Баронский дружинник сзади чуть не навалился на меня, дыша мне прямо в затылок. Гном незаметно из-под косматых бровей глянул на него. Значит, и вправду тот ведет себя неправильно, но оборачиваться не буду ― гном, кажется, все понял.
Моя рука скользнула в подмышку, где в наплечной кобуре висел «кольт». Пусть все видят, что я свой револьвер не трогаю. А пистолет у меня с патроном в патроннике, хоть и не на боевом взводе. И предохранитель снят. Не пользуюсь я предохранителем: просто спускаю курок с боевого взвода. Умеющему это не помеха, зато стрелять можно сразу, как из револьвера. Незаконно скрыто носить пистолет, но мне можно ― я при исполнении.
Пальцы легли на теплую от ношения на теле резиновую рубчатую рукоятку. Я даже как будто ощутил запах оружейной смазки, идущий из-под куртки. Так всегда бывает, когда ты словно ощущаешь оружие не только телом, но и всей своей астральной проекцией, душой, сознанием. И знаешь, что начнешь стрелять ― и не промахнешься.
На лестнице появился еще один человек, в черном клобуке монашеского ордена Созерцающих. А это как могло случиться? Созерцающих запретили везде, и попадись такой на глаза патрулю ― уже на гауптвахте сидел бы и судью ждал. А завтра уже висел. Наверняка наверху, в кабинетах, переоделся. А значит, в кабинетах те, кто планирует заварухой командовать. Зря он переоделся заранее. Зря. Теперь мне и улик не надо ― достаточно на его амулет из круга с тремя направленными вниз остриями глянуть. Даже дети знают, что люди с таким амулетом вне закона.
Я гному прошептал:
― Который за мной.
― Понял, ― буркнул тот.
Дружинник продолжал сопеть мне в затылок, но смотрел сейчас не на меня. Наверняка сигнала ждал. А сигнала-то, пожалуй, и не будет. Откуда знаю? А вот откуда!
Я выхватил пистолет из подмышки, вытянул руку с ним над левым плечом гнома, наведя оружие в лицо чернорясному, и дважды нажал на спуск. И словно весь мир замер в моем мозгу. Я даже успел заметить полет по дуге двух блестящих гильз из облачка дыма, затыльник рукоятки дважды же увесисто толкнулся в ладонь. Пулям лететь было метров шесть, не больше, и они попали туда, куда я и ожидал ― в лицо Созерцающему, превратив его в красное облачко. А слева от моей головы со страшной скоростью пролетело что-то темное, и за спиной послышался треск ломающихся под могучим кулаком лицевых костей.
Я спиной почувствовал, что за мной больше никого не оказалось, шагнул чуть правее ― и на глазах остолбеневшего от такой неожиданности скопления головорезов всадил пулю в затылок кабатчику Пню, а затем еще две ― в лицо ошалевшему от неожиданности рыцарю. Все произошло так быстро, что тело едва начавшего падать Созерцающего не успело свалиться на барона в коричневом мундире, а тот уже умер.
И вдруг время как будто ускорилось, взорвавшись мельканием и суматохой вокруг нас.
― Наверх! ― заорал я и рванул вперед, к близкой лестнице, высадив веером оставшиеся три пули из магазина в ближайших к нам противников, оставив один патрон в патроннике, не глядя даже на результат.
Гном, уже выхвативший свой револьвер, рванулся за мной, попутно могучим ударом отправив собирать столы по залу еще кого-то, подвернувшегося под руку. А я перемахнул через стойку, присел за ней, выбросив пустой магазин из рукоятки и вбив на его место полный, с восемью увесистыми латунными патронами.
Рядом со мной с грохотом приземлился тяжеленный гном ― так, что доски пола содрогнулись, свалился набок, чуть не выронив револьвер. Бойцы они отличные, а вот гимнасты ― так себе. Бывают и получше ― вот я, например.
И сразу полки у нас за спиной взорвались брызгами бутылочного стекла вперемешку с алкоголем ― обратка пошла. Ударили со всех стволов. В переднюю стенку стойки как будто молотки забарабанили, затем полки обрушились. Никто не знал, что в кабаках городков стойки делают из такой толщины бруса, чтобы никакая пуля, кроме винтовочной разве что, пробить не могла. А то куда кабатчику в случае проблем прятаться?
А это что? Подарок! Прямо у меня перед глазами на полке лежал пятизарядный помповик «таран», без приклада и с укороченным стволом. Ай да Пень, ай да молодец! Вот за что спасибо так спасибо. Сам бы тебе об этом сказал, если бы несколько секунд тому назад не вогнал тебе пулю в затылок.
Я схватил дробовик с полки и сунул гному. Я-то и со своим короткостволом справлюсь, а вот гномы стрелки вроде гимнастов ― тоже так себе. А дробовик его в тесноте кабака снайпером сделает ― лишь бы мне кучку картечин в задницу не вогнал от переизбытка эмоций.
Что-то с грохотом ударилось в стену над нами, а затем упало на пол прямо передо мной. Рубчатый корпус в «рубашке», но без длинной деревянной ручки. ГОУ-2, знакомая до боли. Как я успел ее схватить и перебросить через стойку ― я сам не понял. Но когда она рванула в воздухе по ту сторону нашего укрепления, осыпав зал осколками, я заорал: «Вперед!» ― подскочил, как на трамплине, и рванул к лестнице наверх, слыша прямо за спиной паровозное сопение Орри Кулака.
А в зале орали на разные голоса. Кто от ярости, кто от боли, кто от отчаяния. Наша выходка спутала все карты, направила ярость присутствующих из конструктивного русла общей идеи захвата городка и форта Пограничный ― а что они могли еще придумать? ― с последующим грабежом на острое желание разорвать нас на мелкие кусочки, и если возможно, то голыми руками и живых.
Мы, перескочив через трупы колдуна и рыцаря, взлетели по деревянным ступеням и успели заскочить в дверь сбоку до того, как целый рой пуль взлохматил бревна в стене, которой завершался лестничный марш.
Прямо в коридоре я напоролся на какого-то стрелка из «вольных рот», с желтым платком, намотанным на шею поверх старого сипайского мундира. Он смотрел на меня вытаращенными глазами, явно не понимая, что происходит. Сюда никто не сообщил, что командиры уже покинули эту юдоль скорби и находятся на пути в сферы горние, а скорее ― в нижние планы бытия. И что стрельба была сначала по ним, а не наоборот, как планировалось.
Пока он пытался провести оперативный анализ обстановки, я всадил ему пулю в лоб, и его швырнуло на бревна, прямо на пятно мозгов и крови, вылетевших из его же затылка. Он, заваливаясь набок, осел на пол. А я опустился возле него на колено, направив пистолет на дверь, откуда, как я и ожидал, выскочил еще один наемник, убил его выстрелом в лицо и еще двумя пулями в середину груди свалил какого-то оруженосца в кольчуге, выбежавшего следом. Оба упали обратно в дверь, а я решил не терять времени, дожидаясь, пока в комнате разберутся, что к чему, ворвался внутрь, перепрыгнув через тела. И встретился с совершенно обалдевшими взглядами троих людей, сидевших за столом, на котором на треножнике стоял сияющий хрустальный шар.
Но разглядывать было некогда, я бегло выпустил в них остаток магазина. Они повалились на пол и затихли в растекающихся лужах крови. Всех прошило насквозь, никто не успел среагировать. Я мельком глянул на них. Двое были из Созерцающих, а еще один ― в плаще из шкуры виверны, на поясе кобура с дорогущим «аспидом», как у нашей Лари. Пуля угодила ему в середину лица, скрыв теперь его черты под кровавой маской. Лишь длинные светлые волосы рассыпались по полу и сейчас медленно пропитывались кровью. Кто это, интересно? Не из крестьян явно.
В коридоре бухнуло ружье, и кто-то покатился, громыхая, по крутой лестнице на первый этаж. Так просто к нам сейчас не войдешь ― придется подставляться под пули перед дверью, а дверь одна, и возле нее гном с двенадцатым калибром. Снова загрохотали выстрелы с первого этажа, пули заколошматили в стену, выбивая облака щепок. И гранату к нам толком не закинешь. А если закинуть исхитрятся, то нам укрыться без проблем.
Кстати о птичках: патронов мало. Пистолет пустой, шесть патронов в револьвере, и еще два скорозарядника в куртке. Я присел и выдернул из кобуры у свалившегося оруженосца «чекан» триста пятьдесят седьмого, с длинным, аж тридцатипятисантиметровым, стволом. Извращенец. Еще шесть патронов. Похлопал его по карманам и обнаружил в одном из них еще двенадцать патронов россыпью. И то хорошо! А это что в подсумке? Вообще замечательно ― приклад приставной для него. Можно из длинного «чекана» мини-карабин сделать. Сгодится. Я сунул приклад вместе с подсумком себе за пояс.
Затем подскочил к убитому в дорогом плаще, вытащил у того из кобуры пистолет с костяной, инкрустированной золотом рукояткой и затвором из дымчатой стали. На раме компенсатор отдачи ― точно пижон бестолковый. Пистолет меткий, но деньги девать человеку было явно некуда: ведь такой пистолет на машину поменять можно. А можно вычислить владельца ― штучная работа; гномы переделывали. На поясе в маленькой сумочке нашлись целых два запасных магазина к «аспиду», по тринадцать десятимиллиметровых патронов в каждом. Отлично, потом в свои перещелкаю. Этот пистолет сунул в один карман, а магазины затолкал в другой.
Из коридора опять грохнул выстрел, раздался чей-то отчаянный вопль, грохот катящегося по ступенькам тела, а затем звук открывшейся двери. После чего Орри Кулак проревел:
― Старейшина Рарри! Старейшина Рарри!
― Чего орешь? ― послышался еще один басистый голос.
Я осторожно выглянул в коридор, и на меня быстро направили ствол «сорок четвертого». Любят гномы этот калибр. Я тоже, впрочем. Я мило улыбнулся и сделал ручкой.
― Свои! ― крикнул Орри, показав на меня рукой. ― Вот это ― свои!
― Дверь держи! ― крикнул я ему, затем спросил у второго гнома, еще более кряжистого, чем мой собутыльник, с седыми волосами в заплетенной в косички черной бороде:
― Кто еще на этаже?
― Сидят какие-то в последнем кабинете. А больше никого.
Толстая короткая рука указала в конец коридора, а поползшие вверх брови показали, что он не знает, как классифицировать сидящих в том самом кабинете.
― Много их?
― Троих мы видели.
«Мы» означало еще двоих могучего вида гномов, вышедших из двери следом за старейшиной. Оба в кольчугах, оба вооружены, один ― револьвером, а второй ― «маузером» без приклада. Он выглядел бы с ним очень воинственно, если бы не забыл снять с шеи повязанную салфетку, угвазданную пятнами соуса.