– Занять круговую оборону! – крикнул я.
Раз нежить вокруг нас, то вокруг и будем обороняться. А я все же посмотрю, что там такое. Кстати, после смерти твари туман начал быстро развеиваться, словно где-то включилась мощная вытяжка. Обезьяна его напустила? Очень может быть: ведь природную магию, данную существу от рождения, я не умею ощущать. Вот и не ощутил. Границы зоны видимости начали постепенно раздвигаться, лучи фонарей достигали все дальше и дальше, равно как ярче становился свет, падающий через световодные колодцы. Они же были и вентиляцией, судя по всему, только неэффективной.
– Пошли посмотрим, – услышал я над ухом и вздрогнул.
Ну что за манера у тифлингессы так бесшумно приближаться? Неприлично. Некультурно. Но с другой стороны, я уже не раз убеждался, что смотреть на новую потенциальную опасность лучше вдвоем с Лари, чем без нее. Вот мы и пошли – я с ружьем, а она с карабином на изготовку – в темноту, туда, где должны быть стены зала. Но вместо стен лучи фонарей высветили массивную стальную решетку, украшенную символами Солнца. Но никакой магии, и замки вполне обычные, под ключ. А за решеткой… за решеткой были тюремные камеры, узкие, утонувшие в глубине массивной стены и такими же стенами между собой разделенные.
Некоторые из камер были пусты. А в некоторых были… люди? Нет, не люди. В некоторых были вампиры, ослабевшие, отощавшие от бескормицы, похожие на очень бледных людей, которых морили голодом по нескольку недель. Мужчины и женщины, все одетые в серые, грязные балахоны с капюшонами, напоминающие клобуки монашеских орденов. Все выглядели безразличными ко всему, на нас даже никто не смотрел, кроме одной вампирши, выглядевшей посвежей и поздоровей других. Видать, недавно сюда угодила. Из пришлых вампирша, совсем молодая, в смысле и обращена недавно, да и, когда обращали, ей не больше восемнадцати было.
Мы встали напротив ее камеры, глядя на нее и не говоря ни слова. Она попыталась привстать с каменного ложа, но свалилась назад – на нее еще и ошейник был надет, от которого цепь вела к стене. И не простой ошейник – рунный, наверняка для того, чтобы ее смирять можно было.
– Кто вы? – разлепив сухие губы, спросила вампирша.
– Неважно, – ответила Лари. – Кто ты?
– А это разве теперь важно? – невесело усмехнулась та. – Узник. Не знаю чей, не знаю зачем.
– Как ты сюда попала? И откуда? – спросил я.
Вампирша помолчала пару секунд, затем пожала плечами, как будто говоря: «Да что теперь терять?» – и сказала:
– Я из Царицына. У нас там было гнездо. Но как оказалась здесь – не спрашивайте, понятия не имею. Очнулась на каком-то столе, голая и привязанная. Потом мне дали эту одежду… – раздраженно тряхнула полой балахона, – и приволокли сюда, приковали.
– Давно?
– Не знаю, – пожала та плечами. – Здесь нет времени. Раз давали кровь, совсем немного. Не хотят, чтобы мы ослабели окончательно, наверное. Но и стать сильнее не дают, посмотрите на остальных.
– Кого ты видела?
– Слуг, в масках. И колдуна, очень сильного, даже страшно стало.
Вот это уже интересней. Мы тут, знаете ли, одного колдуна разыскиваем – сильного, аж страшно.
– Расскажи о нем.
Она чуть улыбнулась:
– Зачем? Разве вы меня отпустите? Если я не ошибаюсь, у господина на шее бляха охотника: я для него добыча.
Она не сказала «мы», она сказала «я». Все верно: вампиры без гнезда неспособны думать о ком-нибудь, кроме себя самого.
– Отпустим, почему нет? – пожала плечами Лари. – Вампиром больше, вампиром меньше…
– Отпустим, – кивнул я. – Мы не за тобой пришли. Правда, выбираться будешь отсюда сама, помочь ничем не сможем. У нас свои дела.
– А это?
Тонкие, бледные пальцы вампира коснулись ошейника. Тот откликнулся едва заметной магической вспышкой. Явно модификация обычного рабского ошейника, только не душит, а что-то другое делает. Для нашей колдуньи – раз пальцами щелкнуть.
Я обернулся к Маше, жестом пригласил подойти, что она и сделала. Показав через решетку на ошейник, я спросил ее:
– Сломать сможешь?
– А стоит? – с сомнением протянула она.
– Ну решетку же мы не открываем, – пожал я плечами с показным равнодушием. – Не договоримся – пусть дальше сидит, уже без ошейника. Решетка крепкая, замки надежные, открыть все равно не сумеет.
– Думаешь? Ну ладно.
Хлопок в ладони – и тот для внешнего эффекта, – краткое заклинание, луч Силы – и толстый ошейник со звоном осыпался на пол. Старая бронза разлетелась на куски как стекло под молотком. Вампирша испуганно подпрыгнула, схватилась за шею, но быстро успокоилась и с подчеркнутой благодарностью поклонилась Маше:
– Благодарю.
– Без проблем, – ответила колдунья. – А теперь говори, а то останешься в клетке.
Вампирша сделала шаг к решетке, оплела ее ржавые прутья пальцами.
– Выход там. – Рука в широком рукаве просунулась между прутьями и указала куда-то в темноту. – Нас приводят оттуда. Там лестница, за ней стальная дверь. За дверью охранники. Потом еще одна дверь, за которой круглый зал с несколькими комнатами. Я была только в одной, она похожа на камеру пыток, но это не она. Там чувствуется Сила. Много Силы.
– Что про колдуна? – задал я самый важный вопрос.
– Сильный. Из пришлых. Худой, спокойный, даже равнодушный. Он осмотрел меня, сказал «годится», после чего меня увели в камеру. Больше ничего не знаю.
Пантелей. Точно он, все совпадает. И интерес к вампирам, и то, что она из Царицына, и вообще все. Нельзя так ошибиться – он это. Только бы в замке был, не уехал никуда. Обидно будет разминуться. О том, что может случиться с нами, если мы не разминемся, думать не хотелось.
– С того раза его еще видела? Здесь он сейчас?
– Откуда мне знать? Заперли меня – и забыли.
– Женщину молодую не видела? – спросила Маша. – Молодая, худая, высокая, длинные светлые волосы.
– Нет, никого больше не видела, – покачала головой вампирша.
– Вас так и держат здесь? – опять вступил я в разговор.
– Иногда уводят. Слуги эти самые. Обратно никто не возвращается.
– Слуги – люди?
– Нет, – слегка усмехнулась она. – Когда меня сюда тащили вдвоем, я даже брыкнуться не могла. А их двое было. Сами подумайте, смогли бы люди? Да и вообще они какие-то странные.
– Чем?
– Тяжелые очень, – задумчиво сказала вампирша, прищурившись и словно анализируя впечатления. – Я одного оттолкнуть ухитрилась что есть сил, а он только на пару шагов отступил. И такое впечатление было, что статую толкаю.
После этих слов Маша, Лари и я дружно переглянулись. Что-то это все очень напоминает. А Маше так особенно.
– Ну что, откроете дверь? – нетерпеливо спросила пленница, побарабанив пальцами по прутьям решетки.
Затянутая в черную перчатку рука Лари метнулась к ней, вцепившись в волосы, вдавила лицом в решетку, причем ловко так, как раз меж двух знаков Солнца. На палец в сторону – и ожог до конца вечной жизни. Черты красивого лица снова заострились, показались клыки, засветились глаза. В голосе опять послышалось сдержанное рычание:
– Если хоть шаг сделаешь без разрешения – отрежу голову. Поняла?
С последними словами Лари так сильно прижала жертву к прутьям, что я даже слегка испугался за ее лицевые кости. А та заметно перетрусила, что для вампиров совсем не характерно. Почуяла силу. Ничего, ей полезно. Отпускать все равно придется, раз обещано: за обещаниями боги следят, – но вампиры такой народ подлый, что доверять ей страшновато. Души нет, внутри пустота, могут что угодно сотворить.
– Да поняла я, поняла! – аж взвизгнула вампирша, стараясь вырваться и понимая, что не получается.
Верно, молодая вампирша демонессе по силе не соперник. Дорасти еще надо.
– Обезьяна, что мы убили, за тюремщика была? – спросил я.
– Да, он клетки охранял! – уже проскулила пленница. Лари с силой оттолкнула кровососку назад – так, что та отлетела к задней стене камеры и изрядно приложилась затылком. Но ничего, сразу вскочила, вид одновременно испуганный и злой.
– Посиди пока, – сказал я и направился назад, к гномам, которые стояли с настороженным видом возле туши убитого чудовища.
Кстати, тварюгу эдакую вообще стоит рассмотреть, я таких еще не видел. Вон какой топор валяется на полу, – значит, еще и разумное оно было. Подошел вплотную, чуть не задыхаясь от отвратной вони, присел на корточки. Самая натуральная обезьяна. Только очень большая, под тонну весом, наверное. Низкий лоб, маленькие глазки, огромная пасть, толстый череп, шерсть как войлок, как перепутанный конский волос даже – броня настоящая. И плотоядная, по всему видать, – зубы, когтищи… и насекомые!
Я прыжком отскочил назад, увидев великое множество вшей. Спутанная шерсть обезьяны шевелилась как живая от сонмов насекомых, под ней ползающих. Сейчас труп станет остывать, и вся эта армия начнет экспансию на окружающих теплокровных, вознамерившись найти себе новое пристанище поуютней и потеплее. Так что нечего слишком приближаться. И все же…
– Балин, как ты это назвал? – спросил я у меняющего диск в пулемете гнома.
– «Ночным гостем» я его назвал. Не слыхал про таких? – спросил он.
– Нет, – покачал я головой. – А должен был?
Пулемет был заряжен, а пулеметчик настороженно огладывался по сторонам. Кстати, держал его Балин уже с некоторой нежностью, – видно, своим посчитал, вместо незаметно покинутого карабина. Ну и правильно, даже этой обезьяне от его стрельбы досталось: вон кровь сквозь шерсть до сих пор с груди на пол стекает.
– Ну если ты охотник, то знать бы не помешало, – наставительно сказал гном. – Хотя в этих краях они не водятся, они на самом севере, под Медвежьими горами, обитают. Там, где клан Байри Молота живет. Очень мерзкие, понимаешь, твари.
– Что так?
– Живут в пещерах, туман наводят, а сблизи еще и морок. А силы как у тролля. Часовых воруют и едят, на рудокопов нападают – беда с ними, в общем.
– Разумные? – уточнил я.
А то мало ли. Может, дрессировкой научили топором махать…