхохоталась, и Лалага с облегчением поняла, что это шутка.
В итоге Тильда решила помыться из кувшина в спальне. Она сняла платье, оставшись в трусах и бюстгальтере. Тело её ещё не стало по-настоящему женским: бедра, например, выглядели куда уже, чем у той же Аннунциаты Лопес. Да и бюстгальтер оказался поддерживающим, на косточках.
– Чего уставилась? – возмутилась Тильда, поднимая руки, чтобы откинуть волосы и завязать их сзади. В подмышках у неё росло два кустика светлых волос. – Я же сказала: мне ничего не нужно. Почему бы тебе не пойти поиграть с другими малышами?
«Я же не малыш», – хотела ответить Лалага, но не смогла набраться смелости и вышла поджав хвост – униженная и обиженная.
В гостиной Пикка и Тома забросали её вопросами о «новой кузине». Даже Зире и Форике было интересно узнать, что в этих тяжеленых чемоданах. Но Лалага грубо оборвала их:
– Займитесь своими делами! – и пошла в бар, чтобы найти Ирен и разделить с ней разочарование.
Глава пятая
Вторая половина дня прошла без достойных упоминания происшествий, разве что после обеда Тильда не легла, как все, подремать, а вышла из дома с книгой под мышкой:
– Пойду прогуляюсь.
– В такой час у тебя приключится солнечный удар, – сообщила ей тётя безразличным тоном, давая понять, что вмешиваться не собирается.
– Шляпу надену.
Бирюзовая холщовая шляпа очень ей шла. Лалага не осмелилась попроситься в компанию: она не была готова ко второму отказу, поэтому решила вооружиться терпением и подождать, пока Тильда сама не сделает первый шаг. Оставалось надеяться на ночь: Лалага надеялась, что в общей кровати кузина сдастся и поделится с ней своими секретами. И в первую очередь – причиной ссылки на Серпентарию.
Ирен тоже была убеждена в том, что в подобных обстоятельствах дружбы между сёстрами не миновать.
Но в самый судьбоносный момент Тильда, которая после полдника отказалась поплавать вместе с остальными на яхте, а осталась с книгой на крыльце, попросту повернулась спиной к своей соседке по кровати, улеглась на бок и, даже не пожелав ей спокойной ночи, снова принялась читать при свете свечи на прикроватном столике. Читала она серый томик из «Всеобщей библиотеки Риццоли», озаглавленный «Преступление и наказание» – судя по ширине корешка, не меньше четырёхсот страниц. А ведь это был только «первый том»!
Лалага тихонько кашлянула, чтобы привлечь внимание Тильды.
– Слушай, я не понимаю, почему...
– Заткнись, пожалуйста, – холодно ответила та. – Дай мне почитать спокойно. И не ворочайся. Я не привыкла спать с кем-то ещё, так что смотри, если ночью начнёшь ворочаться или храпеть, я дам тебе пинка и сброшу на пол.
Лалага вздохнула и сдвинулась на край матраса, чтобы уж точно не помешать.
На следующий день за завтраком Тильда объявила тёте, что и сегодня не собирается с ними на пляж, а останется читать дома.
– Я могу составить ей компанию, – немедленно предложила Лалага.
– И не мечтай! – холодно ответила синьора Пау. – Я не собираюсь мириться с вашими капризами. Тильда поедет с нами, иначе что это за отдых? Идите переоденьтесь в купальники и не забудьте полотенца.
Когда она говорила в таком тоне, спорить с ней было невозможно, поэтому Тильда молча собрала соломенную пляжную сумку и, присоединившись к компании, начала спускаться к причалу.
Лопесы не удостоили новоприбывшую даже взглядом, она ответила им столь же глубоким безразличием. С Джиджи и Андреа Ветторе, которые поздоровались и попытались, особенно старший, завязать разговор, Тильда перемолвилась парой слов, а после устроилась на носу яхты, где и просидела, не раскрывая рта, всю поездку. Синьора Пау иногда посматривала на неё и поджимала губы.
Добравшись до пляжа, Тильда расстелила своё полотенце как можно дальше от зонтиков, улеглась на живот и раскрыла всё ту же книгу. В одиннадцать она поднялась и пошла купаться: вбежала в воду и без колебаний поплыла, широко загребая и все больше отдаляясь от берега.
– Мама, смотри! Она уже далеко. А если ей станет плохо? А если она утонет? – забеспокоилась Лалага.
– Оставь её в покое. Ты что, не понимаешь: чем больше внимания мы обращаем на твою кузину, тем больше ей потакаем?
Анна Лопес расхохоталась.
– Конечно, в этом возрасте они так высокомерны, – бросила она.
– У Тильды решительный характер, она по натуре бунтарь, – смущённо пояснила синьора Пау. – Сестра просила меня не придираться к ней по мелочам, иначе будет только хуже.